— А почему он словно стеклянный?

— Мы все стараемся делать так, чтобы было красиво. А дом этот действительно сделан из стекла.

Петька вопрошающе взглянул на Геннадия Петровича.

— Да, да, — продолжал тот, — ничего удивительного в этом нет. Только это так называемое фосфорное стекло. Оно сделано не из песка, а из отходов производства фосфорных удобрений.

Петька не поверил и с усмешкой спросил:

— А жильцы этого дома, наверное, на цыпочках ходят?

— Почему ты так думаешь?

— Так ведь это же стекло, а не камень. Поскользнешься, упадешь — сам разобьешься и пол разобьешь. А если еще что-нибудь тяжелое несешь — гирю, например… — и Петька громко рассмеялся, представив себя растянувшимся на разбитом стеклянном полу с провалившейся вниз гирей.

— Эх ты, фантазер! Я же говорю тебе, что это не обыкновенное, а фосфорное стекло. Оно крепче любого камня. Запасы фосфата алюминия, который служит основным сырьем для изготовления этого стекла, у нас огромные, а производство его стоит значительно дешевле, чем цемент, железо, дерево, идущие на строительство обычных домов.

— А если из рогатки в него пульнуть? — не сдавался Петька.

— Во-первых, рогатки давно вышли из употребления, — отвечал Геннадий Петровиче улыбкой, — а во-вторых, от твоей «пули» на фосфорном стекле даже и царапины не окажется.

— И чего это стекло раньше не изобрели! — пожалел Петька, вспомнив несостоявшуюся покупку футбольного мяча.

— Немало интересного было изобретено за эти годы, — сказал Геннадий Петрович. — Народ наш создал такие вещи, о которых несколько десятков лет тому назад писалось лишь в научно-фантастических романах.

— Вот бы на наш дом посмотреть! — мечтательно воскликнул Петька.

— А ты на какой улице жил?

— На улице имени Пушкина.

— Так мы как раз и находимся сейчас на этой улице. А номер дома какой?

— Тридцать восемь.

— Повернись и посмотри направо.

Петька оглянулся и застыл от восхищения. На том месте, где стоял когда-то их дом в два этажа, возвышалось пятиэтажное здание красивейшей архитектуры. В черную поверхность гранитного цоколя[3] можно было глядеться, как в зеркало. Перила балконов обвивала зелень плюща и дикого винограда. Полуовальный вход украшали горельефы[4], выполненные замечательными мастерами-камнерезами.

В нижнем этаже расположились магазины. Казалось, вся улица отражалась в огромных стеклах их витрин. Большинство окон второго, третьего, четвертого и пятого этажей были открыты, и кружевные занавеси на них слегка колыхались от свежего ветерка. Вот из одного окна выглянула какая-то женщина. По карнизу важно разгуливал белый голубь.

И Петьке вдруг показалось, что он давно уже живет в этом городе Майске, что из окна это выглядывала мама, что голубь принадлежит соседскому мальчику Вите, что Геннадий Петрович это не «бывший» Генька-«профессор», а его хороший взрослый друг. Ведь у ребят часто бывают взрослые друзья.

«А вот возьму, да и не приеду назад, — размышлял Петька, провожая взглядом мчащийся по асфальту электромобиль. — Пускай они там поищут меня. Вот Федор Степанович перепугается! А Ольга Ивановна будет ругать себя: «Зачем, — скажет, — я хотела его из школы исключить! Лучше бы уж он учился». А Борька и Павлик, если узнают, куда я попал, — обязательно станут просить Федора Степановича отправить их тоже сюда. Но Федор Степанович ни за что не согласится… А как же мама? Маму… жалко. Нет, вернусь назад. Поживу здесь немного, а потом сяду в кабину — и айда…» — Петькины размышления перебил голос Геннадия Петровича:

— Сейчас я позвоню на работу, Петя, а потом мы пойдем позавтракаем.

— Позавтракаем? — удивился Петька.

— Да. А ты разве уже завтракал?

— Конечно, сегодня утром, перед тем, как пойти в школу. Ведь сейчас должно быть часа три — четыре дня.

— Не знаю, на каких ты часах увидел столько времени, но сейчас всего около десяти часов утра.

