24. Если этому, милый мальчик, ты хорошенько научишься, — а ты можешь это сделать, потому что ничего в этом нет трудного, — я смело обещаю тебе в скором времени сделать из тебя превосходного оратора, такого же, как мы сами. О дальнейшем нет мне нужды говорить тебе, сколько в скором времени ты получишь благ от прекрасной Риторики. Погляди на меня: я родился от человека незнатного и даже не вполне свободного: мой отец был рабом в Египте, близ Ксоиса и Тмуиса,380 а мать — швеей из бедного городского участка. Сам же я, убедившись, что моя красота чего-нибудь да стоит, сначала жил за скудное пропитание с одним жалким и скаредным любовником. Затем я увидел, что эта дорога очень легка, а потому, выйдя из детского возраста и очутившись на вершине, ибо было у меня взято с собою в дорогу — я не хвалюсь, да пощадит меня Адрастея — все, о чем я говорил раньше: были у меня и дерзость, и невежество, и бесстыдство… так вот, прежде всего я стал называться уже не просто «Желанным», но назван тем же именем, что сыновья Зевса и Леды, — Диоскоридом.381 Потом я стал жить с одной старухой, наполняя близ нее свой желудок и притворяясь влюбленным в семидесятилетнюю женщину, у которой оставалось всего лишь четыре зуба, да и те держались на золоте. Однако, по бедности моей, я выдержал это испытание, и эти хладные мертвецкие поцелуи голод превращал в сладчайшие. Затем я едва не сделался наследником всего ее достояния, но один проклятый раб донес ей, будто я покупал для старухи яд.

25. Меня вытолкали в шею, однако и после этого я не испытывал затруднений в необходимом. Напротив, я считаюсь оратором, выступаю в судах — обычно предавая моих доверителей и обещая этим глупцам, что суд будет на их стороне. Я проигрываю большинство дел, но тем не менее пальмовые ветви при входе зеленеют и украшаются венками: я пользуюсь ими как приманкой для жалких дураков. Но немалую службу мне служит и то, что никто меня терпеть не может, что я всюду известен порочностью моего поведения, а еще больше — моих речей, что все указывают на меня пальцем, как на человека, всех превзошедшего во всяких пороках… Вот мой совет тебе; клянусь богиней разврата, я много раньше тот же совет дал себе самому и немалую чувствую к самому себе благодарность!»

26. Но довольно! Пусть этот благородный муж, произнеся свои наставления, теперь умолкнет. Ты же, если сказанное им тебя убедило, — считай, что ты уже там, куда стремился взойти. Ты без помех сможешь, следуя правилам учителя, одерживать победы в судах, пользоваться славой и любовью толпы. Ты женишься не на какой-нибудь старухе из комедии, как твой наставник и учитель, но на прекраснейшей женщине — Риторике. Так что ты мог бы с гораздо большим правом сказать о самом себе, что ты несешься на знаменитой крылатой колеснице Платона,382 чем сам Платон, сказавший это про Зевса. Я же — по простоте моей и робости — отойду перед вами в сторону от дороги и откажусь от моего стремления к Риторике, так как не могу принести ей ничего, похожего на ваши дары. Вернее сказать, я уже отказался… А потому без помех возглашайте о вашей победе, пожинайте восторги и только об одном не забудьте: вы одолели скорее нас не потому, что оказались проворнее, но в силу того, что повернули на более легкий и пологий путь.

ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ

383

1. Подобно тому, как атлеты и люди, заботящиеся о силе и здоровье своего тела, уделяют внимание не только физическим упражнениям, но и своевременному отдыху, и считают его важнейшим условием правильного образа жизни, так и тем, кто занимается наукой, подобает, по-моему, после долгого напряженного чтения дать уму отдых и укрепить его силы для предстоящих трудов.

2. Лучшим способом отдохновения является такое чтение, которое не только доставит остроумное и приятное развлечение, но также будет заключать в себе не лишенное изящества наставление. Предполагаю, что настоящее мое сочинение и будет представлять собой подобный вид чтения. В нем читателя будут привлекать не только своеобразность содержания и прелесть замысла, не только пестрота выдумок, изложенных убедительным и правдоподобным языком, но и то, что каждый из рассказов содержит тонкий намек на одного из древних поэтов, историков и философов, написавших так много необычайного и неправдоподобного и которых я мог бы назвать по имени, если бы ты при чтении сам не догадался, кого я имею в виду.

3. К ним относится, например, книдиец Ктесий, сын Ктесиоха, писавший о стране индов и их жизни, хотя он сам никогда там не бывал и не слышал о них ни одного правдивого рассказа. Ямбул также написал много удивительного о живущих в великом море;384 всем было известно, что все это — созданный вымысел, но тем не менее выдумка его была не без приятности. Многие другие, пойдя по тому же пути, якобы свои описывая скитания и странствия, рассказывали про величину зверей, дикость людей и необычайность нравов. Руководителем, научившим описывать подобного рода несообразности, был Одиссей Гомера, который рассказывал у Алкиноя про рабскую службу ветров, про одноглазых, про людоедов и про других подобных диких людей, про многоголовых существ, про превращение спутников, вызванное волшебными чарами, и про многое другое, рассказами о чем Одиссей морочил легковерных феаков.

4. Я не ставлю всем этим рассказчикам вымыслы в особую вину, потому что мне приходилось видеть, как сочинительством занимаются также люди, посвящающие свое время, как они говорят, только философии. Одно всегда удивляло меня: уверенность в том, что вымысел может быть не замечен. Побуждаемый тщеславным желанием оставить и по себе какое-нибудь произведение, хотя истины в нем, увы, будет столько же, сколько у других писателей (в жизни моей не случилось ничего такого, о чем стоило бы поведать другим), я хочу прибегнуть к помощи вымысла более благородным образом, чем это делали остальные. Одно я скажу правдиво: я буду писать лживо. Это мое признание должно, по-моему, снять с меня обвинение, тяготеющее над другими, раз я сам признаю, что ни о чем не буду говорить правду. Итак, я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из следующих приключений.

5. Пустившись в плавание, я миновал столпы Геракла и выехал, сопутствуемый благоприятным ветром, в западный океан. Причиной и поводом моего путешествия были отчасти любопытство, отчасти страстная любовь ко всему необычайному и желание узнать, где находится конец океана и что за люди живут по ту сторону его. Погрузив поэтому большое количество припасов и соответствующее количество воды, я набрал себе пятьдесят спутников одного со мной образа мыслей, запасся всевозможным оружием, нанял наилучшего кормчего, прельстив его большой платой, и снабдил мой корабль — это была легкая парусная лодка — всем необходимым, как для далекого и опасного плавания.

6. День и ночь мы плыли по ветру и двигались не особенно быстро, пока была видна земля. На следующий день с восходом солнца ветер стал усиливаться, волны возрастать, наступила темнота, и не было никакой возможности подобрать паруса. Брошенные на волю ветров и поручив им свою жизнь, мы провели таким образом семьдесят девять дней, а на восьмидесятый при свете внезапно засиявшего солнца мы увидели невдалеке высокий, поросший лесом остров, вокруг которого не слышно было рева волн. Вскоре сила бури стала умеряться. Приблизившись к острову, мы высадились и после великих своих бедствий пролежали долгое время на земле. Поднявшись, мы выбрали из своей среды тридцать человек, которые в качестве стражи должны были остаться у корабля; двадцать же остальных отправились со мной на разведку острова.