Но гораздо важнее другое обстоятельство: все упреки в неканоничности действий Василия III, правильными они были, или нет, адресовывались ему, и только ему. За великой княгиней никакой вины нет. К тому же митрополит Даниил, бывший тогда главой Русской Церкви, не увидел в истории добросердечной женщины и ее страдающего мужа ничего преступного. Он позволил развод и дал благословение на второй брак.
Осталось обвинение Соломонии Сабуровой в колдовстве. Действительно, до наших дней дошли документы времен Василия III (часть следственного дела «о неплодии великой княгини»), в том числе показания казначея Юрия Малого (Георгия из рода греков Траханиотов) и брата Соломонии, Ивана Юрьевича. Дело относится к ноябрю 1525 года. В свидетельских показаниях сообщается, что Соломония Сабурова прибегала к услугам ворожеи Стефаниды-рязанки. Та огорчила великую княгиню, сказав: «Детем не быти», — а потом «наговаривала воду», с помощью которой супруга Василия III могла, по ее словам, сохранить любовь мужа. Затем по просьбе Соломонии Сабуровой Иван Юрьевич, как он говорил, «допытался» иных ворожей. В частности, привел к себе на подворье некую безносую «черницу». Она «наговаривала» воду и пресный мед, «…да посылала к великой княгине… а велела ей тем тертися от того же, чтоб ее великий князь любил, да и детей для». Соломония, по словам брата, испытала эти средства, пыталась привлечь к себе любовь супруга и побороть безчадие.
Есть версия, согласно которой все «наговоренные» составы от «ворожей» являлись обыкновенными ароматическими притираниями, своего рода «афродизиаками» того времени. Просто неюная женщина пыталась вернуть себе внимание мужа, призвав на помощь знахарок-от-парфюмерии. Так и сейчас поступают многие дамы… А ее недоброжелатели надавили на свидетелей, чтобы придать делу угрожающе-колдовской характер.
Существует и другая версия, более серьезная, — политическая.
Историки уже высказывали предположение, согласно которому какая-то группировка знати инспирировала розыск, пытаясь таким образом приблизить решение Василия III о разводе и втором браке. Так, могущественные семейства московских великокняжеских бояр должны были всячески противиться приходу кн. Юрия Дмитровского на престол, ибо он привел бы на их места в Думе, административном и военном аппарате России своих приближенных. К тому же Юрия подозревали — и, кажется, не без основания — в тайных сношениях со злейшим врагом Московского государства — татарами, чуть ли не с самим крымским ханом. Но в случае бездетности Василия III до самой его кончины именно этот удельный правитель, скорее всего, занял бы великокняжеский престол. Для группировки противников Юрия Дмитровского второй брак и рождение прямого наследника были политически спасительными. Таким образом, великая княгиня попала в центр сложной политической игры… Если бы обвинения в колдовстве сочли существенными, то Соломонии Сабуровой грозило бы страшное наказание. Уже при отце Василия III, Иване Великом, в Московском государстве жгли еретиков, а колдовство заслуживало не менее суровой кары. Но… никто Соломонию Сабурову не жег, не пытал, жизнь ее в монашестве получила богатое обеспечение. Следовательно, скорее всего вина ее в колдовских действиях доказана не была. Или просто Василий III разобрался в сути интриги. Ведь тот же Иван Юрьевич Сабуров (рында и, возможно, кравчий в свите великого князя), которому вроде бы предстояло понести наказание как прямому пособнику в колдовских делах, остался жив. Более того, точно известно, что в 1543 году он получил ответственный воеводский пост. Да и весь род Сабуровых не пропал, хотя и «притих»: на службах государевых его до самой смерти Василия III не видно. А вот при его малолетнем сыне Иване положение изменяется: в конце 1531 года боярин Андрей Васильевич Сабуров упомянут в документах как воевода на Костроме, а в начале 1540-х Яков Иванович Сабуров (близкая родня Соломонии) воеводствует в Галиче.
Против версии, согласно которой Соломония Сабурова пыталась победить бесчадие с помощью колдовства, работает еще один аргумент. В 1525 году, т.е. накануне расторжения брака, от имени великокняжеской четы в Троице-Сергиеву обитель был сделан драгоценный вклад — шитый жемчугом «воздух», на котором изображено видение преподобного Сергия Радонежского о Пречистой Богородице и апостолах. На нем вышита молитва о чадородии. По отзыву музейных сотрудников Ризницы в Троице-Сергиевой лавре, где сейчас хранится этот предмет, традиции XVI века обязывали знатную женщину лично принять участие в вышивании такой вещи. Известно, что работа над нею могла длиться годами (известен факт о вышивании подобного предмета в середине XVI века на протяжении трех лет). Следовательно, последние годы перед пострижением великая княгиня московская надеялась не на ведовство и волхвование, а на помощь сил небесных. Упование ее было тщетно — не дал ей Бог детей, но поднял ее к высотам духовного подвига.
