В 1903 году Благоев находился в расцвете своей политической деятельности, к нему были устремлены взоры болгарских рабочих.

…Просмотрев корректуру, Благоев только тогда заметил, что он не расставался со своей палкой. Улыбнувшись, он прислонил ее к столу и загляделся в раскрытое окно. Ветер легонечко играл его бородой, освежал усталое лицо.

Было о чем задуматься Деду. В памяти всплыли споры с мелкобуржуазными интеллигентами, которые хотели выхолостить из партии ее классовый характер, превратить ее в сборище отвлеченных гуманистов и проповедников, широко раскрыть двери партии для всех желающих. Совсем недавно пятьдесят человек из софийской организации отделились от широких и просили Центральный Комитет признать их за подлинную социал-демократическую организацию[6].

Вспомнив все это, Благоев нахмурился. «На этот раз надо обязательно разделиться, — сказал он себе, — никаких компромиссов, никаких уступок! Печатники подали пример…»

Дверь открылась, и в комнату вошел Мастер — Кирков. Был он тоже утомлен, тяжело дышал. Бросил портфель на стол, вытер пот с лица и, взглянув на неубранные листы корректуры, радостно спросил:

— Выйдет к съезду?

— Должно выйти, — ответил Дед. Помолчав, он добавил: — А как наша молодежь? Готовится?

— Настроение отличное, — ответил Кирков, — одного только недостает — кадров. Кадров, вышедших из рядов самого рабочего класса.

— Да, это серьезная наша слабость, — согласился Благоев. — А что ты скажешь о наших оппортунистах? Далеко ли они уйдут по тому пути, по которому пошли?

— Не дальше как до дверей парламента, — ответил Кирков.

— И я так думаю… Это их цель — стать лакеями буржуазии. — Благоев поморщился и добавил: — Впрочем, это не может быть для нас безразличным, они ловкие демагоги.

Кирков занялся только что полученной почтой, делал какие-то пометки карандашом, но и одновременно внимательно слушал Благоева.

— Первая и важнейшая задача партии, прежде чем обратиться к более широкой деятельности, — говорил Благоев, — это укрепиться в своей естественной среде — рабочем классе. Основой и передовым отрядом социализма должен быть никакой иной класс или прослойка, кроме как рабочий класс. Это должно быть понято всеми, кто хочет бороться за социализм в нашей стране.

— Знаешь, — неожиданно прервал его Кирков, — большинство отклонило резолюцию. Тогда 50 человек, главным образом рабочие, покинули собрание и образовали новую софийскую организацию партии. Среди них был и Георгий Димитров. Событие это привело к окончательному расколу партии, из среды рабочих-печатников выявляются надежные молодые люди. Надо кое о ком из них серьезно позаботиться.

— Правильно, Нужно это сделать, и немедленно. Кстати, что ты скажешь о Димитрове?

— О нем я и думаю, — ответил Кирков, — его имел в виду. Это способный молодой человек, с ясной и здравой мыслью. Хорошо пишет и хорошо говорит. Проявил на профсоюзной работе замечательные организаторские способности.

Благоев одобрительно кивал головой. «Вот что может дать рабочий класс! Неисчерпаемые силы таит он в себе», — подумалось ему в те минуты. А вслух сказал:

— Партия должна стать пролетарской не только в принципе, но и по составу, господствовать в ней должно рабочее большинство.

Благоев поднялся, взял палку и направился к выходу. Кирков вышел его проводить. У лестницы, прощаясь, Благоев спросил:

— Ну, как идет твоя поэзия?

— Идет, товарищ Благоев, — ответил Кирков.

— Слышал, что поют твои песни в клубе. Понравилось мне. И мелодия хороша, и текст хорош.

Благоев попрощался, и его палка застучала по ступеням лестницы. Кирков долго смотрел ему вслед, а затем вернулся и углубился в работу.

