— Ну что, презервативы повыбрасывал? — младший аккуратно вешает куртку в шкаф.

— Жоржета, ты в кого такой циник?

— Ты мне еще скажи, что вы тут чай пили!

— И чай пили… тоже.

— Так и думал. Тоже, — Гошка качает головой каким-то странным осуждающим, старушечьим жестом.

— Что не так? Я тебя совсем не понимаю, — Гриша раздраженно пожимает плечами. — Ты же сам меня к этому…

— Ну, так пора двигаться дальше!

— Куда дальше-то?

— Вот дурак! А еще старший брат называется.

— Я так понимаю, на неделе у нас увидеться не получится?

— Гриш, я работаю допоздна.

— Люся, это ненормально! — он раздраженно откидывается в крессе.

— Что поделаешь…

Он не знает, что с этим можно сделать. Но невозможность с ней видеться раздражает ужасно!

— Тогда до субботы?

— Да, наверное.

Они ужинают дома, но разговор за столом быстро отбивает аппетит.

— Я никуда не уйду из дому, даже и не проси! Нечего устраивать из моей квартиры дом свиданий!

— Жорка, но что ты как маленький… — удивительно, но в голосе старшего звучат то ли примирительные, а то и вовсе просящие интонации.

— Это кто из нас маленький?! Мне кажется, кое у кого начался старческий маразм уже. И впадение в детство.

— Чего?!

— Свидерский! — младший, кажется, не на шутку рассержен. — Ты в паспорт и в зеркало давно смотрел?

— Какой-то странный вопрос. К чему он? — Гриша раздражен, но пытается не выказывать этого.

— К тому, что ты не мальчик давно уже. А время-то идет!

— И что?

— Да ну тебя! — машет рукой Георгий. — Ты безнадежен.

Ужин в ресторане удался за одним «но». Логического продолжения вечера не предвиделось. А Люся была так невозможно хороша в трикотажном платье, мягко облегавшем все то, что он уже успел достаточно близко изучить. Настолько близко, что мог отчетливо представить, что там, под этим мягким сиреневым трикотажем. Представлять — и только. Чертов Гошка!

— Лютик, за тобой во сколько заехать?

— Гриш, я не могу.

— Что значит — не могу?! — он реально уже начинает ненавидеть эти «нет», «не могу», «у меня не получится».

— У меня тут дома лазарет. Всех вирус скосил, а у бабушки еще и давление. Я одна на ногах, и то — только на таблетках. Я не могу их оставить, понимаешь? Бабуля даже встать не может, да и мама очень слабая.

— Ясно. У нас тоже многие в офисе болеют. Вирус какой-то очень пакостный.

— Оно и понятно. Потеплело, дело к весне. Вот вирусы и оттаяли.

— Может быть, помощь какая-то нужна? Привезти что-то? Лекарства?

— Знаешь… — тон ее нерешительный. — Если не сложно…

— Говори, что нужно.

Вот теперь он у нее в гостях. Маленькая прихожая, дверь в комнату закрыта. У Люси вид совсем измученный. Сразу понятно становится, что ей вот в данный момент не до поцелуев и прочих нежностей.

— Спасибо, Гриш, — забирает у него пакет из аптеки. — А то я даже выйти из дому боюсь. Да и слабость у самой тоже…

— Ты лечишься? — строго.

— Да.

— Точно? — он делает шаг к ней.

— Нет-нет, Гриша, не подходи! И вообще — езжай домой. Мы заразные, заболеешь еще.

— Я не болею!

— Все болеют, Гриш. Правда, езжай. Спасибо за лекарства.

— Ты в понедельник на работу собралась?!

— Как будто у меня есть выбор, — Люся вздыхает. — У меня же люди записаны…

— А Людмила Пахомова — не человек?!

— Я к понедельнику оклемаюсь.

— Люся, это не дело!

— Все будет в порядке, не переживай.

— Люся, кто там? — это из комнаты подает голос мама.

— Все, уходи! — она весьма невежливо подталкивает его к входной двери. — Пока тебя не посчитали.

— Я не понял — куда меня посчитали?

— В число потенциальных женихов! Все, — это уже через порог, — созвонимся!