Можем ли мы сейчас твердо установить: прибегала великая княгиня к колдовским чарам или же на нее был возведен поклеп, в том числе и ближайшей родней? Нет. Остается ли шанс на то, что Стефанида-рязанка и прочие персонажи того же ряда посещали палаты великой княгини? Да, остается. Нельзя, к сожалению, полностью отвергнуть эти сведения, хотя они и сомнительны. Но даже если допустить, что женщина, впавшая в отчаяние, совершила этот грех, то ее долгая добродетельная жизнь во иночестве должна была смыть его, как смыло монашество злобу и жестокость святого Никиты Переяславского.
Итак, Соломония Сабурова стала инокиней Софией. Она отправилась в суздальский Покровский монастырь. Василий III женился во второй раз, и через несколько лет у него родился сын Иван. Самопожертвование Соломонии Сабуровой не было напрасным.
А как же ребенок, якобы родившийся вне закона? Здесь хотелось бы добрым словом помянуть сотрудников Владимиро-Суздальского музея-заповедника. В январе 2008 года они предоставили автору этих строк два документа, проливающих свет на историю с мифическим Георгием, «сыном» Сабуровой. Это, во-первых, акт о раскопках в суздальском Покровском монастыре 19—20 мая 1996 года — за четырьмя подписями, среди которых есть и подпись старшего научного сотрудника Института всеобщей истории РАН С.А. Беляева. О гробнице, раскрытой А.Д. Варгановым, в акте говорится следующее: «Погребения на этом месте не могло быть по причине физического отсутствия места для него, ибо фундамент представляет единый монолит, сохранившийся в неповрежденном виде без каких-либо выемок в нем, а совершение захоронения между плитами пола и фундаментом невозможно, так как толщина этого слоя в самом его глубоком месте не превышает 0,3 м». Иначе говоря, раскопки 1996 года поставили под сомнение то, что А.Д. Варганов действительно нашел в указанном им месте захоронение с рубашечкой. Ведь там вообще не могло быть гробницы — сплошной камень… А научного протокола вскрытия гробницы А.Д. Варгановым просто нет. Его не составили. Как нет ни фотографий, ни зарисовок. Что ж, провинциальная археология 1934 года, как видно, не знала простейших правил научной работы… Второй важный документ — официальное письмо директора музея-заповедника, заслуженного работника культуры РФ, кандидата исторических наук А.И. Аксеновой в суздальский Покровский монастырь от 11 декабря 2006 года. В нем среди прочего сказано: «Легенда, не подтвержденная документально, остается легендой. Прямых неопровержимых данных о существовании ребенка, приуроченности предметов погребения к имени Соломонии (Софии) нет». Сказано честно и точно.
История с «рубашечкой Георгия» и прежде выглядела странно: на экспертизу в ГИМ экспонат был отправлен только в 1944 году (через десять лет после раскопок Варганова!), представлял собой клубок из металлических шнурков и тесемок, из которого «реконструировали» на современной материальной основе «рубашечку». Из письма самого Варганова известно, что в ГИМе часть сотрудников первоначально склонялась датировать «рубашечку» XVII веком. Аргументы, приложенные к ее окончательной датировке, выглядят невнятно: специалист ГИМ Е.С. Видонова сравнила остатки «рубашечки» с тремя рубашками XVII века из фондов ГИМ и сделала вывод: «Более плотная шелковая тафта, нарядные и в то же время строгие серебряные украшения, тонкая и сложная техника шитья и другие признаки позволяют отнести рубашку к более раннему времени — к XVI и скорее к его первой половине». Вот так резюме! Не имея ни одной рубашки XVI столетия для сравнения, Е.С. Видонова сопоставляла предмет неизвестного времени с материалом XVII века и, повинуясь не Бог весть какой логике, утверждает: раз сделано наряднее, строже, тоньше и сложнее, значит, XVI век! А к XVII, вероятно, люди разучились так шить и стали делать рубашки скромнее, ласковее, грубее и проще… Но почему? Или, может быть, ком металлического шитья, попавший в ГИМ, относится к XVII или XVIII столетиям? Сравнивая несколько разнородных вещей, столь определенные выводы делать просто легкомысленно.