И всё-таки, несмотря на весь этот вполне мирный антураж, дело с союзническим десантом оказалось достаточно серьёзным происшествием, на которое немедленно отреагировали и Центросибирь, и Московское большевистское правительство. Ленин в своих телеграммах тут же призвал красных сибиряков подготовить надёжный отпор возможной вооруженной интервенции и первым делом немедленно вывезти из Владивостока оружие, закупленное ещё царским правительством у союзников и находившееся до сих пор на военных складах[278]. В русле тех же самых профилактических мероприятий в связи с событиями во Владивостоке Центросибирь 17 апреля объявила на всей территории Сибири военное положение. На основании чего был окончательно запрещён выезд на восток (дальше Красноярска) демобилизованным офицерам; все офицерские общественные организации объявлялись закрытыми, а их имущество — подлежащим конфискации. В то же самое время военкоматы получили распоряжение провести поголовную регистрацию всех бывших «золотопогонников», проживавших на территории Сибири.
Оружие из Владивостока, однако, удалось вывезти не полностью, поскольку начавшиеся в конце апреля вскрытие и разлив рек парализовали на некоторое время движение по Транссибирской железнодорожной магистрали. Часть того оружия, кстати, было передано частям Сергея Лазо для ведения боевых действий на Даурском фронте. Даурским его прозвали потому, что около станции Даурия пролегала первая линия обороны в противостоянии с постоянно вторгавшимся на советскую территорию Особым Маньчжурским отрядом. Вывезенного из Владивостока оружия действительно оказалось не так уж и много: его, в частности, даже не хватило для того, чтобы в полной мере обеспечить формирующиеся войска Центросибири, для отражения, как полагали, готовящейся агрессии со стороны Антанты. Поэтому Николай Яковлев (председатель Сибирского совнаркома) в апреле запросил у
В.И. Ленина дополнительное вооружение и экипировку на 70 тысяч военнослужащих, а также денежную ссуду в размере нескольких миллионов рублей.
Теперь вернёмся непосредственно к Семёнову. Атаман со своим отрядом, усиленным японской артиллерией (15 тяжелых орудий)[279] и батальоном японской пехоты в количестве 600 человек[280], а также китайскими наёмниками, оплаченными, по всей вероятности, деньгами союзников, вторгся в пределы советской территории именно 5 апреля (правда, сам Семёнов в своих воспоминаниях датирует данное событие седьмым числом), то есть ровно в тот день, когда на противоположной стороне Дальнего Востока высадились первые контингенты союзных оккупационных войск. Мятежный атаман предпринял тогда беспрецедентное по масштабам и количеству задействованных подразделений наступление, главной целью которого по-прежнему являлась узловая станция Карымская — захватить её и отрезать, таким образом, Дальний Восток от Читы и Иркутска. Два других направления апрельского наступления развивались: одно — к Троицкосавску и Верхнеудинску, второе — к Нерчинску. Этими тремя ударами штаб ОМО[281], сам Семёнов и его высокие покровители рассчитывали, если повезёт, полностью вытеснить красных из Забайкалья и в завершение всего занять, наконец, Читу, образовав здесь на освобождённой территории независимую (уж неизвестно от чего и от кого: то ли от советской России и большевиков, то ли вообще от России в целом) вотчину, под главенством, условно говоря, бело-желтой[282] власти.
О том, насколько апрельское наступление частей Особого Маньчжурского отряда было серьёзным и опасным, свидетельствует хотя бы тот факт, что по приказу Сергея Лазо красные части, отступая, от безвыходности повредили Ононский железнодорожный мост, располагавшийся на подступах к станции Оловянная. Сапёры взорвали лишь один пролёт моста[283], заложив около 750 килограммов динамита (здорово шарахнуло!), но и этого хватило для того, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению семёновских бронепоездов — главной ударной силы начавшегося наступления. Однако остановить кавалерийские и пехотные части Особого Маньчжурского отряда данное обстоятельство не смогло: успешно форсировав реку Онон, они сразу же стали продвигаться в глубь советской территории, отбросив войска Лазо аж до станции Адриановка, что находилась уже в непосредственной близости от Транссиба. В то же самое время в Чите случайно, при проведении операции по поимке уголовников, большевики обнаружили подпольную группу с оружием (4 пулемёта), готовившую в городе вооруженное восстание в поддержку наступления передовых частей забайкальского атамана.
