* № 14.

И отвѣтъ ясенъ. Онъ не всегда приходитъ въ голову только потому, что онъ слишкомъ простъ и очевиденъ и уличаетъ почти каждаго изъ насъ. Отвѣтъ въ томъ, что есть люди, которые увѣрены въ томъ, что они знаютъ, въ чемъ состоитъ наилучшее общественное устройство человѣческой жизни и, зная въ чемъ это наилучшее устройство, считаютъ себя въ правѣ насиловать людей — a насиліе не бываетъ безъ угрозы смерти и исполненія ея — для достиженія или поддержанія этого наилучшаго устройства.

Наилучшаго устройства? Какого? Такихъ наилучшихъ устройствъ противуположныхъ одно другому всегда одновременно десятки. И, удивительное дѣло, сторонники такихъ устройствъ монархическихъ, республиканскихъ, конституціонныхъ, соціалистическихъ, комунистическихъ, анархическихъ и другихъ считаютъ себя одинаково въ правѣ употреблять другъ противъ друга тѣже пріемы насилія, неизбѣжно ведущіе къ убійству, которые употребляютъ противъ этихъ сторонники другихъ устройствъ.

* № 15.

Можешь понять и изъ того, что люди столь же ученые и умные, какъ и ты, съ такой же увѣренностью, какъ и ты, утверждаютъ, что ты заблуждаешься, а они правы, можешь понять и изъ того, что исторія показываетъ тебѣ, что не только никогда не осуществлялось то устройство, которое стремились установить люди, но почти всегда установлялось противное. Яснѣе же всего можешь понять это изъ своего внутренняго сознанія, которое говоритъ тебѣ, что ты не имѣешь права устраивать ничью жизнь кромѣ своей и что то насиліе, которое ты не можешь не употреблять или хотя допускать, противно твоей душѣ и вызываетъ только такое же насиліе. Что же тебѣ дѣлать, если ты точно руководимъ желаніемъ служенія не одному себѣ, а и людямъ? Одно: не предполагая впередъ то устройство, которое тебѣ кажется наилучшимъ, предоставить этому устройству сложиться самому изъ тѣхъ качествъ, которыя свойственны людямъ даннаго времени, зная, что чѣмъ лучше будутъ эти качества, тѣмъ лучше будетъ устройство. Содѣйствовать же этому наилучшему устройству ты можешь только тѣмъ, чтобы въ себѣ воспитать наилучшія качества, а также насколько возможно и въ другихъ людяхъ. Воспитаніе же въ себѣ добрыхъ качествъ очевидно достигается никакъ не борьбой и убійствами, а обратной, наиболѣе свойственной всѣмъ людямъ дѣятельностью — любовью.

* № 16.

человѣкъ, т. е. существо поставленное въ такое положеніе, что во всякомъ случаѣ имѣя передъ собой самое большее — полстолѣтіе, ты всякій часъ можешь изчезнуть навсегда изъ этой жизни. <Устройіство же жизни людей не только не можетъ зависѣть отъ твоей воли, но ты не можешь знать, въ чемъ должно бы состоять это наше лучшее устройство — не можешь знать, потому что десятки людей, признаваемые тобою же умными и образованными, считаютъ наилучшими десятки различныхъ устройствъ не только не согласныхъ, но противуположныхъ и вотъ> Что же тебѣ дѣлать, находясь въ этомъ положеніи? что тебѣ дѣлать, на что положить всѣ силы своей жизни и чего избѣгать, чтобы вмѣсто того блага себѣ и другимъ, для котораго была дана тебѣ жизнь, не погубить ее напрасно? Что тебѣ дѣлать?

* № 17.

Отвѣтъ въ томъ, что все произошло отъ того, что началась революція. <Революція. Что такое революція?> Что же такое революція? Революція это то, что явились такіе люди, которые, полагая, что они навѣрное знаютъ, въ чемъ состоитъ наилучшее общественное устройство, желаютъ ввести это устройство въ жизнь людей и для этой цѣли считаютъ себя въ правѣ употреблять всякаго рода насилія до убійства включительно, тогда какъ другіе люди, полагая наилучшимъ устройствомъ то, какое существуетъ, желаютъ удержать это устройство и для удержанія его считаютъ себя въ правѣ употреблять такое же насиліе и всякаго рода истязанія и убійства.

* № 18.

