Короче, этот тип ориентирован на конкретное наслаждение «реальной жизнью», — жизнью «на полную катушку».
«Его постоянный мотив в том, чтобы ощущать объект, иметь чувственные впечатления и, по возможности, наслаждаться. Это — человек, не лишенный любезности; напротив, он часто отличается отрадной и живой способностью наслаждаться; по временам он бывает веселым собутыльником, иногда он выступает, как обладающий вкусом эстет. В первом случае великие проблемы жизни зависят от более или менее вкусного обеда, во втором — они принадлежат к хорошему вкусу. Если он ощущает, — то этим все существенное для него сказано и исполнено. Для него ничего на может быть выше конкретности и действительности; предположения, стоящие за этим или выше этого, допускаются лишь постольку, поскольку они усиливают ощущения. При этом совсем не надо, чтобы они усиливали ощущения только в приятном смысле, ибо человек данногой сластолюбец, — он только желает наиболее сильных ощущений, которые, согласно с его природой, он всегда должен получать извне».
Идеалом экстравертных ощущающих типов является способность быть хорошо приспособленным к реальности, к существующим вещам, в том смысле, в каком они понимают и переживают эти вещи и эту реальность. Их любовь неизменно завиит от физической привлекательности избранного объекта. Что другой партнер думает, чувствует, чему удивляется или негодует, их заботит мало или вообще не интересует, — но они очень хорошо замечают детали, которые другие типы забывают отметить: марку одеколона после бритья, форму ушных серег, новую прическу, длину пиджака или платья. Они могут быть превосходными любовниками, поскольку их чувство прикосновения всегда естественно настроено на другое тело.
Ахиллесовой пятой данного типа является интровертная ситуация. Все, что не оказывается фактическим, что невозможно увидеть, услышать, понюхать, до чего нельзя дотронуться, мгновенно попадает под подозрение. Все, что приходит изнутри, кажется нездоровым или патологическим. Только в области осязаемой реальности они могут дышать свободно, Их мысли и чувства объясняются объективными причинами или влиянием окружающих. Изменения в настроении без колебаний списываются на погоду. Психические конфликты здесь нереальны — «ничего кроме» воображения, — какое-либо нездоровое состояние дел легко поправить, когда вокруг собираются друзья. Внутри самого субъекта подчиненная интуиция проявляется в дурных предчувствиях, подозрительных мыслях, возможностях несчастья, катастрофы, дурных фантазиях и так далее. Подчиненная интуиция является «словно собака, обнюхивающая мусорные ведра». (Ф.Франц).
Наиболее неприятные черты данного типа проступают до такой степени, что погоня за ощущениями делается всепотребляющей самоцелью. В своих крайних проявлениях, люди этого типа становятся грубыми искателями удовольствий, беспринципными эстетами, вульгарными гедонистами. Юнг описывает, как это выглядит у мужчины:
«Насколько необходимым становится тогда для него объект, настолько же объект и обесценивается, как нечто, существующее в себе самом и через себя самого. Объект подвергается вопиющему насилию и выжиманию, ибо он[58] пользуется объектом вообще лишь, как поводом для ощущений. Связанность с объектом доводится до крайности. Но тем самым и бессознательное лишается компенсирующей роли и вынуждается к явной оппозиции. Прежде всего заявляют о себе вытесненные интуиции и, притом, в форме проекций на объект».
Проекции в этом случае дают начало дичайшим подозрениям, ревностным фантазиям и состояниям беспокойства, в особенности, если в дело включается сексуальность. Источник этих проекций кроется в подавленных подчиненных функциях, а сами проекции оказываются все более заметными. Обычно они опираются на самые абсурдные предположения, в полном контрасте с сознаваемым чувством реальности экстравертного ощущающего типа и нормальной добродушной установкой.
