— Там, впереди, — Сысой обернулся, указал вперед, — лоси пробежали. Спугнули их. Кто-то есть в лесу.

— Может, зверя испугались? — спросил Бориска, вроде бы недовольный, что прервался такой занимательный разговор.

— Нет, боярин. Не зверь их напугал, — замотал головой дружинник. — Я лосей-то знаю. От зверя они так бежать не станут. Они так только от людей бегут. Кто-то в лесу их стронул с места.

Ну вот, начинается, подумал Добрыня. Бориске тоже расхотелось разговаривать, он подобрался телом, потянул лук из сумки, притороченной к седлу. Отворил тулу со стрелами.

— Значит, так, — сказал Добрыня. — Сысой! Скачи вперед. Сюда посылай пятерых, больше не надо. Делаем, как было уговорено. Да! На возах всем скажите, чтоб готовы были.

— Ага. — Сысой ускакал.

— Бориска! Это место помнишь? Мосток-то? — спросил Добрыня.

— Помню. Ну, брат, твоя правда оказалась.

Они приближались к тому месту, которое позавчера Добрыня определил как самое удобное для нападения со стороны на обоз. Лес здесь немного отступал от дороги. Сама дорога шла под уклон, полого подходя к речке. Мост был узкий и на вид хлипкий, так что груженый обоз неминуемо должен был остановиться перед ним. И если бы кому в голову пришло этот обоз захватить, он бы обязательно ударил сверху вниз — с бугра, закрывавшего обзор справа. Кинулся вниз, чтоб напугать коней, которые станут разворачивать возы, путаясь и мешая обороняться. Даже не имея численного превосходства над обороняющими обоз, их можно расстреливать с бугра, бить копьями с набега.

На такой случай Добрыня придумал, что делать. Как только нападение произойдет, всей охране, не ввязываясь в драку, разъезжаться — одна часть убегает вперед, другая часть — назад. И тут же, позволяя нападающим подойти вплотную к возам, охрана заворачивает и начинает их охватывать кольцом, отрезая путь к бегству. Потому что те непременно побегут, увидев, что в возах вооруженные ратники. Главное — напугать разбойников неожиданностью, заставить поверить, что они попались в ловушку. Ну а потом — догоняй и руби.

— Добрыня! — возбужденным шепотом прокричал Бориска. — За бугром есть кто-то. Голова высунулась!

— Тихо, тихо, — прошептал Добрыня. — Пусть думают, что мы их не видим.

Обоз медленно, со скрипом, спускался к реке.

Бориска мельком взглянул на брата. Ну конечно, опять улыбается. Глаза Добрыни сияли, как на празднике.

Наверное, кто-то из охраны в голове обоза тоже заметил изготовившихся злодеев. Уж слишком явно дружинники не глядели в ту сторону, откуда сейчас должны были на них напасть.

И тут один из разбойников — может, не выдержал, а может, просто по неосторожности — выпустил первую стрелу. Сразу же на бугре появились и бросились вниз орущие люди. Головной отряд охраны дрогнул, подался к реке. Дружинник, выскочивший сгоряча на мост, обвалил его, рухнув в воду, — опоры моста, конечно, были подрублены.

— Заворачиваем, заворачиваем! — закричал Добрыня, успев заметить, что для лесных бродников, живущих под открытым небом и проводящих ночи у костров, нападавшие были одеты слишком хорошо.

Путь к обозу был открыт. Разбойники — а было их не меньше трех десятков — побежали за струсившим головным отрядом, который уже скрылся из виду, огибая бугор слева. Добрыня, Бориска и с ними еще пятеро дружинников кинулись вверх по дороге, чтобы выйти на бугор справа.

На бугре, ближе к лесу, стояло несколько телег. Возле них копошились люди. Один, заметив ратников, закричал, замахал руками и побежал туда, куда бросилось только что его разбойное войско, — предупреждать, что охрана зашла им в тыл. Но не успел добежать до верха бугра — Бориска оказался проворнее. В несколько прыжков нагнал бегущего разбойника и с остервенением вбил в него стрелу. Потом, уже упавшего, пригвоздил к земле.

От обоза послышался многоголосый рев. Это те дружинники, что были на телегах, вступили в бой. Со стороны реки на бугор выехал головной отряд. Пора, решил Добрыня.

— Бориска! — крикнул он. — Телеги держи! Возьми вот его. — Он ткнул пальцем в подъехавшего Сысоя. — Остальные — за мной!