Он ехал назад и злился. Ему все это страшно не нравилось. А больше всего не нравилось то, что он не мог на это никак повлиять. Люся себя загоняет, они почти не видятся, и он не знает, что с этим делать! Он скучал по ней страшно, а возможностей для встреч ничтожно мало. Раз в неделю — это почти ничего. Резкими, раздраженными выворачивая руль, он думал. Например, о том, что раньше был счастлив, когда его оставляли в покое. Теперь же каждый вечер засыпал с мыслями о ней. И конца-края и избавления от этого не видно. И, главное, что делать — непонятно.

— Я тебе уже сказал все, что думаю по этому поводу!

— Значит — нет?

— Нет, Григорий Сергеевич, нет! Это приличный дом, а не бордель!

— Слушай, ты уже перебарщиваешь!

— Я не собираюсь потворствовать эти ненормальным отношениям!

— Да чем это мои отношения с Люсей ненормальные?!

— Не понимаешь? Боюсь, это неизлечимо в твоем возрасте.

— Так, все! Я снимаю квартиру и съезжаю от тебя!

— Хозяин — барин.

— Лютик, тебе нравится?

— Да вроде бы… Тебе же здесь жить, Гриш… — они стоят посреди просторной гостиной. Риэлторша, верно оценив ситуацию, деликатно отошла в сторону, выдав все дежурные дифирамбы относительно предлагаемой жилплощади. Квартира действительно хороша. Места достаточно, приличная меблировка, центр города. Арендная плата подтверждает элитный статус этой квартиры, но вот сейчас Григорий совершенно не склонен экономить. Потому что думает, в первую очередь, не о себе.

— Да, конечно, но… — он ожидал более яркой реакции от нее. Неужели она не понимает, ради чего он затеял это все с квартирой? А Люся как будто подавлена чем-то. Хотя, может быть, это перенесенная болезнь сказывается. Но вид у нее такой, будто ей все это не нравится… или все равно ей.

— Хорошее место, Гриша, — она слабо улыбается. — Центр города, от офиса недалеко. Гараж подземный. Думаю, тебе тут будет комфортно.

Он вздыхает. Есть ощущение, что он что-то делает неправильно. Но он, хоть убей, не понимает, что именно!

Вроде бы, ничего плохого не происходит. Он внимателен, заботлив. Так беспокоившая ее история с Ларисой благополучно разрешилась. Гриша ей все рассказал, и, действительно, больше она Ларису не видела. Но сказанные ею слова будто занозой застряли в голове. «А ты, что, думаешь, если переспала с ним, так он сразу на тебе женится?» «Наиграется и бросит, поверь мне, девочка» Наиграется и бросит. От этого становится так тошно, что хоть вой. А если правда — бросит? А она уже не представляет, как жить будет без него. Стыдно, да и опасное это дело — себя обманывать. И она признается себе: любит его.

Так ее воспитали, видимо, что для Люси было очевидным — если люди любят друг друга, они живут одной семьей. Все, как положено: дом, семья дети. Проблема была в том, похоже, что из них двоих любит только один. А второй… Знать бы, что чувствует этот второй?! Кто она для него? Люся зажмуривается, плотнее кутаясь в одеяло. Явно, совсем не то, кто он для нее. А для нее он — все. Она не может даже думать о том, во что превратится ее жизнь, если в ней не станет Григория. И поэтому она примет все, что он ей даст. Лишь бы был с ней. Пока… Нет, об этом даже думать не стоит сейчас! Гордой она будет потом, когда придет время держать удар. А сейчас… сейчас она просто будет с ним. Столько, сколько ей отмеряно. Потому что без него — невыносимо уже.

Переезд в снятую квартиру затягивался. Вроде бы и договор уже подписан, и деньги перешли из рук в руки, что называется. А времени все не хватало, банально не хватало времени на то, чтобы собрать вещи. И еще было ощущение, что он в чем-то неправ. Какое-то странное чувство вины, не пойми перед кем. А Гошка масла в огонь подливал, демонстративно игнорируя его дома. А в офисе изображал из себя такую политкорректность, что у Григория даже зубы ломило. Хорошо хоть, новый главбух на работу вышел. Илья Борисович был интеллигентно сдержан, обманчиво мягок и еще более обманчиво улыбчив. Но бухгалтерия под ним уже третью неделю уливалась, что называется, кровавыми слезами, а Илья, не обращая внимания ни на что, железной рукой наводил порядок во вверенном ему бабьем царстве. Судя по всему, Гошка привел весьма ценного кадра. Илья оказался и мужиком нормальным, адекватным, и специалист на вес золота. В общем, новый главбух Григорию нравился. До определенного момента.