В 1585 году, уже будучи государем, Федор Иванович опять столкнулся с необходимостью оборонять свой брак от вмешательства извне.

Русская служилая знать, глядя на прежних государей, твердо уверилась, что они с легкостью меняют жен. И не увидела ничего зазорного в дерзком матримониальном проекте: сливки аристократии российской объединились, требуя у монарха развода с Ириной Годуновой и вступления в новый брак. Допустим, борьба за изгнание Ирины Федоровны с престола велась с одной совершенно очевидной целью — удалить род Годуновых от царя, уничтожить влияние этой придворной группировки. Ну а кандидатура новой царской «невесты» превосходно показывает, с какой стороны нависла очередная опасность над браком Федора Ивановича. Ему предлагали соединиться с Анастасией — дочерью князя Ивана Мстиславского. Анастасия Ивановна в роли русской царицы открывала блестящую политическую комбинацию. Настолько соблазнительную, что великие интриганы, стоявшие за спиной этой женщины, готовы были закрыть глаза даже на ее относительно близкое родство с Федором Ивановичем: царь приходился Ивану III правнуком, а его «невеста» — правнучкой. Ее «продвижение» сулило перспективы, заставлявшие авторов «проекта» забыть о кровосмесительной сути подобного супружества. Анастасия Мстиславская родилась от брака князя Ивана Федоровича с И.А. Шуйской. Таким образом, она приходилась родной кровью и Мстиславским, и Шуйским, что позволяло им сплотиться, проталкивая свою «отрасль» в царицы. Союз двух знатнейших, влиятельнейших родов обещал возврат к эпохе «боярского царства», какое было после смерти Елены Глинской при малолетстве Ивана IV. Оттеснив Годуновых, правя именем блаженного царя, «княжата» вновь сделались бы всесильными. Страной безраздельно правили бы Мстиславские, Шуйские, Воротынские, Куракины, их ближайшая родня и союзники. Род московских Даниловичей, возвысившийся к досаде соседей, оказался бы полностью подчинен пришельцам, когда-то оказавшимся на службе у великих князей московских…

Федор Иванович развестись отказался.

Конечно, можно рассуждать о том, до какой степени Годуновы опекали монарха, не позволяя ему и подумать о таком варианте. Но могущественным Мстиславским и Шуйским Годуновы при всем своем влиянии не могли закрыть доступ к царю. И теперь от воли Федора Ивановича, от одного слова его зависело, останутся ли Годуновы главными его приближенными, останется ли бесплодная женщина царицей. В сущности, положение всей этой придворной партии зависело тогда от царя. Если бы он согласился на развод, Годуновых раздавили бы за месяц, если не раньше. От них и помину бы не осталось.

Государь не пошел навстречу чаяниям русской аристократии. Асам князь И.Ф. Мстиславский, как уже говорилось, принял тяжкое наказание за свою дерзость.

В подобной ситуации царю требовалось проявить мужество. У титулованной знати хватало сил для успешного заговора или как минимум для устройства большого бунта среди посадских людей столицы. Федору Ивановичу было чего опасаться. Тем не менее он опять сохранил свой брак нерушимым, оставшись любящим мужем и добрым христианином.

О том, до какой степени твердость государя в семейном вопросе была осознанной и прочувствованной, свидетельствует один любопытный факт. Более чем за 40 лет до его восшествия на трон из жизни ушла инокиня суздальского Покровского монастыря София. Она же в миру — Соломония Сабурова, первая жена Василия III, с которой и пошло недоброе пристрастие московских правителей к разводам. Так вот, именно при Федоре Ивановиче начинается официальное почитание ее как святой. Супруга царя, Ирина Федоровна, даже прислала на ее гробницу бархатный покров с изображением Спасителя. А ведь это шаг не только религиозный, но и политический: жена здравствующего царя, проявляя почтение к жене усопшего правителя, когда-то подвергшейся разводу из-за «бесчадия», своим поступком сообщает всей России: ныне семья государева показывает ей свое сочувствие, а значит, отношение к разводу монарха отныне устанавливается иное, более строгое.

