Джованна, заметив его мрачность и тон, осторожно кивнула. В присутствии этого человека приходилось держать себя в руках.

— Часто ли вы бываете у герцогини Поланти?

Она удивилась.

— Крестный трижды привозил меня туда до Пасхи.

— Вчера вечером там был Альбино Нардолини, красивый бородатый брюнет с тёмными глазами. Вы видели его там раньше?

Она кивнула головой.

— Донна Гизелла сказала, что он сын ее покойной подруги.

— Слышали ли имя Гаэтано Орсини?

— Нет, но в пансионе я училась с Франческой Орсини.

— Теперь не торопитесь. Веральди. Это имя хоть раз слышали?

Джованна на несколько секунд опустила глаза, потом ресницы ее дрогнули.

— Я слышала что-то о проповедях Гвидо Веральди. Это не он?

Он смерил ее задумчивым взглядом. «G.V.»?

— Не знаю, может быть. Благодарю вас, и буду еще более благодарен, если вы забудете мои вопросы. Что до обид, — я не обидчив. Передайте привет вашим очаровательным подругам. Кстати… синьорина Елена намекнула мне. Или я неверно понял её? Ваше сердце принадлежит Умберто Убальдини?

Джованна нервно передернула плечами.

— Чушь. Мессир Убальдини мне ничуть не по душе.

Джустиниани смерил ее странным взглядом.

— Ну, что ж… Ладно.

Её почему-то взбесило его равнодушие.

— Мне нравится другой.

Он вздохнул и устало потёр лоб рукой.

— Надеюсь, вы понимаете, сколь тяготит меня обещание, данное вашему крестному? Я не воспитатель в пансионе, и мне не доставляет ни малейшего удовольствия нянчиться с девицей ваших лет. Но мне важно, чтобы ваш избранник не гнался за приданым, любил и уважал вас, как свою супругу и мать своих детей, чтобы не был распутным и был способен защитить вас. Вы точно влюблены в достойного человека? — выражение его лица было утомленным и немного скучающим.

— Вы имеете что-то против Рафаэлло Рокальмуто? Он богат, ему нет смысла гнаться за приданым, он никогда не волочится за женщинами, и даже не был любовником Ипполиты Массерано… — она остановилась, заметив выражение его глаз: они полыхнули и погасли. Она даже в испуге отступила на шаг.

Джустиниани закусил губу, растерянно почесал переносицу, потом извинился, что не предложил ей сесть, усадил её на диване у камина, и, подвинув переместившегося сюда кота, сам сел рядом. Глаза его теперь были мертвыми и тусклыми.

— Вы не пошутили? — в его голосе проступило что-то, чего Джованна не поняла.

— Зачем мне шутить? Или вы снова скажете, что я не могу привлечь разумного мужчину?

Джустиниани судорожно вздохнул. Наносить такой удар бедной девице ему не хотелось.

— Вы сели за стол спиритов из-за него?

Она смутилась.

— Нет… Наверное, нет. Крестный говорил, что у меня есть дар.

— Мессир Джанпаоло тоже увлекался спиритизмом? — удивился Джустиниани. На взгляд Винченцо, дядя едва ли мог заниматься подобной чушью.

— Он был великим медиумом. Но мессир Рокальмуто тоже имеет способности…

Джустиниани виновато взглянул на Джованну, болезненная гримаса исказила его лицо. Он не любил причинять боль и сейчас страдал.

— Мне жаль, синьорина, — он опустил глаза, — но привлечь Рафаэлло вы не сможете. Никогда. Тут никакие способности медиума, даже если что-то подобное существует, вам не помогут. Нашего поэта просто не интересуют женщины. Не знаю, слышали ли вы об этом: есть особый сорт мужчин, которые влюбляются исключительно… в мужчин. Рокальмуто — из их числа, он педераст. Он красив, я не спорю, и стишки, говорят, талантливые пишет, хоть мне они кажутся претенциозными, — обронил он почти виновато, и снова вздохнул, — но есть и еще одно печальное обстоятельство. Приглядитесь к его ноздрям. Они утончены и в трещинах. Он кокаинист, причем безнадежный. Поверьте, чем быстрее вы выбросите его из головы, тем будет лучше.

Джованна окаменела. Винченцо было неловко и тоскливо. Он чуть заторопился, даже потянулся, чтобы обнять ее, но она отпрянула.

