большая часть защитников крепости рассредоточилась вдоль всей стены и теперь

бесцельно металась, не в состоянии достать противника, атаковавшего одно-единственное

место надо рвом. Громогласный приказ Индраса снял людей со стен и бросил вниз, к

пробоине, сквозь которую уже пробирались первые солдаты, избегнувшие стрел и смолы;

остальные тем временем уже прыгали в ров, гребя одной рукой и твёрдо держа другой

щит над головой, выбирались, цепляясь за обломки рухнувшей стены, и тоже проникали в

замок.

Резня была страшной. Защитникам крепости пришлось хуже – большая часть их была

тренирована для дальнего боя и вооружена соответственно, и вальенцы мяли их, секли и

крушили, стремительно оттесняя на внутренний двор. Рашан Индрас и Роберт Норан

истошно орали, отдавая приказы, веля перегруппироваться и встать строем, но паника

людей, не ждавших такого поворота событий, сыграла решающую роль. В конце концов

обоим командирам ничего не оставалось, как кинуться в драку самим. Это воодушевило

их людей, и вальенцев оттеснили назад, к пробоине, сквозь которую они проникли.

Воздух был наполнен грохотом сталкивающейся стали, свистом арбалетных болтов,

бешеным рёвом нападающих и отчаянными криками боли, плеском воды, шипением

смолы и грохотом продолжающих осыпаться камней. За всем этим чудовищным шумом

остался неуслышанным скрип петель подвесного моста, опускающегося через ров, и

скрежет раздвигаемых створок главных ворот. Рашан Индрас, прошедший множество

битв, был единственным, кто это заметил, и обернулся с налитыми кровью глазами, вопя:

«Ворота! Вашу сраную мать, ДЕРЖАТЬ ВОРОТА!»

Но никто его не услышал – да к тому же было слишком поздно: капитан Ортандо открыл

Тэйнхайл.

И тогда Лусиана Риверте, державшая резервный отряд в двух полётах стрелы от замка,

дала сигнал к наступлению. Уилл был рядом с ней и видел, что она сдержала слово,

оставшись на второй линии и не приближаясь к врагу ближе, чем на десять шагов. И ещё

он видел, как она убивала.

Он не мог как следует поразиться этому зрелищу, потому что убивал тоже.

Он пронёсся в ворота с мечом наголо, и копыта его коня грохотали по бревнам подвесного

моста. Он никогда не убивал раньше, никого – книжный мальчик из хилэсской глуши,

большую часть своей жизни думавшей, что он должен отдать себя богу. В тот день, когда

он решил отдать себя человеку, всё изменилось. Уилл не нападал первый – у него была

теперь только одна задача: оберегать Лусиану, желательно, чтобы она этого не заметила.

Это оказалось проще, чем он думал: она не видела никого и ничего, непрерывно заряжая

арбалет и посылая стрелу за стрелой, неизменно находившей цель. Даже здесь, в адской

мясорубке, перемалывающей дым, грохот и человеческую плоть, Лусиана Далнэ-Риверте

была почти невозмутима, почти спокойна, губы её были плотно сжаты, когда она

совершенно твёрдой рукой направляла стрелу, и только глаза горели так, что обжигали не

хуже пороха. Уилл старался не отходить от неё, отбивая занесённые над ней удары, не

позволяя никому приблизиться к ней для ближнего боя. Несколько раз мимо его уха

свистели стрелы, неоднократно сталь меча скрежетала по доспехам, но у него не было

времени испугаться. Раньше он только диву давался, как люди, идущие в сече, не боятся

смерти. Теперь он это понял. Не было времени испугаться, не было времени подумать о

смерти – во всяком случае, о своей. Только о чужой.

И ещё – о том, зачем он пришёл сюда и почему убивал людей, присягнувших его роду.

– Лусиана! Нам надо его найти! – закричал Уилл, улучив мгновение, когда ярость общей

схватки немного ослабела. Он почти ничего не видел сквозь заливающий глаза пот, перед

глазами всё было серо-красным, и он не знал, кто побеждает и сколько еще может

продлиться бой.

– Уилл, сзади! – крикнула Лусиана вместо ответа, и Уилл, не думая, круто развернулся и

встретил клинком тяжелый двуручник.

