— Свечи! Свечи! Он подожжет дом! Он сгорит, о Боже, сгорит заживо!

Полицейские и пожарники к тому времени кое–как разогнали толпу, чтобы подогнать машины поближе к дому. Лейтенант пожарных и полицейский капитан расспрашивали Гримсонов, но в ответ получали лишь истеричные, невнятные возгласы. Впрочем, Джим на пороге был виден всем.

— Свихнулся парень, совсем крыша поехала, — сказал капитан.

Вскоре в доме вспыхнул еще один огонь.

— Пожар! Пожар! Бога ради, спасите его! — кричала Ева.

Ее муки усугубляло то, что свечи, которые она зажгла в честь святого семейства и всех святых, послужат причиной гибели Джима и ввергнут его в вечный огонь.

Пожарные тем временем обнаружили, что труба, ведущая к ближайшему гидранту, лопнула от подземного толчка, подогнали цистерну с водой и подключили шланги к ней. Капитан с лейтенантом подобрались к дому, насколько смогли, и полицейский в свой мегафон стал уговаривать Джима выйти наружу.

Под ногами толпы шевельнулась земля. Балки в доме громко треснули в ответ. Дом опять покосился и провалился еще глубже. Джим скатился с порога внутрь. Зрители разбежались.

— Вот сукин сын! — сказал лейтенант. — Придется кому–то лезть за парнем! — Он осмотрелся в поисках добровольцев.

Огонь разгорался все сильнее на выходившей к воротам стороне дома. Оттуда валил дым, подхватываемый ветром. Скоро и соседний дом займется, если пожар не зальют. А поскольку газовые трубы внутри определенно полопались, может произойти страшенный взрыв.

Лейтенант не видел больше Джима Гримсона, но видно было, как тот выкидывает за дверь какие–то вещи. В свете вспыхнувших фар он рассмотрел, что это статуэтки святых и святого семейства. Почти все они побились.

— Вконец чокнулся! — сказал капитан. И тут ему вспомнилось, где он слышал про Джима Гримсона. Пит и Билл рассказали ему об упившихся и накачавшихся наркотиками юнцах, которые опрокинули нужник старого Думского, причем двое из них провалились в дерьмо. Просто капитан до сих пор не связывал этот потешный случай с людьми, живущими здесь.

— Парень полностью одурманен, — сказал он лейтенанту. — Я слышал, что он вытворял нынче ночью. Может, лучше оставить его, где он есть. Ему же на благо пойдет, если он оттуда не выйдет.

Лейтенант с укором посмотрел на капитана. Он ничего не сказал, но капитану и так все было ясно. Каким бы никчемным или порочным ни был человек, все равно его надо спасать.

— Шучу, — сказал капитан. — Но уж больно мне неохота терять хороших ребят.

Лейтенант распорядился принести веревки и лестницу. Он вызвал добровольцев, и откликнулось четверо, из которых он выбрал двоих. Один был черный пожарник Джордж Диллард, отец Плана. Он давно уже оставил надежду, что его сын станет адвокатом, и слишком хорошо знал Джима Гримсона. Но он был храбрый человек. И потом, если он спасет парня, то сможет подняться еще на одну перекладину по лестнице, ведущей к более высокому званию и оплате. Бог видит, он в этом нуждался и собирался добиться этого, хотя бы потом пришлось носить задницу на перевязи. Черных в пожарной бригаде не очень–то продвигали, несмотря на все слова о равных возможностях. По крайней мере, в Бельмонт–Сити.

Второй был неугомонный ирландец, который рвался в спасатели просто так — чем опаснее было дело, тем больше ему нравилось.

Каждого обвязали вокруг пояса веревкой, другой конец которой держали жители квартала, в том числе и две женщины, и Диллард с Бойдом двинулись через изрытый двор. В своих противодымных масках они походили на двух святых Францисков насекомьего племени, свершающих подвиг милосердия. Ненормальный парень внутри все так же швырял вещи за дверь — кофейник, чашки и стаканы, кастрюльку с длинной ручкой, столовые приборы, переносное радио, альбомы с пластинками, одежду и фотографии.

Языки пламени уже лизали одну сторону дома, хотя и не ту, что провалилась под землю. Туда били струи брандспойтов, но пока что без особого успеха.