Бездетность Ирины Годуновой была главным душевным мучением для царственной четы. Постоянное пребывание в молитве, поездки на богомолье по монастырям, церковная благотворительность Федора Ивановича и его жены во многом связаны были с этим их общим горем.

Джильс Флетчер оставил печальную зарисовку терзаний государыни: «Нынешняя царица, не имея детей от царя, своего супруга, дала много обетов святому Сергию, покровителю этого монастыря (Троице-Сергиева. — Д. В.), чтобы он благословил ее чадородием. Каждый год ходит она туда пешком на богомолье из Москвы, что составляет около 80 английских миль, в сопровождении пяти или шести тысяч женщин, одетых в синие платья, и с четырьмя тысячами солдат, составляющих ее телохранителей. Но святой Сергий до сих пор не услышал молитвы ее»^{95}.[60]

Джером Горсей, то ли получив тайное распоряжение от Б.Ф. Годунова или даже самого царя, то ли взяв на себя смелость оказать Борису Федоровичу услугу, о которой тот не просил, взялся устраивать семейные дела царицы Ирины. По его словам — и им нет смысла не доверять, быв семь лет замужем[61], Ирина Федоровна часто оказывалась беременной, но с рождением детей у нее были какие-то проблемы[62]. Горсей затратил немало времени, пытаясь решить эту задачу медицинскими методами. Он получил консультации «оксфордских, кембриджских и лондонских медиков касательно… затруднительных дел царицы Ирины», а также вывез в Россию английскую повитуху. Но с повитухой вышла странная история. То ли Горсей превысил свою компетенцию и, уже связавшись с Борисом

Годуновым или царем, получил отповедь, поскольку перестарался, совершив действие, компрометирующее царскую семью. То ли англичанин просто не сумел сохранить в тайне свои действия, и они потеряли смысл, поскольку услугами столь необходимой повитухи невозможно было воспользоваться явно… В любом случае, бедная повитуха прожила почти год в Вологде, вернулась в Англию, так и не увидев царицу Ирину, и, разгневанная, подала жалобу королеве Елизавете; та связывалась с русской государыней об этой проблеме, так что дело приобрело широкую огласку^{96}. В Московском государстве побывал английский медик Роберт Якоби, прибывший с королевским рекомендательным письмом в распоряжение Ирины Федоровны. Миссия его, видимо, не имела успеха^{97}.

Попытки врачебной помощи не приводили к желанному результату: жизнеспособных детей у царицы не появлялось в течение многих лет. Терпеть эту общую боль оказывалось год от года труднее. Царственные супруги продолжали уповать на помощь не столько медицинского, сколько мистического свойства. Иначе говоря, на милость Божью.

Разумеется, переживала не одна Ирина Федоровна, но и ее супруг.

Время от времени на богомолье царственная чета отправлялась вместе, рука об руку. Джером Горсей оставил описание первого большого богомолья, совершенного царственной четой сразу после восхождения Федора Ивановича на престол, в 1584 году: «Будучи очень набожными, царь и царица пешком обошли главные церкви города, а на Троицын день предприняли путешествие в известный монастырь, называемый Троице-Сергиев (Sergius and the Trinitie) в 60 милях от города Москвы, в сопровождении огромного количества бояр, дворян и других приближенных, верхом на хороших конях в соответствующем убранстве… Царица из набожности шла всю дорогу пешком, сопровождаемая большой свитой княгинь и знатных дам. Ее охрана состояла из 20 тысяч стрельцов, ее главным советником, или сопровождающим слугой, был знатный человек царской крови, ее дядя, пользующийся большим авторитетом, по имени Дмитрий Иванович Годунов. После богомолья царь и царица возвратились в Москву»^{98}.