Очень мне жалко, дорогой Сергей Терентьевич, что должен огорчить вас.
Ваше сочинение: Новые птицы...1 не хорошо. Нет ни внутреннего, ни внешнего интереса, нет и характеров. Главные лица совсем безжизненные, остальные старые и неяркие типы. Вообще мне кажется, что вы не склонны, или еще рано вам писать в драмат[ическом] роде. Мне очень жалко, что я должен сказать это вам, но правда всегда хороша. Рассказы ваши многие — и всегда самые простые самые лучшие — очень хороши, но это писание ниже всякой критики. Даже и язык не выдержан. Но вы не унывайте и если есть захватывающие вас чувства, то пишите в форме повести и рассказов. А то и вовсе не пишите. И так можно жить. А главное, не портить себе репутацию. Она теперь хорошая. Главный недостаток этого писания и того, кот[орое] было в Русск[ом] слове,2 это то, что это произведение мысли, а не чувства. Не сердитесь нa меня и не унывайте. Я в деревне еще. Если буду в Москве, то увидимся и поговорим подробнее.
Любящий вас Л. Толстой.
Рукопись посылаю.
9 ноября.
Год в дате определяется по почтовым штемпелям на ответном письме Семенова от 16 ноября 1897 г.
Ответ на недатированное письмо Семенова, в котором Семенов, пересылая рукопись своей пьесы «Новые птицы, новые песни», просил Толстого направить ее в редакцию «Нивы» и сообщить ему мнение об этой пьесе.
1 Многоточие в автографе. Эта пьеса Семенова напечатана не была.
2 В своих «Воспоминаниях о Л. Н. Толстом» (СПб. 1912, стр. 72) Семенов указывает, что речь идет о его рассказе «Пересол», напечатанном не в «Русском слове», а в «Новом слове» 1896, 10.
* 221. И. Вандерверу (I. K. Van der Veer).
1897 г. Ноября 10? Я. П.
Lieber Freund. Es war mir eine wahre Freude Ihren Brief zu erhalten. Obgleich die Nachrichten von meiner Krankheit falsch sind und ich bin jetzt noch ganz gesund, kann ich doch die Fragen, die Sie mir stellen, nicht beantworten. Habe keine Zeit und keine Möglichkeit dazu. Was ich unter dem Begriff Gott mir denke, habe ich so gut, wie ich konnte, in meinen Schriften gesagt. Besser und deutlicher werde ich es nicht in einem Briefe sagen können. Was den geschlechtlichen Verkehr anbetrifft, so habe ich es auch so gut, wie ich konnte, in dem Nachworte zum Kreutzer Sonata ausgedrückt. Die ganze Frage ist mit einem Worte gelöst: der Mensch muss immer, unter allen Umständen — ob er verheiratet oder leidig ist —so keusch, wie möglich sein, wie es Kristus und nach ihm Paulus gesagt haben. Wenn er so enthaltsam sein kann, dass er keine Frau kennt, so ist es das beste, was er tun kann. Wenn er aber sich nicht enthalten kann, so muss er doch trachten so wenig, wie möglich, sich dieser Schwäche hinzugeben, muss durchaus nicht den geschlechtlichen Verkehr, als seine «jouissance» ansehen. Ich glaube, dass jeder aufrichtige und ernste Mensch, nicht anders die Sache ansehen kann, und dass alle solche Menschen darüber einig sind.
Dasselbe glaube ich auch in Hinsicht auf den Begriff Gott. Jeder ernste Mensch, der über den Sinn seines Lebens gedacht hat, muss zu demselben Begriff der Gottheit kommen, obgleich ein jeder es verschiedenartig ausdrücken kann. Deswegen je weniger darüber gesprochen und gegrübelt wird, desto besser.
Was mir in Ihrem Briefe besonders Freude machte ist, dass Sie selbst Ihr Blatt drucken. Wir vergessen zu oft, was aus unserer Überzeugung folgt und bemerken nicht die notwendigen Anderungen in unserem Leben, die aus unseren Überzeugungen von selbst fliessen. Wenn Sie nur das durchführen möchten. Die Art und Weise, wie Sie Ihr Blatt drucken, muss einen nicht minderen Einfluss ausüben, als die Gedanken, die darin enthalten werden.