— Джованна, любовные трагедии только кажутся таковыми, уверяю вас. Время лечит любые раны, и несчастная любовь даже полезна, она закаляет душу и учит отличать подлинники от подделок. Впредь вы уже не ошибетесь подобным образом. Теперь, хоть вы и огорчены сегодня, завтра вы не станете посмешищем общества.

Джованна поднялась, покачнулась, но удержала равновесие, схватившись за спинку стула. Джустиниани поддержал её за локоть, но она отстранилась. Он опустил руку и глаза. Чужая боль всегда вызывала его страдание, когда же причинить эту боль вынуждали его, он страдал вдвойне.

Кот, как назло, душераздирающе мяукнул.

Джованна считала ступени на лестнице — только бы не думать об услышанном. В висках её стучало, темнело в глазах. Она с трудом поднялась к себе в спальню. Мысли остановились, несколько минут она тупо смотрела в каминное пламя. Вскоре прибежала вызванная Джустиниани Доната, принесла теплого молока. Джованна безропотно выпила, не замечая снующую вокруг экономку, заставившую её сесть на кровать. Потом голова ее бессильно опустилась на подушку: мессир Джустиниани приказал Донате добавить в молоко макового отвара.

Глава 7. Неожиданный разговор

Сам Винченцо проснулся в восьмом часу утра и ещё на ложе предался неторопливым размышлениям. О нелепом увлечении девица скоро забудет — она, оказывается, неглупа. Рафаэлло в обществе держался безупречно и вполне мог пленить лицом и галантностью неопытную девицу. О его склонностях знали многие, но едва ли Джованна, только что появившаяся в свете, могла слышать эти разговоры: Рафаэлло не давал основания болтать, проявляя любовные порывы только за закрытыми дверями своей спальни.

Джустиниани на досуге даже попытался припомнить, сколько убивался когда-то сам после измены Глории? Кажется, ножевая боль быстро прошла, за неделю-другую, а потом необходимость искать заработок и крышу над головой вытеснили и скорбь предательства, и горечь обиды. Стало не до того. У Джованны же не было тех печальных воспоминаний изначальной взаимности, что когда-то отравляли ему душу. Ей просто нечего вспоминать.

Потом Винченцо снова задумался о вчерашнем видении. Оно не давало покоя. Он надеялся, что к утру вчерашний день привычно потускнеет в памяти, но этого не произошло: увиденное проступало вновь и вновь, стоило ему напрячь память, повторялось во всем своем бесовском угаре и пугающей четкости.

— Что за чертовщина творится, а, Трубочист? — задал он вопрос коту, изящно задравшему заднюю лапку кверху и занимавшемуся утренним туалетом, но, понятное дело, ответа не получил.

Джованна еще спала, Джустиниани распорядился не будить её и велел подавать завтрак. Привычно уже похвалил стряпню кухарки Руфины, старуха готовила божественно. Сначала ему казалось, что приготовленное ею нравится ему просто от контраста с теми, сляпанными на скорую руку в придорожных харчевнях блюдами, которыми он перебивался в последние годы. Но нет, Руфина даже простую поленту делала царским блюдом. Джустиниани прибавил ей жалование, но, взяв в рот кусочек крольчатины, подумал, что платит все равно мало.

Оставалось совсем немного времени до визита Альбино Нардолини, если он, разумеется, соизволит прийти. Джустиниани, впрочем, не сомневался в его приходе, а пока задумался о том, где может навести справки о нём? За минувшие годы у него накопилось немало знакомств в самых разных местах — от портовых грузчиков и кладбищенских сторожей до полицейских и ипподромных жокеев. Но чтобы понять, у кого спросить, надо понять самого человека.

Тут за окнами раздался шум подъехавшего экипажа.

Мессир Нардолини был вежлив и лучился симпатией, Джустиниани тоже рассыпался в комплиментах, показал свою библиотеку, после чего продемонстрировал и купленный на аукционе экземпляр. Дружелюбную атмосферу встречи подпортил кот Спазакамино, смотревший на гостя с неприязнью и шипевший, как раскаленный утюг, на который плеснули водой. Джустиниани же любезно оставил гостя с Агриппой наедине, сам вышел из книгохранилища и отдал распоряжение Луиджи принести вина. Вернувшись, он заметил на лице гостя легкую испарину и румянец, не очень-то шедший ему, на тыльной стороне левой руки алела царапина, Трубочист сидел на столе и смотрел на гостя как на дерзкую мышь, осмелившуюся пробежать по ковру под самым его носом. Тем не менее, гость с удовольствием выпил предложенное прекрасное вино долин Пьемонта и со знанием дела похвалил букет. Потом осторожно осведомился.