Изменить стиль страницы

— Тебе-то зачем знать? — насупил брови Лютень.

— Ты прекрасно понимаешь, — ответила дочь, — что мне захотелось узнать это просто так. Теперь ведь нет уже Фэт-Фрумоса и некому меня похищать.

— А ты знаешь, что я ни в чем не могу тебе противиться, — сказал Лютень. — Далеко-далеко у берега морского живет одна старушка, у которой есть семь кобыл. Она нанимает людей, чтоб стерегли табун по году (хотя год у нее длится только три дня). Коли кто хорошо стережет, она разрешает ему выбрать себе в награду жеребенка, а коль плохо — убивает его и голову на кол сажает. Но даже и тех, кто хорошо стережет, она все равно старается обхитрить: вытаскивает из всех коней сердца и отдает их одному, так что человек почти всегда выбирает себе коня без сердца, который будет похуже любой обыкновенной клячи… Ты довольна, дочь моя?

— Довольна, — ответила она улыбаясь.

В тот же миг Лютень набросил ей на лицо легкий и пахучий красный платок. Дочь долго глядела отцу в глаза, как человек, который пробуждается от глубокого сна и ничего вспомнить не может. Она забыла все, о чем ей рассказал отец. Но цветок на окне подслушивал и подглядывал сквозь листву, точно красная звезда сквозь просветы в облаках.

На следующее утро Лютень снова уехал на охоту.

Девица поцеловала цветок, зашептала над ним заклинание, и Фэт-Фрумос возник перед ней, будто из-под земли.

— Ну, что ты узнала? — спросил он.

— Ничего не помню, — с грустью ответила девица, приложив ладонь ко лбу. — Все забыла.

— А я все слышал. Прощай, дитя мое. Скоро увидимся снова.

Сказав это, Фэт-Фрумос вскочил на коня и умчался в пустыню.

Солнце пекло немилосердно. Неподалеку от леса Фэт-Фрумос увидел вдруг в раскаленном песке комара, корчившегося в смертных муках.

— Фэт-Фрумос, — пропищал комар, — возьми меня с собой и отвези в лес. Когда-нибудь и я тебе сгожусь. Я царь комаров.

Взял Фэт-Фрумос комара и довез до леса, через который пролегал его путь.

Проехал он лес, выехал на пустынный берег морской и вдруг увидел в песке обожженного солнцем рака; рак совсем уж обессилел и не мог сам до воды дотащиться.

— Фэт-Фрумос, — проговорил рак. — Брось меня в море. И я тебе когда-нибудь сгожусь. Я царь раков.

Бросил его Фэт-Фрумос в море и поехал своей дорогой.

Под вечер подъехал он к ветхой землянке, крытой конским навозом. Вокруг землянки вместо забора торчали длинные острые колья и на шести из них болтались человечьи головы, а седьмой без головы покачивался на ветру и кричал: «Голову! голову! голову! голову!»

На завалинке, на драном тулупе, лежала сморщенная старуха, положив седую, как пепел, голову на колени служанке. Служанка искала у нее в волосах.

— Желаю вам здравствовать, — молвил Фэт-Фрумос.

— Добро пожаловать, парень, — ответила старуха, вставая. — С чем пожаловал? Чего здесь ищешь? Не хочешь ли кобыл моих покараулить?

— Хочу!

— Мои кобылы пасутся только ночью… Вот прямо сейчас можешь их выгонять на пастбище… Эй, девка! Накорми-ка парня той едой, что я состряпала и отправь его.

Рядом с землянкой был погреб. Фэт-Фрумос вошел туда и увидел семь чудесных черных кобыл, как семь черных ночей; они еще отроду не видывали света белого. Кобылы ржали и рыли землю копытами.

Весь день проведя натощак, Фэт-Фрумос поел то, что дала ему старуха, затем, сев верхом на одну из кобыл, погнал табун в прохладную ночную тьму. Вскоре им стал овладевать свинцовый сон, в глазах помутилось и Фэт-Фрумос повалился на траву, точно мертвый. Проснулся он только перед рассветом следующего дня. Глянул вокруг, а кобыл и след простыл. Он уж представлял свою голову на колу, как вдруг вдали, на опушке леса, появились все семь кобыл, гонимые целым роем комаров. Фэт-Фрумос услышал тонкий голосок:

— Ты мне сделал добро, и я тебе добром отплатил.

Как увидела старуха, что табун домой возвращается, чуть не взбесилась от злости. Стала она все вверх ногами переворачивать и ни в чем не повинную девушку колотить.