Георгий Кирков родился 15 августа 1867 года в городе Плевене. Учился в России в городе Николаеве, затем в Габрове, позже продолжал образование в Вене, откуда вернулся «вдохновленный социалистическими идеями». Вместе с Димитром Благоевым Кирков стал одним из первых организаторов и пламенных агитаторов социалистического движения в Болгарии. Он проявил себя и как темпераментный поэт. Его песни «Вперед, рабочие товарищи» и «Дружная песня сегодня раздается» народ поет и поныне.

— Я имел счастье, — говорил позже Георгий Димитров, — работать вместе с Кирковым в маленькой комнате рабочего клуба как управделами профсоюзного комитета. И, несомненно, это оказало очень благотворное влияние на мое дальнейшее развитие как партийного деятеля. По его инициативе я заменил его в 1906 году на посту секретаря профессионального союза. По его инициативе я был также избран в 1909 году членом Центрального Комитета партии на место тяжело заболевшего Гавриила Георгиева[7].

После исторического X съезда внимание Киркова к Димитрову еще усилилось. В 1903 году произошла чистка партии от так называемых широких социалистов, мелкобуржуазных элементов, оппортунистов, проповедников некой «широкой платформы и деятельности» вместо классовой непримиримости к врагу.

Напряженная работа сильно подорвала здоровье молодого Димитрова. Возникла опасность заболевания туберкулезом. Врачи посоветовали временно переехать в Самоков, где климат здоровее и где работа найдется полегче.

Димитров выехал в Самоков.

В САМОКОВЕ

Димитров сидел рядом с возницей и восхищенно глядел по сторонам. Густой сосновый воздух глубоко проникал в грудь, разливался по всему телу, пьянил. Красотой и здоровьем дышало все вокруг. Он не мог нарадоваться темному лесу и горам. Снежные вершины ослепительно блестели. Возница занимал спутника рассказами о примечательных местах маленького городка:

— Вон там американский пансион. Чуть подальше — болгарское училище.

Димитров не отвечал и не расспрашивал. Он был пленен красотой природы и горной свежестью.

Солнце уходило за лес, розовый свет заливал лицо молодого путника. По деревянному мосту повозка въехала в город. Димитров разглядывал улицу с маленькими лавчонками и радовался, что, наконец, прибыл на место.

Самоков был в то время опрятным, чистым городком, с новыми крашеными домами, большой церковью, которая виднелась издалека, и с чудесной каменной чешмой на главной улице — облицованным камнем источником. Серебристые струи рилской воды бежали из двух ее кранов. За городом простирались поля конопли и картофеля, а выше начинался сосновый лес, темный и загадочный.

Остановились неподалеку от американского училища, у небольшого дома, где была приготовлена квартира. Все здесь, в этом горном городке, было для Димитрова ново, интересно. В первый же вечер он записал в дневнике, что обстановка, которая его окружает, действует на него, как бальзам, что она укрепит здоровье.

В ту первую ночь долго не спалось, одолевали беспокойные мечты молодости, хотелось заглянуть в будущее. Что ждет впереди? Пока что планы, надежды; волнения… Представилось, будто целую ночь скитается он по лесу, читает и поет любимые им песни Ботева, радуется лесу и звездам, слушает, как шумят вершины деревьев… Он был молод, очень молод!

Открыв окно, Георгий прислушался к темноте. Тянул прохладный ветерок, падали крупные светлые звезды, лес окутала тишина. Городок спал, все огоньки погасли. Вдруг в безмолвии летней ночи зазвучала далекая песня, сначала медленно и неуверенно, а потом все яснее и смелее. Димитров прислушался. Песня была близкой, знакомой, хотелось вслед за нежным женским голосом, лившимся в ночи, подхватить ее:

Вспомнились София, прогулки с друзьями, вечеринки. Всюду молодые люди пели эту песню. Им слышался в этой песне людей «дна» призыв к красивой жизни, воле и счастью, стремление выбраться из темноты, сделать что-то необыкновенное, большое.