Петька вскинул голову вверх. Действительно, солнце только начинало подходить к зениту. В воздухе чувствовалась утренняя свежесть. А еще потому, что при упоминании о завтраке ему очень захотелось есть, Петька догадался, что каким-то сверхъестественным образом он пробыл в «кабине будущего» не несколько минут, а более пятнадцати часов.

Геннадий Петрович подошел к небольшому пластмассовому шкафчику, вделанному в угол здания. Позже Петька заметил, что такие шкафчики имелись в каждом углу дома. Геннадий Петрович открыл дверцу — там стоял телефонный аппарат. Набрав номер и подождав несколько секунд, Геннадий Петрович сказал в трубку:

— Доброе утро, Иван Ильич!.. Вы хорошо меня видите? Сегодня я вынужден задержаться… Очень интересный случай. Вы помните «кабину будущего» конструкции инженера Борисова?.. Да, да, она самая. Так вот, сейчас я встретил своего бывшего одноклассника, прилетевшего к нам в гости. Для него все так ново и волнующе, что я считаю прямой своей обязанностью кое-что показать и рассказать ему… Да, вот этот самый и есть наш гость — Петя Озорников. Видите его?

Прислушивавшийся к разговору Петька оторопел — неужели тот, с кем разговаривает Геннадий Петрович, знает его, Петьку Озорникова? Но все стало понятным; когда Петька заглянул внутрь шкафчика. Это был телефон-телевизор. На небольшом экране он увидел сначала только седую бороду и усы, и лишь когда борода повернулась в его сторону, Петька разглядел лицо человека, сидящего за заваленным грудой разных бумаг письменным столом. Тут уж не обманешь, не позвонишь в шутку от лица другого человека — оба говорившие прекрасно видели друг друга.

Иван Ильич усмехнулся и подмигнул Петьке — ну как, мол, дела? Петька засмеялся и кивнул головой — «хорошо». Геннадий Петрович между тем продолжал разговор:

— Да, Иван Ильич, передайте, пожалуйста, в фотопечатный цех мою работу. Рукопись в правом ящике моего стола сверху. Пусть отпечатают двенадцать экземпляров. До завтра, Иван Ильич! — Геннадий Петрович положил трубку. Экран в ту же секунду потемнел. Петька с сожалением отошел от такого замечательного телефона.

— А что это за фотопечатный цех, о котором вы говорили? — спросил он Геннадия Петровича. — Там фотокарточки делают?

— Нет, не фотокарточки. Это очень интересное изобретение. Работа машинистки была, как ты, наверно, знаешь, очень утомительной. Попробуй несколько часов кряду простучать на обыкновенной пишущей машинке! Вот наши ученые и решили сконструировать такой аппарат, который заменил бы трудную работу машинистки. Аппарат этот был изобретен в 196… году инженером Лукашиным. Устроен он довольна просто. Я как-нибудь покажу его тебе. Дело сводится к тому, что страница рукописи, написанная возможно более разборчивым почерком, вставляется в рамку, над которой находится объектив специального устройства. В нем расположено около десяти различных оптических стекол. Буква за буквой, строчка за строчкой как бы фотографируются и, преломляясь в фокусах линз, превращаются в обыкновенные печатные буквы. Их изображение передается на обычную фотографическую пластинку определенного формата. В течение минуты пластинка проявляется и сушится. К ней подается тонкая фотобумага. Еще минута — и отпечаток готов. Как проявление, так и подача пластинок и бумаги производятся автоматически. За один час этим аппаратом можно отпечатать более сотни страниц.

— Вот это да! — воскликнул Петька. — Мне бы такой аппарат!

— Зачем он тебе? — удивился Геннадий Петрович.

— Я бы его на контрольных работах использовал, — размечтался Петька. — Незаметно поставил бы объектив позади отличника, а у меня буква за буквой, строчка за строчкой и отпечатывались бы. Я бы только сидел и переписывал.

Геннадий Петрович рассмеялся.

— На шпаргалки ты мастер! Эх, Петя, лучше бы ты подумал, как самому на «отлично» учиться, чем у других списывать. Да и аппарат этот не маленький — учительница сразу заметит.