— Что с вами, матушка? — спросил Фэт-Фрумос.

— Ничего, — ответила старуха. — Так вот, напало на меня. На тебя я не сержусь… даже премного тобой довольна.

Подалась затем она на конюшню и стала кобыл колотить да покрикивать:

— Прячьтесь получше, побей вас кочерга, чтоб он не мог вас найти, заешь его леший, задави его смерть!

Поехал Фэт-Фрумос табун пасти и в следующий вечер, да опять свалился в траву и проспал чуть не до утра. Проснулся — кобыл и след простыл. Хотел он было в отчаянии бежать, куда глаза глядят, да вдруг видит — поднимаются кобылы со дна морского и тьма-тьмущая раков их клешнями подгоняет.

— Ты мне добро сделал, — расслышал Фэт-Фрумос чей-то голос, — и я тебе тем же отплатил.

Погнал он коней домой, и снова повторилось все, как в прошлый раз.

А днем подошла к нему служанка и, пожимая руку, шепнула:

— Я знаю, что ты Фэт-Фрумос. Ты не ешь тех яств, что старуха стряпает, она в них сонного зелья кладет. Я тебе другую еду принесу.

Приготовила служанка втайне еду, накормила Фэт-Фрумоса, а под вечер, когда он стал табун на пастбище выгонять, то почувствовал себя бодрым, как никогда. В полночь вернулся он домой, загнал кобыл на конюшню, запер их и сам вошел в землянку. В печи еще тлело несколько углей. Старуха лежала, растянувшись на лавке, и казалась мертвой. Фэт-Фрумос подумал, что она и впрямь умерла и стал ее трясти. А она продолжала лежать неподвижно, как бревно. Тогда он разбудил спавшую на печи служанку.

— Взгляни-ка. — сказал он ей, — старуха-то умерла.

— Вот еще! Так она и умрет! — вздохнула девушка. — Теперь она, верно, кажется мертвой. Сейчас полночь… смертный сон сковал ей тело… а душа ее, кто знает, по каким путям-дорогам носится да черное колдовство ткет. До самых петухов будет она сосать кровь умирающих или опустошать души несчастных… Да, бэдика, завтра исполняется год твоей службы. Возьми ты и меня с собой, могу тебе в пути сгодиться. Избавлю я тебя от многих бед, которые старуха тебе готовит.

Служанка достала со дна ветхого ларя точильный камень, щетку и платок и отдала ему.

На следующее утро вышел срок службы Фэт-Фрумоса. И должна была старуха отдать ему одного из своих коней и отпустить с миром. Пока он завтракал, ведьма ушла на конюшню, вытащила сердца у всех семи кобыл и вложила их в жалкого трехлетка — кожа да кости. Фэт-Фрумос встал из-за стола и, по уговору со старухой, пошел себе коня выбирать. Черные кобылы, у которых старуха вытащила сердца, лоснились от жиру. А тощий трехлеток, хранивший все сердца, лежал в углу на куче навоза.

— Вот этого беру, — сказал Фэт-Фрумос, показывая на трехлетка.

— Как же, прости господи, что же ты у меня — даром служил? — воскликнула хитрая старуха. — Как же тебе не получить то, что причитается? Выбери одну из этих прекрасных кобыл, бери любую, какая приглянется.

— Нет, мне этот приглянулся, — настаивал Фэт-Фрумос на своем.

Старуха бешено заскрипела зубами, но затем сжала челюсти, точно старые мельничные жернова, чтоб не брызнул изо рта яд ее души презлющей.

— Ладно, бери, — согласилась она наконец.

Фэт-Фрумос вскочил на коня, вскинул палицу на плечо и полетел со скоростью мысли, так что, казалось, будто вихрь несется по пустыне, вздымая тучею песок.

На опушке леса его ожидала сбежавшая служанка. Он поднял ее на коня, усадил за своей спиной и снова понесся во весь опор.

Ночь обволокла землю черной своей прохладой.

— Мне спину жжет! — вскрикнула вдруг девушка.

Молдавские сказки i_036.jpg

Фэт-Фрумос оглянулся и увидел, что их нагоняет огромный зеленоватый смерч с двумя неподвижными огненными глазами. Красные лучи этих глаз жарким пламенем пронизывали девушку насквозь.

— Брось щетку! — сказала девушка.

Фэт-Фрумос послушался. И сразу же за ними вырос дремучий черный лес, полный шепота листьев и завывания голодных волков.