Изменить стиль страницы

Последняя бутылка шампанского была откупорена, и Адам побежал за другими. Все встали, и Фокс произнес тост:

— За бесконечную любовь и долгую совместную жизнь герцога и герцогини Эйлсбери!

Потом все сели и принялись обмениваться новостями. Мэдди усадила Байрона на диван между собою и Фоксом — ведь прошло уже три долгих года с тех пор, как они в последний раз видели своего сына.

Фокс достал письма с поздравлениями от бабушки Энни, и от Сан Смайл, и от некоторых старых друзей из Дэдвуда. У Тайтеса тоже были с собой поздравления для счастливой пары. Джеки Швуб прислал им очень трогательное письмо, выражая сожаление, что он лично не сможет присутствовать на бракосочетании своих дорогих друзей.

Потом, опять с блестящими от слез глазами, Шелби открыла большой кружевной конверт. Она вынула изящную поздравительную открытку с изображениями голубков, и роз, и купидонов, несущих сердца. На ней была цветистая вся в завитушках, надпись:

«С цветочками нашу любовь тебе шлем. Пусть солнце всегда будет в доме твоем. Пусть радость тебя окружает всегда. С весною пройдет с тобой, через года!»

Под этим, внизу, шли выписанные печатными буквами слова: «Наилучшие пожелания нашим любимым друзьям от Кэйла, Лусиуса, Джимми и Марша».

Шелби посмотрела на Джефа и заметила, что на глазах у него слезы. Она прикусила губу.

— О Боже, как же я скучаю по ним!

— Это были удивительно счастливые времена. — Его голос прервался. — Помнишь тот день, когда ребята впервые пытались научить меня накидывать лассо.

— Воспоминания — это, конечно, прекрасно, но ты ведь не думаешь, что те дни миновали безвозвратно, а? — требовательно спросил Тайтес. — Я забираю Бенджамина с собой, и я надеюсь увидеть, как оба вы скачете верхом по Саут-Форк-роуд еще до конца лета. Ну, как?

Оба они как будто задумались, потом Джеф ответил:

— Я бы хотел обещать вам…

Шелби постаралась улыбнуться как можно веселее и шире:

— Просто нам, наверное, не удастся уехать до окончания Королевских скачек в Аскоте и до приема в Виндзорском замке. Есть немало увлекательного, чем можно заняться, если ты — герцогиня!

— Ах, вот как? Ты, кажется, уже заговорила, как этот гигантский, надутый воздухом пузырь Мэнипенни! — Насупившись, Тайтес добавил: — Вы только не забывайте, кто без конца менял ваши пеленки, ваша светлость! Так что я знаю, что задик-то у вас ничуть не лучше, чем у любой обычной девчонки.

Брови Джефа взметнулись вверх, и он сдержанно возразил:

— С годами ваша память ослабла, мой друг, особенно в этом случае. — Он поднял свой бокал: — Я хотел бы предложить тост за несравненный «арьергард» моей невесты! Все засмеялись и воскликнули: — Ну что ж, за нее!

И осушили свои бокалы.

* * *

В тот же вечер, позднее, вдовствующая герцогиня Эйлсбери приехала в имение Сандхэрст вместе с Чарльзом Липтон-Лайензом и Вивиан Кролл. Вивиан, казалось, была измучена этой поездкой в обществе матери Джефа, и не успели они войти в дом в сопровождении личной прислуги Эдит, как Вивиан было сделано замечание относительно ее собственного неподобающего поведения.

— Дитя мое, это все-таки неприлично, что вы путешествуете с Чарльзом без вашей горничной. Могут пойти пересуды.

— Но у меня нет горничной, — с отчаянием, ответила Вив. — Если уж быть откровенной до конца, я сама — горничная Шелби!

Пожилая дама ахнула, повернувшись к Чарльзу: — Боже милосердный! Мальчик мой, а вы знали об этом?

— Конечно. — Он бережно взял тонкую руку Вивиан.

— Что происходит с английской молодежью? Эти неотесанные американцы околдовали вас, что ли?

В это мгновение Эдит отвлеклась, увидев своего сына, который пришел, чтобы проводить ее в столовую. Оказалось, что остальные гости уже сели за стол, не дожидаясь опоздавших. Услышав об этом, Эдит воскликнула:

— Но, Джеффри, ведь еще нет даже восьми часов! Одни только варвары садятся обедать раньше половины девятого!

Заранее предупрежденные о вдовствующей герцогине, семья Мэттьюзов и их друзья постарались воздержаться от споров с ней в продолжение обеда. Однако терпение их подвергалось серьезному испытанию.

Пока Эдит дожидалась первого блюда, а остальные ели клубничные пирожные, она завела разговор с Мэдди. Хотя мать Шелби и приехала в Англию с американского Дикого Запада, Эдит почувствовала расположение к ней благодаря ее осанке и достоинству, с которым та держалась.

— Вы воспитывались в Южной Дакоте, миссис Мэттьюз?

— Нет, по правде говоря, я родилась в Филадельфии и прожила там до двадцати лет. В те времена Дэдвуд был только-только основан и был еще совсем… не цивилизованный. Черные горы все еще принадлежали индейцам Сиу, и жизнь там была опасной и трудной.

Рассказывая об этом, Мэдди с удовольствием замечала, как все шире раскрываются глаза и рот Эдит.

— Я воспитывалась, как барышня и была совершенно не подготовлена к такой жизни.

— Но как же ваша мать разрешила вам поехать туда?

— Она умерла незадолго до этого, и мы с моим братом Бенджамином переехали в Дэдвуд к отцу. — В глазах у нее блеснули искорки, и она добавила: — Должна сказать вам, ваша светлость, что вы напоминаете мне мою мать. Она была, так похожа на вас! — «Спесивая зазнайка!» — подумала она с улыбкой.

— О, мне очень приятно слышать это, дорогая. Вдовствующая герцогиня допила свою рюмку хереса и неожиданно улыбнулась:

— Вы просто очаровательны! Какая жалость, что вам приходится оставаться в такой ужасной дыре — как там ее? Западная Дакота?

— Черные горы Южной Дакоты очень красивы, и Дэдвуд вырос теперь в прекрасный город. Я бы не могла и мечтать о лучшем месте, чтобы жить и растить моих детей.

Ее светлость пренебрежительно отмахнулась:

— Но что вы там делаете, в этой глуши? Как это ужасно, должно быть, получить утонченное воспитание и быть вынужденной жить в городишке, полном вульгарных, невоспитанных людей!

Не в силах больше сдерживаться, Шелби вмешалась:

— Моя мама — просто чудо. Она не только легко и незаметно приспособилась к жизни в Дэдвуде. Они с папой даже несколько недель прожили среди индейцев Сиу. Это было в 1876 году, как раз перед тем, как Сиу потеряли свои Черные горы и были вынуждены уйти в резервацию.