Изменить стиль страницы

80. «Первый день свободного труда…»

Первый день свободного труда,
никогда мы не забудем это:
первый хлеб и первая вода,
первый свет и первая газета.
Трудная военная пора.
Были нам как счастье и расплата —
первый стук литого топора,
первый гвоздь и первая лопата.
Сохраним мы в памяти своей
праздничное время созиданья,
как из обгоревших кирпичей
заново отстраивали зданья.
В нашем счастье жаркого труда
подружились шахты и колхозы.
Угольные мчатся поезда,
движутся колхозные обозы.
Мирный дым идет из наших хат,
и в сиянье зимнего заката,
словно Башни Химии, дымят
каменные башни комбината.
1946

81. «Стала от мороза…»

Стала от мороза
белою береза.
Стынет возле тына
бедная рябина.
Наклонясь с обрыва,
замерзает ива.
А за тонкой елкой
зимними путями
едут втихомолку
сваты с топорами.
1946 (?)

82. «В родной земле полковник и солдат…»

В родной земле полковник и солдат,
закрыв глаза, навытяжку лежат.
Они всё время думают о том,
как мы воюем и как мы живем.
Часы Москвы пробили поздний час,
но мы еще не закрывали глаз:
на жестких койках в комнатах больших
мы до рассвета думаем о них.
В могиле общей тесно и темно,
а в общежитье светится окно,
и за столом безрукий инвалид
о подвигах и битвах говорит.
Мой храбрый друг, сраженный наповал,
я за тебя войну довоевал,
две пули слал, губителей губя:
одну — свою, вторую — за тебя.
В подземных штреках я не позабыл,
что больше битвы шахту ты любил,
две нормы сделал, помня и любя:
одну — свою, другую — за тебя.
А над могилой, в облаке ветвей,
две песни спел залетный соловей
о славной смерти, о большой судьбе:
одну — о нас, вторую — о тебе.
1947

83. МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Нам время не даром дается.
Мы трудно и гордо живем.
И слово трудом достается,
и слава добыта трудом.
Своей безусловною властью,
от имени сверстников всех,
я проклял дешевое счастье
и легкий развеял успех.
Я строил окопы и доты,
железо и камень тесал,
и сам я от этой работы
железным и каменным стал.
Меня — понимаете сами —
чернильным пером не убить,
двумя не прикончить штыками
и в три топора не свалить.
Я стал не большим, а огромным —
попробуй тягаться со мной!
Как Башни Терпения, домны
стоят за моею спиной.
Я стал не большим, а великим,
раздумье лежит на челе,
как утром небесные блики
на выпуклой голой земле.
Я начал — векам в назиданье —
на поле вчерашней войны
торжественный день созиданья,
строительный праздник страны.
1947

84. ХЛЕБНОЕ ЗЕРНО

У крестьян торжественные лица.
Поле всё зарей освещено.
В землю, за колхозною станицей,
хлебное положено зерно.
Солнце над зерном неслышно всходит.
Возле пашни, умеряя прыть,
поезда на цыпочках проходят,
чтоб его до срока не будить.
День и ночь идет о нем забота:
города ему машины шлют,
пионеры созывают слеты,
институты книги издают.
В синем небе летчики летают,
в синем море корабли дымят.
Сто полков его оберегают,
сто народов на него глядят.
Спит оно в кубанской колыбели.
Как отец, склонился над зерном
в куртке, перешитой из шинели,
бледный от волненья агроном.
1947

85. НАКАНУНЕ ПАРАДА

Всё нарастает
торжественный гуд:
это опять
от Нескучного сада
танки
на Красную площадь
идут —
ночью,
за несколько дней
до парада.
Напоминая
окраской своей
майские нивы
и рощи густые,
тяжко идут
меж полночных огней
грозные танки
Советской России.
Мир никогда
не забудет о том,
как, сотрясая
высоты и дали,
танковых армий
стальным кулаком
в двери Германии
мы постучали;
как по дорогам
великой весны,
за удиравшими ордами
следом,
через пожары
немецкой страны,
вы пронеслись,
колесницы Победы.
Над синевой
океанской волны
носятся волны
насилья и злобы.
Капля за каплею
тучи войны
копятся в сейфах
страны небоскребов.
Но никогда они
не затемнят
мирных созвездий
Отчизны свободы.
Наши колхозы
ночами не спят,
ночью работают
наши заводы.
Мы отвечаем
ораве лжецов —
шумом спокойным
полей колосистых,
речью оратора,
хором гудков,
гулом машин
и молчаньем танкистов.
Молот и штык,
оборона и труд
ночью предпраздничной
шествуют рядом.
…Мимо заводов
и фабрик идут
танки
за несколько дней
до парада.
1947