В конце апреля на отвоёванной у красных ст. Борзя, первой деповской станции при движении от китайской границы, было объявлено о создании Временного Забайкальского правительства (ВЗП) в составе Г.М. Семёнова (председатель и главнокомандующий вооруженными силами), генерал-майора И.Ф. Шильникова (управляющий военно-административной частью) и С.А. Таскина (управляющий гражданской частью). В официальном заявлении для печати Забайкальское правительство, как указывают многочисленные комментаторы, провозгласило важнейшей своей задачей борьбу с Советами и большевизмом, за восстановление власти законно избранных органов как центрального, так и местного уровней. И в этом русле ВЗП положительно отозвалось, в частности, о сибирской автономии, а также высказалось за скорейший созыв Сибирского Учредительного собрания. Подлинного текста данного заявления нам, к сожалению, отыскать в источниках не удалось, однако мы можем привести перепечатку воззвания атамана Семёнова к жителям Забайкалья, опубликованную в газете «Алтай» (номер за 22 июня 1918 г.).
«Не погромы, насилие и расхищение чужого имущества несу я, а обеспечение личной и имущественной безопасности вашей. Не безвластие и анархию, а прочный правопорядок, основанный на законности и праве. Не контрреволюционер я, не подавлять отвоёванные народом свободы иду я, а восстановить, дабы мы могли назваться культурным и свободным государством, а не страной взбунтовавшихся рабов.
Я обещаю вам вместе с моим отрядом бороться за мечту многих поколений лучших людей нашей земли — за автономную Сибирь (выделено мной — О.П.). Я твёрдо верю, что не за горами Сибирское Учредительное собрание. Свободно избранное, оно выявит волю и ожидания сибиряков.
Открыто ещё раз заявляю, что не признаю власти народных комиссаров, ибо они самозванцы. Они насильственно разогнали Учредительное собрание, посадили в тюрьмы людей, своими делами и своей жизнью доказавших верность делу свободы, и штыками поддерживают эту власть. Чернь и подонки общества — вот их опора».
Судя по особенностям стиля данного воззвания, вполне очевидно, что составлял его сам атаман, однако над окончательной редакцией текста явно поработала, так скажем, чья-то более опытная в таких делах рука. Мы предполагаем, что ею являлась рука Сергея Таскина, в прошлом депутата Государственной думы II и IV созывов, члена Всероссийского Учредительного собрания, состоявшего ещё со времён Первой русской революции в партии конституционных демократов. Сергей Афанасьевич сам был родом из Забайкалья, происходил из семьи потомственного казачьего офицера, имел наследственное поместье в районе Александровского завода (Нерчинские рудники), то есть как нельзя лучше подходил на роль абсолютно надёжного политического консультанта в ставке мятежного казачьего атамана. Всё в воззвании Семёнова (читай: в декларации Временного Забайкальского правительства) выдержано как бы в демократическом духе, в строгом соответствии с программой кадетской партии и с заявлениями её харбинского филиала в лице Дальневосточного комитета защиты Родины и Учредительного собрания.
Но вернёмся к боевым действиям. К концу апреля 1918 г. положение красных стало настолько серьёзным, что на заседаниях военно-революционного штаба, срочно организованного в те дни в Чите, обсуждался даже вопрос об объявлении всеобщей воинской повинности на той части территории Забайкалья, что находилась ещё под контролем Советов. Однако после некоторого раздумья решили всё-таки пока ограничиться призывом лишь пяти военнообязанных возрастов из среды рабочих, крестьян, а также казаков забайкальских станиц. Плюс к этому весьма вовремя подоспела и помощь из Сибири[284], а также с Дальнего Востока. В частности, из Благовещенска на Даурский фронт прибыли со своими артиллерийскими орудиями и пулемётами те самые воинские подразделения Дальсовнаркома, которые совсем недавно помогали местным большевикам подавить гамовский мятеж.
278
Но не только оружие хранилось на владивостокских складах. Как сообщают нам местные газеты того времени, на начало июля 1918 г. в пакгаузах владивостокской таможни скопилось иностранных товаров общим весом в девять с половиной миллионов пудов (150 тысяч тонн), Начиная от металлов, автомобилей и другой техники и кончая продовольствием. После Октябрьской революции иностранцы прекратили растормаживать свои товары, боясь, что большевики просто конфискуют их после этого в пользу своей революции или, того хуже, передадут Германии.