Глядишь теперь въ Россіи на всѣ эти бомбы, тюрьмы, каторги, цѣпи, разстрѣлы, висѣлицы, экспропріаціи, всякаго рода убійства, главное на то ужасное развращеніе людей, при которомъ самый первобытный, грубый грѣхъ убійства считается уже не грѣхомъ, а подвигомъ, и спрашиваешь себя: гдѣ причина этихъ ужасовъ, этого на нашихъ глазахъ происшедшаго въ послѣдніе 3—4 года озвѣрѣнія людей? И отвѣтъ одинъ: причина революція, т. е. появленіе среди извѣстнаго общественнаго устройства, поддерживаемаго насиліемъ, людей, не признающихъ законности этого насилія и употребляющихъ противъ него такое же насиліе, включающее въ себя, какъ и всякое насиліе, неизбѣжное условіе убійство.

Теоретическое основаніе всякой революціи состоитъ въ томъ, что тогда какъ тѣ люди, которые находятся у власти, увѣрены въ томъ, что знаютъ, въ чемъ наилучшее устройство жизни людей, другіе люди точно также увѣрены въ томъ, что это признаваемое одними людьми устройство не есть таковое, наилучшее же устройство жизни есть совершенно другое. И потому казалось бы ясно, что главная причина бѣдствій, происходящихъ отъ революціи, въ томъ, что во 1-хъ полагаютъ, что они могутъ навѣрное знать, въ чемъ наилучшее устройство жизни людей, тогда какъ они не могутъ знать этого, что очевидно по одному тому, что люди, считающіеся одинаково умными и образованными, съ одинаковой увѣренностью признаютъ за наилучшія устройства жизни устройства, прямо противуположныя одни другимъ (монархическія, республиканскія, конституціонныя, соціалистическія, комунистическія, анархическія и др.), и во 2-хъ въ томъ, что для достиженія своихъ противуположныхъ цѣлей люди употребляютъ одно и тоже средство насилія, вызывающее всегда насиліе съ противуположной стороны и потому никакъ не могущаго улучшить общественное устройство, а всегда только неизбѣжно ухудшающее его.

Казалось бы положенія эти такъ очевидны, что мыслящему человѣку, будь онъ консерваторъ или революціонеръ, нельзя уже защищать и оправдывать свою насильническую дѣятельность соображеніями объ общемъ благѣ людей. Понятно, что человѣкъ можетъ для своихъ личныхъ цѣлей, будь онъ революціонеръ или консерваторъ, можетъ, какъ животное, ради интересовъ своей личности (интересы эти могутъ быть болѣе или менѣе отвлеченные, интересы тщеславія, задора, упорства, славолюбія, но всетаки личные), можетъ защищать себя насиліемъ, но приводить въ оправданіе насилія какія либо высшая, духовныя, нравственный цѣли уже казалось бы невозможно.

Ясная Поляна, 30 Января 1909 г.

ПИСЬМО РЕВОЛЮЦIОНЕРУ.

Получилъ ваше интересное письмо и очень радъ случаю отвѣтить на него.

Вы говорите, первое, что правильно понятый эгоизмъ это — благо всѣхъ, и что эта истина съ разрушеніемъ стараго строя быстро войдетъ въ сознаніе людей. А какъ только истина эта войдетъ въ сознаніе людей, такъ и наступитъ общее благо. Второе то, что умъ человѣческій можетъ придумать условія общежитія, при коихь эгоизмъ одного человѣка не будетъ вредитъ другому. И третье то, что при этихъ придуманныхъ условіяхъ общежитія можетъ, какъ вы выражаетесь, имѣтъ мѣсто до извѣстной степени и элементъ принужденія, т. е. что для того, чтобы люди исполняли требованія придуманнаго теоретиками наилучшаго устройства, можно и должно употреблять насиліе.

Три положенія эти признаются одинаково всѣми учеными, политиками и экономистами нашего времени. Ученые теоретики только не такъ откровенно, какъ вы, высказываютъ ихъ. На этихъ трехъ положеніяхъ основаны разсужденія сотенъ, тысячъ людей, считающихъ себя руководителями человѣчества. А между тѣмъ всѣ три положенія эти суть не что иное, какъ самыя странныя и ни на чемъ не основанныя суевѣрія. Не говорю уже о произвольности утвержденія о томъ, что эгоизмъ, т. е. начало раздора и разъединенія, можетъ привести къ согласію и единенію, ни о странности столь распространеннаго суевѣрія о томъ, что небольшая кучка людей, большей частью не лучшихъ, а худшихъ, можетъ придумывать наилучшее устройство жизни для милліоновъ людей, самое допущеніе употребленія насилія для введенія придуманнаго устройства, тогда какъ такихъ придуманныхъ устройствъ сотни противоположныхъ одно другому, уже ясно показываетъ всю безосновательность и произвольность этихъ странныхъ суевѣрій.