Конный отряд посыпался вниз. Бориска оглянулся на разбойничьи телеги. Возле них уже почти никого не было видно. Наверное, дунули в лес. Однако кто-то еще пытался заворачивать коней, не желая оставлять добычу неприятелю. Бориска бросил лук, выхватил саблю и поскакал к разбойнику, который держался за оглоблю, не догадываясь бросить неповоротливую телегу и спасаться. Огляделся. Увидел еще одного. Тот шарил руками в тележном сене, слепо глядя перед собой. Когда Бориска приблизился, разбойник уже вытаскивал длинную рогатину с железным концом, и лицо его оживилось надеждой. Но приготовиться для удара он не успел — Бориска был рядом. Руки, державшие рогатину, окрасились кровью. Тело разбойника сползло с телеги.

Закричал Сысой. Он вертелся в седле, пытаясь достать что-то у себя за спиной. В спине его, поближе к плечу, сидела стрела. Откуда ударили? — подумал Бориска. И тут же увидел. То, что он впопыхах принял за мешок, стоявший на телеге, оказалось бабой. Невесть откуда она вытащила новую стрелу и теперь, даже будто не торопясь, накладывала ее, злобными глазами глядя то на дергавшегося Сысоя, то на Бориску. Решила, что Бориска опаснее, и спокойно, по-мужски, натянула тетиву, прицеливаясь. Бориска тут же вспомнил, что щит его остался в телеге. Он мгновенно нырнул с коня вниз головой, едва не напоровшись на свою саблю. Оказавшись на земле, услышал, как зарыдал от боли его конь и грязно заругалась баба. Нельзя было ей давать времени, чтобы она достала стрелу из-под своего подола. Бориска метнулся под телегу, стараясь не выпустить саблю из руки — и выскочил перед бабой, когда она прилаживала еще одну стрелу. Увидев Бориску, заторопилась и никак не могла пяткой стрелы попасть на тетиву. Поняла: не успеет — и вскинула лук, желая им защититься. Нет, подумал Бориска, некрасивых нам не надо. Теперь уже не ненавистью, а бабьим страхом были полны ее маленькие глазки. Он взмахнул рукой. Со звоном лопнула тетива, баба, смертельно раненная, забилась, выбросив наружу толстую белую ногу, — и затихла.

Больше никого из разбойников у телег не было. Сысой, так и не сумев достать свою стрелу, склонился на конскую гриву с бессильно повисшей рукой и туманно глядел на Бориску, словно не узнавая его. Бориска бросился к своему коню. Конь испуганно прянул, заржал, но не убегал. С облегчением Бориска увидел, что стрела хоть и вошла глубоко, но скользнула под кожей. Конец стрелы торчал возле холки. Обломив наконечник, Бориска рывком выдернул гладкое древко из раны. Конь вздрогнул, но хозяин уже влезал на него, и он, словно понимая, чего от него хотят, сам пошел туда, откуда были слышны звуки невидимого боя.

Бой уже затихал. Разбойное войско, окруженное со всех сторон, почти все осталось лежать на земле. Лишь несколько человек, размахивая топорами, бросались на наставленные копья, но и они один за другим падали под ударами стрел или метко брошенных сулиц.

Когда Бориска подъехал, возле обоза остался только один размахивавший топором разбойник. Он все никак не хотел уняться, хотя ему со всех сторон кричали, чтобы он бросил топор и сдавался. Зеленый, хорошего сукна кафтан его метался перед возами: разбойник искал пути к отступлению, но найти их не мог. Наконец он завизжал и метнул топор в ближнего к нему дружинника, успевшего закрыться щитом. Топор со стуком отскочил, и в следующий миг тот, в зеленом кафтане, уже оседал на землю, хватаясь руками за торчавшие из него сулицы.

Бориска взглядом отыскал Добрыню. Брат, спешившись, вязал кого-то, лежавшего вниз лицом на траве. Заметив Бориску, кивнул на связываемого:

— Вот — главный у них, наверное, был. Уйти хотел. — Добрыня ласково похлопал лежавшего широкой ладонью по спине. — А я ему говорю: куда это ты собрался? Полежи, милый. Ну, как там? — Добрыня глянул на бугор.

— Сысоя ранили. Сысою помочь надо. Двоих я порешил, троих то есть, — подумав, добавил Бориска.