Es freut mich auch, dass Sie viele Briefe erhalten von Leuten, die mit der Richtung Ihres Blattes einverstanden sind, aber ich hatte Ihnen geraten, nicht zu viel von Ihrem Blatte zu erwarten. Das wigtigste sind nicht die Reden, aber das Leben. Und das Leben, ein Lehren von Leuten, die Ihren Überzeugungen nach leben, wirkt mehr und sicherer als alle Schriften. Wollen wir deswegen jung und alt, alle unsere Kräfte dahin richten, um so viel, wie möglich, unsere Überzeugungen in’s Leben überzuführen und beweisen, dass es möglich ist, auch in unseren Tagen, christlich zu leben. Das haben Sie getan und deswegen liebe ich Sie und Ihre liebe Frau. Grüssen Sie sie von mir und alle unsere Freunde. Ich rate Ihnen nicht ein Kind aufsuchen, und annehmen. Tuen Sie es nur dann, wenn die Gelegenheit dazu von selbst kommt. Es kommt so öfters vor, und Sie haben vor sich noch viele Jahre zu leben.
Ihr Freund und Bruder.
Mein Buch über die Kunst habe ich erst jetzt geendigt.
Дорогой друг,
Получение вашего письма было для меня большой радостью. Хотя известие о моей болезни неверно, и я до сих пор вполне здоров, все-таки я не могу ответить на те вопросы, которые вы мне ставите. У меня нет ни времени, ни возможности на это. То, что я разумею под понятием бога, я выразил насколько мог хорошо в своих писаниях. В письме я не в состоянии буду сделать это лучше и яснее. Что касается половых отношений, то и по этому вопросу я высказался настолько хорошо, как мог, в послесловии к Крейцеровой сонате. Весь вопрос разрешается одним словом: человек должен всегда, при всяких обстоятельствах — будь он женат или безбрачен — быть насколько возможно более целомудрен, как это сказал Христос, а за ним апостол Павел. Если человек может быть настолько воздержан, чтобы совершенно не знать женщины, — это самое лучшее. Если же он но в силах воздерживаться, то тем не менее должен стараться как можно меньше поддаваться этой слабости, и во всяком случае не смотреть на половые отношения, как на наслаждение. Я думаю, что никакой искренний и серьезный человек не может иначе смотреть на этот вопрос и что все подобные люди в этом сходятся.
То же полагаю и в отношении к пониманию бога. Каждый серьезный человек, который задумывался над смыслом своей жизни, должен притти к одному и тому же понятию божественности, хотя каждый по-своему может определять это понятие. Поэтому, чем меньше об этом говорить и пререкаться — тем лучше.
Что меня особенно обрадовало в вашем письме — это то, что вы сами печатаете ваш листок. Мы слишком часто забываем о выводах, которые надлежит сделать из наших убеждений, и не замечаем проистекающих из них необходимых изменений в нашей жизни. Если бы вам это удалось сделать! Способ, которым вы печатаете ваш листок, должен иметь не меньше влияния, чем те мысли, которые в нем содержатся.
Меня также радует, что вы получаете так много писем от лиц, согласных с направлением вашего листка, но я не советовал бы ожидать слишком много от вашего листка. Самое важное не слова, а сама жизнь. И жизнь тех, кто живет согласно своим убеждениям, действует сильнее, чем все писания. Будем же потому все, молодые и старые, направлять все наши силы к тому, чтобы по возможности проводить в жизнь свои убеждения, доказывая этим, что и в наше время можно жить по-христиански. Это сделали вы, и за это я люблю вас и вашу милую жену. Кланяйтесь ей и всем нашим друзьям. Я не советую вам искать и усыновлять ребенка. Сделайте это лишь тогда, когда случай к тому представится сам собой. Подобные случаи так часто представляются, и вы имеете впереди еще много лет жизни.
Ваш друг и брат.
Я лишь теперь окончил мою книгу об искусстве.
Печатается по копии из AЧ. Датируется приблизительно, но содержанию. В письме к А. Шкарвану от 11—14? ноября —это письмо упоминается как уже написанное; а в Дневнике Толстого 10 ноября отмечено писание писем, большинство которых неизвестно. Условно датируется этим числом.
Ответ на письмо Вандервера от 24 октября нов. ст. из Гаарлема с рядом вопросов: как Толстой «понимает» бога?, в чем «практическая мораль Крейцеровой сонаты»? и т. п., и с сообщением о своей жизни.