— Я все-таки не понимаю, отчего ты так волнуешься? — в десятый раз повторяет Кевин.
— Волнуюсь? Нет, я не волнуюсь, — говорю я и начинаю нервничать еще больше.
— Кевин прав. Ты волнуешься, — заявляет Дэйв, подбрасывает орешек в воздух и ловит его ртом. — В чем дело?
— Мой клиент ведет себя очень странно. Я вижу, что у него проблема, но никак не могу понять какая. — Я делаю глоток пива. — И я схожу с ума от того, что не могу в этом разобраться.
— Да какая разница? Отдыхай, пей пиво и забудь обо всем, — говорит Дэйв.
— Моя работа мне интересна, — возражаю я. — Я вовсе не хочу о ней забывать. Иногда я всю ночь об этом думаю.
— Мне иногда тоже приходится работать по ночам, — лукаво отвечает Дэйв. — Какая-нибудь хорошенькая туристка, которая хочет, чтобы инструктор научил ее не только плавать между коралловых рифов. Она приходит ко мне домой, и я показываю ей своего морского конька.
— Дэйв, ты ужасен, — говорит Сьюзи.
— Морского конька? — удивленно переспрашивает Кевин. — Значит, ты так называешь свою штучку? А я думал, что та женщина, которая спала с тобой в последний раз, назвала ее кальмарчиком.
Я откидываюсь на спинку стула и качаю головой. Несколько месяцев — целую жизнь — назад я сидела с Биллом на очередном званом ужине в Чеддеке, попивала красное вино и обсуждала результаты вырубки лесов на Амазонке с точки зрения того, как это отражается на окружающей среде. Теперь моя окружающая среда и впрямь изменилась. Я пью какие-то помои и обсуждаю, что там болтается между ног у человека, который мне даже не интересен, — морской конек или кальмар.
— Что касается всего этого дела, — говорит Дэйв, прекратив наконец разговор о своих принадлежностях, — весь шум насчет сексуальных домогательств, по-моему, сплошная ерунда. Такова жизнь. Конечно, ты получаешь все, что захочешь, если ты красивая и все хотят с тобой переспать. Это естественный отбор. Совсем как у Дарвина.
Я поражена. Дэйв упомянул Дарвина? Хотя его точка зрения меня не вдохновляет.
И точка зрения Кевина — тоже.
— Брось, Хэлли. Я работаю с людьми, которые мне нравятся. Почему бы и остальным не делать то же самое?
— Но ведь ты же не спишь со всеми, с кем работаешь?
За столом повисает неловкое молчание. Сьюзи и Кевин обмениваются взглядами.
— Со мной он никогда не спал, — отзывается Дэйв, снова подбрасывает в воздух орешек и промахивается.
Сьюзи, кажется, всецело поглощена тем, что намазывает себе масло на хлеб.
— К слову, о мистере Тайлере. Если я сделала их мужем и женой, разве это не поможет делу? Я имею в виду — ведь теперь все законно.
— Теперь все не так вопиюще, но делу это не поможет. Он женился на Мелине. Трудно будет доказать, что он не отдавал ей предпочтения.
— Любимчик! Любимчик! Это что, четвертый класс? — спрашивает Дэйв, подносит краешек салфетки к свече и смотрит, как горит бумага. — Хватит с меня политкорректности. Она просто мешает развлекаться.
— Не хотелось бы мне, чтобы все в мире шло тем самым образом, каким вы развлекаетесь, — насмешливо говорю я.
Кевин берет меня за руку и успокаивающе ее поглаживает:
— Брось, Хэлли. Не принимай близко к сердцу. Ты не в Нью-Йорке.
— Может быть, мне следовало бы быть там, — мягко отвечаю я.
Он качает головой:
— Давай не спорить об этом. Это твоя работа, и я уверен, что ты делаешь ее хорошо. — Кевин целует меня, и, как обычно, от его прикосновений я расслабляюсь. Но он не удерживается и добавляет: — И потом, посмотри на себя. Едва ли твоей карьере повредило то, что ты красотка.
Я одновременно и польщена, и обижена. Я сижу здесь в компании мужчин, которые полагают, что жизнь — это сплошная вечеринка, но по крайней мере один из них назвал меня красоткой.
На следующее утро, когда я гуляю по городу, Эмили звонит мне на мобильник. Голос у нее преувеличенно бодрый. Поскольку в Йеле сейчас разгар экзаменов, я думала, что она будет немного сдержаннее.