Парировать удар он сумел, но сила нападающего была такова, что Уилла едва не

швырнуло наземь. Он сделал шаг назад, со всей силы упираясь в землю левой ногой, так,

что затрещало колено, и отбил второй удар, такой же чудовищный. Никто из тех, с кем он

дрался сегодня или на тренировках, не обладал такой силой. Уилл, задыхаясь, вскинул

глаза – и увидел за скрещенными мечами лицо своего брата, побагровевшее, забрызганное

кровью.

– Роберт, – прохрипел Уилл – и отпрянул, уходя от нового удара.

– Я убью тебя, – процедил лорд Норан, нанося новый удар, наступая шаг за шагом. –

Никому не позволю. Только я. Сам убью тебя. Предатель. Щенок.

Арбалетный болт царапнул его по щеке, гулко срикошетил от забрала шлема и упал

наземь. Уилл, разворачиваясь и парируя удар, краем глаза уловил Лусиану,

заправляющего очередной болт. Она стоял на лестнице, заваленной трупами, прикрытая

фигурной балюстрадой. Уилл почудилось, что руки у неё дрожат. У него, во всяком

случае, дрожали. Он опять отбил удар, отступая дальше и дальше, гладя широко

раскрытыми глазами в кровавую оскалившуюся маску, бывшую когда-то лицом его брата.

И вдруг понял, что это – конец, что сейчас он умрёт. Он не мог биться с Робертом. Ему не

хватало умения, не хватало сил и… и он просто не мог ударить мечом своего брата. Он

просто не мог.

Роберт оттеснил его к стене. Уилл ещё держал его атаки, но отбивал их всё более неловко.

В конце концов он споткнулся и понял, что за спиной у него глухая стена. Роберт по-

бульдожьи задрал верхнюю губу, буравя его полным ненависти взглядом.

– Утешу тебя на прощание, братец, – прошипел он, отводя руки с мечом для последнего

удара. – Твой любовник тебя ненадолго переживёт, и я прослежу, чтобы вас обоих

закопали в одной навозной яме.

– Нет! – в неистовой, невероятной, невообразимой ярости закричал Уилл – и, уйдя из-под

сокрушительного удара, который должен был разрубить его пополам, поднырнул Роберту

под руку и ударил его мечом по лицу плашмя.

Роберт опустил руки и отступил, охнув и заморгав. С его лба закапала кровь, взгляд

расфокусировался, и он неуверенно выставил руку перед собой, словно надеясь, что Уилл

поддержит его и не даст упасть. Потом сделал ещё шаг назад и согнулся.

Уилл толкнул его в плечо, заставив сесть на землю. Мельком глянул ему в лицо – на

Роберте было слишком много крови, преимущественно чужой, но Уилл был почти уверен,

что не ранил его, только оглушил. У него было всего несколько мгновений. Он слышал

позади неумолкающий грохот битвы и отрывистые щелчки арбалетной тетивы прямо за

своей спиной – теперь Лусиана прикрывала его, пока он судорожно ощупывал шею своего

брата. Насколько Уилл знал его – а он надеялся, что всё-таки знал – ключ от тюрьмы

Риверте должен был быть где-то при нём: Роберт никому бы его не доверил.

Окровавленные пальцы Уилла наткнулись на кожаный шнурок, потянули, обвили

скользкий от пота ключ. Есть! Уилл сорвал шнурок с шеи Роберта, застонавшего и

потянувшегося к нему. Уилл отскочил и обернулся, проверяя, как Лусиана.

Она больше не смотрела в его сторону – её теснили вверх по лестнице, враги прибывали

быстрее, чем она успевала перезаряжать арбалет.

Уилл закричал её имя, так бешено, что голос у него сорвался. Но она услышала. Он

бросился к лестнице, остановился, вскинул руки.

– Прыгайте! Сейчас!

Она не колебалась ни мгновения. Послала в грудь наступающему хиллэсцу последний

болт, бросила бесполезный арбалет, легко перескочила через парапет лестницы и

спрыгнула вниз, хотя до земли было не меньше дюжины футов.

Позже Уилл думал, что только в безумии и горячке битвы мог не задумываться о том, что

будет, если он её не поймает.