«Возникают самые причудливые предчувствия; если речь идет о сексуальном объекте, то большую роль играют фантазии ревности, а также и состояния страха. В более тяжелых случаях развиваются разного рода фобии, и, в особенности, симптомы навязчивости. Патологические содержания имеют заслуживающий внимания характер ирреальности, нередко с моральной и религиозной окраской. Развивается мелочная — до смешного — мораль и примитивная суеверная и магическая религиозность, отбрасывающая назад к диким ритуалам. Все это возникает из вытесненных, менее дифференцированных функций, которые в таких случаях резко противостоят сознанию и проявляются тем ярче потому, что они, по-видимому, бывают основаны на нелепейших предположениях, в полной противоположности с сознательным чувством действительности. В этой, второй личности вся культура чувства и мышления оказывается извращенной в болезненную примитивность; разум становится умничанием и расходуется на мелочные различения; мораль оказывается праздным морализированием и явным фарисейством; религия трансформируется в нелепое суеверие; а интуиция, этот высокий человеческий дар, вырождается в надоедливые вмешивания в чужие дела, в обнюхивание каждого угла, и, вместо того, чтобы двигаться вширь, она[59] опускается на самый низкий уровень человеческой посредственности».
Как и с любой из функций, достигающих ненормальной степени односторонности, здесь также всегда есть опасность, что сознание будет подавлено бессознательным.
Конечно, психологическая ситуация становится патологической сравнительно редко. Гораздо чаще компенсаторная подчиненная функция попросту передает самой личности очаровательный воздух несообразности, несовместимости. У этого типа, например, интровертная интуиция выражается в наивном присоединении к религиозным движениям, в детском интересе к оккультным вещам или во внезапном духовном прозрении.
Экстравертный интуитивный тип
Интуиция — это функция бессознательного восприятия. В экстравертной установке интуиция направлена на внешние объекты и ими обусловлена. Когда такой способ функционирования предопределен, то можно говорить об экстравертном интуитивном типе. Юнг пишет:
«В сознании интуитивная функция представлена в виде известной выжидательной установки, созерцания и всматривания, причем, всегда только последующий результат может установить, сколько было „всмотрено“ в объект и сколько действительно было в нем „заложено“. Подобно тому, как ощущение, когда оно является доминирующей функцией, не есть только реактивный, в дальнейшем безразличный для объекта процесс, но, напротив, есть некая активность, некое действие, захватывающее объект и придающее ему форму, так и интуиция не есть только восприятие, только созерцание, но активный творческий процесс, который столько же вносит в объект, сколько извлекает из него. Поскольку он делает это бессознательно, то столь же бессознательно совершается некое действие в объекте».
Первичная цель интуиции — постигнуть те аспекты мира, которые не понимаются (не ухватываются) другими функциями. Интуиция подобна шестому чувству, которое «видит» нечто, чего, в действительности, нет. Интуитивные мысли приходят совершенно неожиданно, так сказать, как догадка или предчувствие.
У экстраверта, у которого интуиция ориентирована в направлении вещей и других людей, наблюдается необычная способность ощущать то, что происходит «за сценой», под поверхностью; интуиция «видит» через внешний слой. Там, где сравнительно мирское восприятие ощущающего типа видит «вещь» или «лицо», интуитив прозревает душу.
Когда интуиция доминирует, мышление и чувство оказываются более или менее подавленными, в то время как ощущение — другая иррациональная функция, но настроенная на физическую реальность — пребывает в наибольшей недоступности к сознанию.
«Ощущение нарушает ясное непредвзятое наивное восприятие; его назойливые чувственные раздражения направляют внимание на физическую поверхность, то есть именно на те вещи, за которые интуиция старается проникнуть. Так как интуиция, при экстравертной установке, направляется преимущественно на объект, то она, в сущности, очень приближается к ощущению, ибо выжидательная установка, обращенная на внешние объекты, может почти со столь же большой вероятностью пользоваться и ощущением. Но для того, чтобы интуиция могла осуществиться, ощущение должно быть в значительной степени подавлено. Под ощущением я в данном случае понимаю простую и непосредственную физиологическую и психическую данность. Это важно с самого начала отчетливо установить, так как, если спросить интуитива, как он ориентируется, тот начнет говорить о вещах, которые, как две капли воды, похожи на ощущения. Он будет даже пользоваться термином „ощущение“. И действительно, ощущения у него есть, но он ориентируется не по ним самим, — ощущения являются для него лишь точкой опоры для созерцания. Они выбраны им на основании бессознательной предпосылки».