Когда двое спасателей добрались до входа в дом, обстрел вещами изнутри прекратился. В глубине слышался слабый вой Джима Гримсона, заглушаемый треском огня, шумом бьющей в дом воды и криками зрителей.

Пожарники остановились — земля снова дрогнула под ногами, и дом провалился еще на несколько дюймов. Дым вдруг повалил из входной двери и окон, из которых вылетели стекла. Времени у Дилларда и Бойда оставалось в обрез.

Джим съежился в гостиной, прижимая к себе руками и коленями портрет деда. Он забился в уголок между стеной, превратившейся в пол, и полом, превратившимся в стену. Глаза его были закрыты, но рот безостановочно молол чепуху вперемежку с приступами кашля. Его покрывала белая штукатурная пыль, почерневшая от копоти. Еще несколько минут — и дым убил бы его, если бы этого не сделал быстро распространяющийся огонь. Спасатели вытащили его наружу всего за тридцать секунд до того, как дом провалился окончательно. Дом как–то сразу уменьшился и полностью исчез под землей. Над провалом взвилось пламя и дым. Многим из видевших это подумалось, что так должны выглядеть врата ада.

Джима тут же отвезли в Веллингтоновскую больницу. Он пролежал без сознания два дня — но что было причиной, дым или его психотическое состояние, как выражались доктора, так и осталось неизвестным.

Когда Джим очнулся, он помнил только одно, случившееся в тот момент, когда дом хрустнул и застонал.

Это было видение, первое за многие годы. Он увидел высокого обнаженного юношу, прикованного к дереву. Он не был похож ни на кого из знакомых Джима. Где–то на самой границе видения маячила рука, державшая огромный серебряный серп. Рука была неподвижна, но таила в себе явную угрозу. Скоро серп сверкнет и опустится — и у Джима не было сомнений в том, что именно он отрежет.

Еще серп был похож на гигантский вопросительный знак.

Глава 13

8 ноября 1979 г.

На стене палаты Джима появилась теперь большая пятиконечная звезда. Каждый из ее лучей представлял собой пришпиленную к стене бумажную обложку с иллюстрацией.

Верхним лучом была обложка первой книги фармеровского «Многоярусного мира»: «Создатель вселенных». Левый горизонтальный луч обозначала вторая книга, «Врата творения». Следующей, если идти против часовой стрелки, была третья книга, «Личный космос». Дальше шла «За стенами Терры» И, наконец, пятым лучом был «Лавалитовый мир».

Это будет третья серьезная попытка Джима проникнуть в многоярусную вселенную. Пятиконечная звезда была вратами в нее. Многие пациенты называли такие врата «мантрой». Другие — «печатью». Свое средство вхождения Джим назвал «пентрой». Слив два магических слова в одно, он сделал свои врата в два раза мощнее обычных.

Была половина девятого вечера. Джим потушил свет в комнате, но вывеска страховой компании через улицу давала достаточно света, чтобы он мог различить пентру. Дверь в комнату была закрыта. Хотя замка в ней не было, Джим повесил снаружи объявление, что он «на входе». За стеной Брукс Эпштейн едва слышно пел заклинания на иврите.

Джим сел на стул, который поставил у кровати. Глядя в пустое пространство в центре звезды, он тоже начал петь:

АТА МАТУМА M'MATA!

Снова и снова, все быстрее и быстрее, все громче и громче, он направлял древнее заклинание в центр звезды, в круглую белую пустоту.

АТА МАТУМА M'MATA!

Как лазер собирает беспорядочные фотоны в направленный луч, так и заклинание превращает силовые линии в бластер, проделывающий отверстие в стене между двумя вселенными.

Оно же — и движущее средство, несущее заклинателя через вселенную.

Это оказалось не так–то легко. В первый раз Джиму показалось, что беззвучный, но очень сильный ветер несет его сквозь отверстие в стене. Он был в темноте, очень холодной и в то же время очень горячей. Это и еще чувство оторванности от всего, полной неуправляемости, напугало Джима даже больше, чем его детские видения. Он потерял всякое мужество и начал выгребать обратно против ветра. Несколько мгновений он боялся, что не сможет попасть назад.