— Боже, — удивился Смайли, — вы что, вообще никого на свете не боитесь? Да вы просто не видели здешнюю старшую сестру!

Мендель усмехнулся и покачал головой.

— Двум смертям не бывать, — прокомментировал он и сунул сигарету себе в рот. Смайли наблюдал за тем, как он прикуривает. Из кармана была извлечена чудо-зажигалка, Мендель снял верхний колпак и крутанул колесико желтым от никотина большим пальцем, быстро сложил руки лодочкой и умело поднес к кончику сигареты громадный язык пламени. Такому не страшны были никакие ураганы.

— Вы же специалист по убийствам, — сказал Смайли. — Как у нас с вами продвигается дело?

— Грязновато, — дал свою оценку Мендель, — очень неаккуратно.

— Почему? — вскинул брови Смайли.

— Да везде концы торчат. Так полиция не работает. Ничего не проверено, не перепроверено. Так, алгебра какая-то.

— Что за черт? Алгебра-то тут при чем?

— Сначала вы должны доказать то, что можно доказать. Отыскать опорные величины, константы. Действительно ли она ходила в тот вечер в театр? Была она одна или с кем-нибудь? Слышали ли соседи, как она вернулась домой? В котором часу? Действительно ли Феннан задерживался по вторникам на службе? Правда ли, что его благоверкая регулярно посещала спектакли раз в две недели, как она заявляет?

— И тот звонок в восемь тридцать. Помогите мне «прибраться»!

— Я вижу, этот звонок крепко застрял в вашей голове, никак не можете выбросить, да?

— Верно, не могу. Из всех, по вашей терминологии, торчащих концов этот торчит дальше всех. Знаете, сколько над ним ни мозгую, никак не могу найти ему объяснение. Я ознакомился с расписанием поездок Феннана в Лондон и обратно. Человек он был пунктуальный, приезжал на работу в Форин Оффис раньше всех. Ему надо было успеть на поезд в 8.45, ну на 9.08 или, в самом крайнем случае, в 9.38 — он любил приходить на службу за четверть часа. Вряд ли бы его устроило, чтобы его разбудили в 8.30.

— А может, ему просто нравился звук телефонного звонка, — усмехнулся Мендель, поднимаясь со стула.

— И эти письма, — продолжал Смайли. — Одна машинка, печатают разные люди. К машинке — исключая убийцу — имели доступ два человека: Феннан и его жена. Если мы допускаем, что Феннан сам напечатал предсмертную записку, тогда мы вынуждены допустить, что донос напечатала Эльза. Зачем ей это было нужно?

Смайли был совершенно измотан и потому где-то даже рад, что Мендель собрался уходить.

— Счастливой «приборки». Ищите константы.

— Да. Вам ведь понадобятся деньги, — сказал Смайли и предложил партнеру некоторую сумму, вынув деньга из бумажника, лежавшего на столике у кровати. Мендель взял, не церемонясь, повернулся и вышел.

Смайли опустил голову на подушку. Что-то она сегодня слишком сильно разболелась? Он было подумал, не позвать ли сестру, но вовремя струсил. Пульсация в висках постепенно стихала. Он слышал снаружи вой сирены машины скорой помощи, заворачивавшей с Принс оф Уэйлс Драйв во двор больницы. «А может, ему просто нравился звук телефонного звонка», — пробормотал он и уснул.

Пробудил его голос Менделя, доносившийся из коридора, где тот на повышенных тонах спорил со старшей сестрой. Они еще немного попрепирались там, и дверь открылась настежь, в палате зажегся свет. Смайли поморгал глазами и сел в постели, тупо посмотрел на наручные часы. «Без четверти шесть», — автоматически отметил он, Мендель что-то ему говорил, а он никак не мог включиться. О чем это он там? Что-то насчет Бэттерси Бридж… речная полиция… отсутствовал со вчерашнего дня… Остатки сна вдруг слетели с него: Эдам Скарр найден мертвым!

10. История, рассказанная недотрогой

Мендель всегда ездил на автомобиле очень аккуратно, правильно, с педантизмом классной дамы за рулем — Смайли, увидев его за этим занятием, от души бы повеселился. Уэйбридж Роуд, как всегда, была запружена транспортом. Мендель ненавидел шоферов. Как только человек садится за руль, здравый смысл покидает его мгновенно, еще в гараже. И неважно, что это за человек — он видел и епископов в фиолетовых мантиях, гоняющих со скоростью семьдесят миль в час, и обезумевших от страха пешеходов. А машина Смайли ему положительно нравилась. Ему по душе была ее ухоженность, разумность дополнительных удобств, боковые зеркальца на крыльях, задний свет. Приличная маленькая машина.

