Лao-Тсе.

«Разделяй и царствуй» — в этом главная хитрость всех угнетателей. Только возбуждая племенную вражду, международную ненависть и местные предрассудки, только восстановляя одни народы против других, могут устраиваться и поддерживаться аристократия и самовластие. Поэтому, кто хочет освободить людей, должен поднять их выше ненавистнических чувств, иначе он не достигнет цели.

Генри Джордж.

Война есть такое состояние людей, в котором получают власть и славу самые низкие и порочные люди.

Чем выше в своем собственном мнении подымается человек, тем положение его ненадежнее; чем ниже он спускается, тем тверже его положение.

Чтобы быть сильным, надо быть как вода. Нет препятствий — она течет; плотина — она остановится; прорвется плотина — она снова потечет; в четыреугольном сосуде она четыреугольна; в круглом — она кругла. Оттого, что она так уступчива, она нужнее всего и сильнее всего.

По Лао-Тсе.

Смирение состоит в том, чтобы признавать себя грешником и не вменять себе в достоинство свои добрые дела.

Чем больше человек углубляется в себя, тем ничтожнее он представляется себе. В этом первый урок мудрости. Будем же смиренными, чтобы быть мудрыми. Будем знать свою слабость, и это даст нам силу.

Чаннинг.

Как вода не держится на вершинах, а сливает в низкие места, так и добродетель не удерживается людьми, возвышающими себя, а удерживается только в людях смиренных.

По Талмуду.

Мудрый человек огорчается своим бессилием сделать то добро, которого он желает, но не огорчается тем, что люди не знают его или ложно судят о нем.

Китайская мудрость.

Несмотря на общее большинству людей малое внимание к своим недостаткам, нет человека, который не знал бы о самом себе чего-либо более дурного, чем то, что он знает о ближнем.

Вольслей.

Первая отличительная черта доброго и мудрого человека заключается в сознании, что он знает очень мало, что есть много людей гораздо умнее его, причем он всегда желает узнать, научиться, а не учить.

Желающие же поучать или управлять не могут хорошо ни учить, ни управлять.

Джон Рёскин

Тот, кто лучше всего знает сам себя, тот менее всего себя и уважает.

Старайтесь узнать свои силы. Узнавая же их, не бойтесь умалить, а бойтесь преувеличить их.

Жизнь человеческая хороша только в той мере, в какой она есть исполнение закона жизни, закона бога.

Зло, в виде смерти и страданий, видно человеку только тогда, когда он закон своего плотского, животного существования принимает за закон своей жизни. Только когда он, будучи человеком, спускается на степень животного, только тогда для него становятся страшны и смерть и страдания. Смерть и страдания, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни: исполнения закона бога, выражающегося в любви. Смерть и страдания суть только преступления человеком этого закона. Для человека же, вполне живущего по закону бога, нет смерти, нет страдания.

Что делать, когда всё нас оставляет: здоровье, радость, привязанность, свежесть чувства, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один: слияние своей воли с волей бога. Будь, что будет, если чувствуешь спокойствие совести, если чувствуешь себя примиренным и на своем месте. Будь тем, чем ты должен быть, — остальное дело божье. И если бы даже не было бога любви, а был бы только закон всего, долг был бы все-таки разгадкой тайны.

Амиель.

Исполнение долга не имеет ничего общего с личным наслаждением. У долга свой особый закон, свой особый суд, и, если бы мы захотели смешать долг и личное наслаждение, чтобы жить этой смесью, то долг и наслаждение сейчас же сами собою отделились бы друг от друга.

По Канту.

Закон бога мы знаем и из преданий всех религий и из своего сознания, когда оно не затемнено страстями и обманами мысли, и можем узнать из приложения этого закона к жизни: все те требования закона, которые дают нам неотъемлемое благо, всё это требования истинного закона.

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

БУДДА

Две тысячи четыреста лет тому назад жил в Индии царь Судходана. У него было две жены, две родные сестры, но детей ни от одной, ни от другой не было. Царь очень огорчался этим, и вдруг, когда он уже перестал надеяться, старшая жена его, Майя, родила сына.

Царь не мог нарадоваться на сына и ничего не жалел для него, чтобы радовать, веселить и обучать сына всяким наукам. Сидхарта — так назвали сына — был мальчик и умный, и красивый, и добрый. Когда Сидхарте минуло 19 лет, отец женил его на его двоюродной сестре и поселил молодых в великолепном дворце, среди прекрасных садов и рощ. Во дворце и садах молодого Сидхарты было всё то, чего только может желать человек.

Желая видеть своего любимого сына всегда счастливым и веселым, царь Судходана строго приказал приближенным и слугам Сидхарты не только ничем не огорчать его, но и скрывать от него всё то, что могло бы опечалить молодого наследника или навести его на грустные мысли.

Сидхарта не выезжал из своих владений, а в своих владениях он не видал ничего испорченного, нечистого, стареющегося. Слуги старались убирать всё то, что могло быть неприятно для вида, не только удаляя всё нечистое, но и убирали и срывали с деревьев и кустов завядшие листья. Так что молодой Сидхарта видел вокруг себя только всё молодое, здоровое, красивое и веселое.

Так прожил Сидхарта более года после женитьбы. Один раз, катаясь по своим садам, Сидхарта вздумал выехать из своих владений, чтобы посмотреть, как живут другие люди.

Сидхарта приказал своему вознице Чанне везти его в город. Всё, что он увидал: улицы, дома, мужчин и женщин в различных одеждах, лавки, товары, всё это было ново для Сидхарты и приятно заняло и развлекло его.

Но вдруг на одной из улиц он увидал такого странного человека, каких он никогда не видел. Странный человек сидел скорчившись у стены дома и громко и жалобно стонал. Лицо этого человека было бледно и сморщено, и он весь дрожал.

— Что с этим человеком? — спросил Сидхарта у возницы Чанны.

— Верно, болен, — сказал Чанна.

— Что такое значит болен?

— Болен значит то, что тело его расстроилось.

— И что же, ему больно?

— Должно быть, больно.

— Почему же это сделалось с ним?

— Напала болезнь.

— И на всех так может напасть болезнь?

— На всех.

Сидхарта больше не спрашивал.

Немного дальше к колеснице Сидхарты подошел старик нищий. Дряхлый, с согнутой спиной, с слезящимися красными глазами, старик насилу переставлял высохшие, трясущиеся ноги и, шамкая беззубным ртом, просил милостыню.

— Это тоже больной? — спросил Сидхарта.

— Нет, это старик, — сказал Чанна.

— Что значит старик?

— Значит: состарился.

— Отчего же это сделалось?

— Жил долго.

— Все люди стареются? Это делается со всеми, кто долго живет?

— Со всеми.

— Сделается и со мной, если я долго проживу?

— Со всеми то же, — отвечал Чанна.