279
Кроме того японцы выдали Семёнову и большую денежную ссуду, некоторые источники называют сумму в 10 миллионов иен. На каких условиях инвестировались такие огромные средства — нам точно неизвестно, однако можно привести в связи с этим некоторые выдержки из показаний адмирала Колчака Иркутской следственной комиссии. Они свидетельствуют о том, в частности, что японцев никоим образом не интересовали деньги в качестве оплаты за их услуги русским «патриотам», им нужны были или особые экономические условия для их бизнеса на Дальнем Востоке, или, того чище, некоторые территориальные уступки со стороны России. Колчак весной 1918 г., находясь в Харбине, категорически отклонил такого рода предложения, в результате чего сразу же попал в немилость к японцам. Что касается Семёнов, то он, видимо, согласился на все условия, иначе бы деньги вряд ли получил, да ещё в таком большом количестве. Англичане и французы, кстати, выделили атаману гораздо менее значительные суммы на содержание его отряда. А вот правительство американских демократов, находившееся в тот период у власти в США, вообще не дало ни цента, сразу же заподозрив Семёнова в диктаторских устремлениях, а также в тесном сотрудничестве с японцами, становившимися уже тогда для американцев главными военно-политическими противниками в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
280
То, что японское воинское подразделение, формально «добровольческое», появилось в составе частей Семёнова и открыто воевало на его стороне, во многом объясняется тем фактом, что в это же самое время сибирские большевики стали привлекать в ряды Красной интернациональной гвардии венгров, австрийцев и чехов из состава бывших военнопленных Первой мировой войны, организовав, таким образом, как посчитали в странах антигерманского блока, своего рода дальневосточный германо-австрийский фронт, направленный против Японии и США, на тот момент пока союзников по антигерманской коалиции.
281
Его возглавлял тридцатипятилетний полковник Леонид Николаевич Скипетров, один из организаторов в декабре 1917 г. иркутского вооруженного антибольшевистского выступления, бежавшего после разгрома этого восстания на ст. Маньчжурия и там вступившего в отряд есаула Семёнова.
282
Семёнов никогда не скрывал, что он действует не только в русле русских имперских традиций, но и борется за права и интересы представителей так называемой желтой расы, намереваясь создать бурят-монгольское территориально-национальное объединение в рамках, по возможности, единого Российского государства. Данные намерения вызывали явные подозрения у китайских властей, опасавшихся того, что принадлежавшая им Внутренняя Монголия может объединиться с Внешней да ещё и уйти под протекторат России. Именно поэтому власти Поднебесной, как могли, препятствовали деятельности Семёнова, даже пытаясь поначалу разоружить его отряд, и только, так скажем, плотное покровительство Японии и других сверхдержав не позволило китайскому правительству расправиться с семёновцами. Ещё в русле панмонгольских (а может быть, и евразийских) устремлений забайкальского атамана можно отметить также то, что отличительные нарукавные нашивки военнослужащих ОМО были соответственно жёлтого цвета, и даже шинели кадетов Читинского военного училища, учреждённого в 1919 г. Семёновым, также шились из жёлтого сукна. Впрочем, надо отметить и тот факт, что желтыми издавна являлись полосы на шароварах, а также околыши фуражек забайкальских казаков.
В равной степени, как китайцам не понравились эти панмонгольские идеи, точно так же они пришлись по душе японцам. В частности, данный вопрос курировал и очень тесно им занимался капитан Куроки (курировал Куроки, почти каламбур получается), сотрудник японской военной разведки, ещё в марте 1918 г. прибывший в расположение ОМО и не покидавший атамана Семёнова в течение двух лет, находясь при нём практически до самого его последнего дня пребывания у власти в Забайкалье. В феврале 1919 г. по инициативе Куроки в Чите созвали так называемую Даурскую конференцию с участием делегатов от бурят (которых представляли их национальные лидеры, уже знакомые нам по сибирским областным съездам: Э.-Д. Ринчино и Вампилун), от монголов, а также от забайкальского казачества в лице самого атамана и др. Целью конференции являлось создание на территории Забайкалья, а также Внутренней и Внешней Монголии панмонгольского государства под покровительством Японии. Задуманному, однако, так и не суждено было осуществиться в силу того, что в результате победоносных действий Красной армии в 1920 г. из Забайкалья оказались изгнанными не только Семёнов со своим войском, но и поддерживавшие его иностранцы.
283
Спустя некоторое время во время майского половодья, по некоторым данным, пострадал ещё один пролёт («Сибирская жизнь», № 53 за 1918 г.), и в таком полуразрушенном виде мост простоял до осени 1918 г., пока за его починку не взялись сапёры из Чехословацкого корпуса.
284
Так, 19 марта из Омска на борьбу с Семёновым отправился первый красногвардейский отряд под командованием Ф.А. Лаврова. Он наполовину состоял из интернационалистов, бывших военнопленных. В Красноярске к этому отряду присоединилась большая группа рабочих в качестве пополнения для земляков, сражавшихся под командой Лазо ещё со времён декабрьского подавления вооруженного мятежа в Иркутске. Из Томска примерно в то же самое время направили на Даурский фронт добровольческий красногвардейский отряд под командованием В.А. Добро-хотова, а в начале мая — группу воинов-интернационалистов в количестве 350 человек с тремя пулемётами, под руководством венгра И. Ланьи.