Ему вообще нравились люди, которые заботятся о своих вещах, люди, которые доводят дело до конца. Ему симпатична тщательность, дотошность таких людей. Никакой тебе небрежности, недоделанности. Как у этого убийцы. Как там Скарр сказал? «Молодой, знаете ли, но холодный, селедка голландская…» Мендель знал, почему так сказал бедняга Скарр. Он, видимо, тоже обратил внимание — не мог не обратить — на характерный для таких парней пристальный, а вместе с тем равнодушный взгляд полного отрицания, холодные глаза молодого убийцы. Это не взгляд дикого зверя и не жестокая улыбка маньяка, а холодный взор знающего себе цену профессионала. Это уже больше, чем опыт, полученный на войне. Там чужая смерть у тебя на глазах может напугать, ожесточить, в конце концов сделать мудрее, но тут совсем другое, тут уже чувство внутреннего превосходства, осознанное чувство превосходства профессионального убийцы над намеченной жертвой. Да, Менделю приходилось видеть это выражение на лице юношей, стоявших особняком от всей компании, с бледными прозрачными глазами, пустыми и ничего не выражающими. Девушки для таких готовы были на все, говорили о них вполголоса.

Смерть Скарра напугала Менделя. Он взял со Смайли обещание не возвращаться по выписке из больницы на Байуотер-стрит. Если повезет, они в крайнем случае могут и поверить в то, что убили его. Смерть Скарра доказывала наверняка лишь одно: убийца пока что был в Англии, старался прибрать за собой, замести следы. «Когда я отсюда выпишусь, — сказал вчера вечером Смайли, — мы заставим его вылезти из норы. Выложим наши кусочки сыра на видное место». Мендель знал, кто будет выполнять роль сыра: Смайли. А если верны их предположения относительно мотивов убийства, то будет и другой кусочек сыра: жена Феннана. Не в ее это пользу, мрачно думал Мендель, что она до сих пор цела. Ему стало стыдно из-за этой мысли, почему-то пришедшей ему на ум, и он постарался переключиться на что-нибудь другое. Он выбрал Смайли.

Забавный он плутишка, этот Смайли. Он напоминал Менделю того толстого мальчика, с которым он когда-то в школе играл в футбол. Тот не умел бегать, не умел толком ударить по мячу, был слепой, как летучая мышь, но как играл. Никогда не успокаивался, пока его на клочки не разорвут. А еще он занимался боксом. Шел на противника прямо, с открытым лицом и корпусом. Бывало, из него котлету сделают, прежде чем рефери остановит матч. Да и впридачу неглупый был этот толстый мальчик, голова у него была на плечах.

Мендель остановился у придорожного кафе, выпил чашку чая, прожевал булочку с изюмом и порулил в Уэйбридж. Репертори[31] театр находился на улице с односторонним движением, ответвлявшейся от Хай-стрит, где, как назло, некуда было припарковать машину. Покрутившись вокруг, Мендель был вынужден оставить машину на железнодорожной станции и пройтись до театра пешком.

Парадный вход оказался запертым, Мендель пошел вдоль здания, нырнул под арку, выложенную кирпичом, и отыскал дверь, которая поддалась его усилиям и открылась. На внутренней ее стороне имелись металлические засовы и надпись мелом: «Служебный вход». Мендель учуял слабый запах кофе, доносившийся из глубины темно-зеленого коридора, и отправился по нему, определяя направление по показаниям своего длинного носа. Коридор заканчивался лестницей с металлической трубой в качестве перил. Наверху у новой двери, тоже зеленой, запах кофе ощущался еще сильнее. Из-за двери доносились приглушенные голоса.

— Да хрен с ними, дорогуша, по чести говоря. Коль просвещенной публике благословенного Суррея так уж нравится смотреть Барри три месяца кряду, да пусть их ходят, смотрят — вот тебе мое разумение. Уже три года подряд то Барри, то «Гнездо кукушки», притом Барри всегда впереди на целую голову…. — излагал свое мнение женский голос с несомненными признаками бальзаковского возраста.