— Мне осталось всего лишь написать десятистраничный реферат о развитии и упадке цивилизации Старого Света, — сообщает она.
— Всего лишь четыре тысячи лет истории. Да ты за час с этим управишься, — шутливо говорю я.
Надо мной кричит чайка, и я поспешно прикрываю мембрану ладонью, надеясь, что Эмили не услышала. Я, конечно, всегда могу сказать ей, что еду в метро. Там много странных звуков. Не люблю лгать, но пока я еще не готова признаться, что развлекаюсь на островах с Кевином. Слава Богу, Эмили не приходит в голову спросить, где я.
— Есть хорошие ребята? — спрашиваю я.
Длинная пауза.
— Я слишком занята, чтобы обращать внимание на парней, — отвечает Эмили.
— Учеба — это хорошо, но должна же ты хоть немного развлекаться, — возражаю я. — Лучшие годы и все такое.
Я слышу странный звук, но на этот раз, судя по всему, он исходит с того конца. Эмили, кажется, сама зажимает мембрану, потому что я с трудом могу разобрать ее слова.
— Что, что?
— Не волнуйся, я развлекаюсь, — говорит Эмили, на этот раз разборчиво.
— А что еще делаешь?
— Очень занята. Просто решила позвонить тебе и сказать, что все в порядке. — Она замолкает, а потом добавляет преувеличенно бодрым голосом: — Если у тебя какие-то проблемы, позвони мне через пару дней. Я буквально окопалась в библиотеке.
— Бедняжка. Я буду все время о тебе думать, — отвечаю я, и мы разъединяемся.
Я чувствую себя слегка виноватой в том, что моя дочь усердно занимается в холодной библиотеке, в то время как я безмятежно греюсь на жарком южном солнце. Было так здорово, когда она приехала. Может быть, мне следовало купить дочери то украшение, которое так ей понравилось, пусть даже оно и стоило целое состояние. На острове, где уличные торговцы продают бусы из ракушек по два доллара за штуку, Эмили умудрилась отыскать жемчужное ожерелье, которое стоит не меньше, чем в салоне «Тиффани».
Я разворачиваюсь и иду в магазинчик, где оно продается, собираясь сделать Эмили сюрприз. Но когда я туда добираюсь, то вижу, что ожерелья нет. Хозяйка, которую зовут Имельда, напоминает мне, что в прошлый раз я его не купила, и пожимает плечами, когда я спрашиваю, где оно.
— Продала сегодня утром, — отвечает она.
Я разочарована:
— Черт. Я хотела взять его для дочери. Когда мы были здесь пару недель назад, оно ей очень понравилось. Я должна была купить его сразу!
— Она его и так получила, — говорит хозяйка. — Ваша дочь приходила сюда с этим хорошеньким инструктором, Ником. Такая славная парочка.
Я смотрю на нее и качаю головой:
— Если вы видели ее сегодня утром, то это не моя дочь. Она в колледже. Я только что с ней разговаривала.
— Может быть, вы с ней и разговаривали, но я ее видела, — твердо говорит Инельда. — Ее ведь зовут Эмили? Мы даже поговорили с ней о том, как она отдыхала здесь со своей мамой.
Я застываю. Ожерелье — у Эмили? Ник купил его для нее? Они — славная парочка?
— Может быть, они были здесь пару недель назад? — с надеждой спрашиваю я.
— Нет, сегодня утром. Что вам непонятно? — Инельда явно раздражена тем, что я ей не верю.
Что мне непонятно? То, что моя дочь позвонила мне и сказала, будто пишет реферат. То, что я велела ей развлекаться. То, что Эмили якобы окопалась в библиотеке, в то время как она, по всей видимости, где-то здесь с Ником.
Я выхожу из магазина, совершенно сбитая с толку. Как Эмили может оказаться на острове без моего ведома? Почему она мне не сказала? С другой стороны, я здесь, а Эмили об этом не знает. Но ведь это разные вещи. Я ее мать; предположительно, мне все должно быть известно.
Я иду на причал искать Кевина. Он стоит возле лодки, битком набитой туристками в бикини, и готовится к отплытию. Я хватаю его за руку.
— Ты не знаешь, где Ник?
— Ник, тот парень? А зачем он тебе? Уже подыскиваешь мне замену?
— Нет, я люблю тебя, — смущенно говорю я. — Мне просто нужен Ник.