Глава 8

     Амелия медленно водила щеткой по волосам. Она расчесывалась уже более получаса, однако время сегодня текло весьма странно, то замедляясь, то ускоряясь. Она и заметить не успела, как наступило утро. А может, ночи и вовсе не было? Девушка чувствовала себя немного усталой, и непривычная слабость сковала тело. Даже щетка для волос показалась ей неподъемно тяжелой, она еще раз медленно провела ею по волосам и с облегчением отложила на туалетный столик. Амелия подперла подбородок рукой и попыталась уловить в зеркале свое отражение, но оно плыло и двоилось в глазах, а лицо казалось ей скрытым утренней дымкой. Но отчего-то ей было так легко, как не было уже давно, сладкое марево укачивало ее, а глаза сами собой закрывались. Ничего страшного не случится, если она поспит еще часок, разве не так? Она готова была навсегда отдаться окутывающей ее дымке, откинуться на нее, как на мягкую перину, уносящую ее в мир грез. В этом чудесном мире ее не тревожили никакие мысли, голова наполнилась приятной легкостью. Амелия было попыталась сосредоточиться на каком-то воспоминании, настойчиво бившемся на краю сознания, однако вскоре оставила это пустое занятие. Едва ли это что-то существенное.

   Когда она почти окунулась в свой тягучий, манящий дурман, дверь ее комнаты открылась. Кажется, этому предшествовал стук, но Амелия не обратила на него внимания.

   - Ах, мисс, вам надо спускаться! - Конни была очень встревожена и без конца теребила свой передник.

   - Что случилось? - Амелия медленно повернулась к ней, держась за краешек стола.

   - Мисс, ваши родители сказали, чтобы я немедленно позвала вас к завтраку, и что-то еще там... Давайте же я помогу вам с платьем.

   Она быстро вытащила из шкафа первое попавшееся дневное платье, и помогла Амелии сначала с бельем, а затем и с ним. Впрочем, та почти не участвовала в процессе и лишь безучастно наблюдала, как Конни крутится вокруг нее, застегивая мелкие пуговицы, от спешки сбиваясь и начиная заново. Почему-то это смешило ее, девушка казалась сама себе тряпичной куклой, которую пытается одеть ребенок своими непослушными руками.

   - Вот так! - выдохнула горничная. - Сейчас что-нибудь сделаем с волосами, и можно будет спускаться. Мисс, вы такая бледная, с вами все хорошо? - в ее голосе вдруг послушались озабоченные нотки.

   Амелия неопределенно пожала плечами. Пожалуй, ей было очень хорошо, и она не понимала, чего хочет от нее служанка. Разве что платье неподходящее - зачем-то та достала самое теплое, и в нем было невыносимо жарко. Конни тем временем колдовала над ее волосами, бесконечно долго собирая с помощью шпилек и заколок пучок.

   - Ты такая нерасторопная, - пожаловалась Амелия. - Позови Дженни!

   - Сейчас нет времени, мисс, - закусила та губу.

   - Она бы выбрала другое платье, - продолжала девушка.

   - Вам помочь спуститься?

   - Нет же, ступай!

   Конни быстро скрылась за дверью, и Амелия направилась вслед за ней к лестнице. Она никогда раньше не замечала, какой длинный в их доме коридор. Он походил на змею - такой же извилистый и скользкий, что ей пришлось даже пару раз остановиться, чтобы передохнуть и сдержать нахлынувшее чувство тошноты и головокружения. Пожалуй, за завтраком она ограничится одним лишь тостом, а потом вернется к себе в комнату и выпьет снотворных капель.

   Когда Амелия уже стояла у лестницы, она заметила необычно оживление внизу. Осторожно держать за перила, она медленно направилась вниз, вслушиваясь в необычный шум. Он шел из столовой, и был не свойственен обычному субботнему утру, проходящему в полном молчании, когда отец читает газету, а слуги бесшумно шастают мимо с подносами.

   - Это ужасно, так ужасно! - услышала она голос матери, прерывающийся ее рыданиями.

   С лестницы Амелия наблюдала, как миссис Черрингтон полулежит в кресле в холле, а Мэри подносит ей нюхательные соли.

   - Как такое только могло случиться, - пробормотала она, отмахиваясь от камеристки, как он назойливой мухи.

   Мистер Черрингтон прошел мимо нее, не обращая внимания на причитания жены и даже не замечая спустившуюся в зал дочь. Таким Амелия еще не видела отца: она был необычайно серьезен, между бровями залегла глубокая складка, а губы были напряженно сжаты. Он подозвал к себе Гласфорса и негромко заговорил с ним. Дворецкий лишь сосредоточенно кивал в такт его словам. Амелия непонимающе подалась вперед и шепотом вопросила:

   - Что-то произошло? - но ее даже не заметили.

   Как через густой туман до девушки долетали всхлипы матери и бессмысленные слова отца:

   - ... соболезнования... скорбим... большое несчастье...

   - Что-то произошло? - произнесла она чуть громче.

   Мистер Черрингтон раздраженно повернулся к ней:

   - Тебе следовало бы сейчас помолчать! У наших соседей огромное горе: вчера погиб Сэмьюэл Адамс.

   ... Лошадь понесла...

   ... Жуткая гроза, она была напугана...

   ... Бедный мальчик...

   ... Погиб...

   Амелия попыталась схватиться за перила, но они растворились под ее пальцами, и она ухватила лишь воздух. Последнее, что она увидела, это как отец нахмурился еще больше, глядя на нее, и сделал шаг вперед, а потом наступила темнота.

   ***

   Вокруг сгущается плотный беспросветный туман, обступая Амелию со всех сторон. Он обволакивает девушку, обвиваясь вокруг темно-серыми клубами. Туман лишает ее способности видеть и слышать, сдавливает грудь невидимыми тугими ремнями, не позволяет как следует вдохнуть.

   Амелия вытягивает руку вперед и с немым изумлением наблюдает, как та исчезает в плотной массе. Она оборачивается, но не видит ничего ни позади, ни по сторонам: туман поглотил все вокруг, подступив к ней вплотную. Девушка нерешительно шагает вперед, не видя перед собой ни зги. Даже маленький шажок дается ей с трудом; плотное облако не расступается, а становится еще гуще. Туман струится вокруг, и Амелии кажется, что ее тело ощупывают чьи-то холодные липкие руки. Стремясь вырваться из цепких объятий, она пытается идти быстрее, однако густая стена не рассеивается - напротив, следует по пятам и играет с ней. Девушку настигает осознание того, что это не просто туман - им управляет чей-то разум, чья-то неведомая воля не позволяет ему расступиться. И желает удержать ее своей пленницей. Серые струи дразнят ее, шепчут что-то над самым ухом, но Амелия не может разобрать слов. И чем дольше она вслушивается в этот потусторонний вкрадчивый голос, раздающийся откуда-то из-под земли, тем большая паника охватывает ее. Она ускоряет шаг, затем и вовсе переходит на бег, но голос звучит все громче, а туман темнеет и сгущается, пока не превращается в сплошную черную бездну. Темнота движется за ней по пятам, завиваясь причудливыми струями, хватая за руки и ноги, пытаясь удержать, сбить с ног, сжимается вокруг шеи невидимой петлей, чтобы задушить.

   Амелия мчится, как ветер, не чувствуя под собой земли и едва касаясь ее босыми ногами, под которыми стелется трава. Она тоже становится все выше и гуще, стебли шевелятся и обвиваются вокруг лодыжек. Голос уже звучит не глухо, как прежде; он заполняет все пространство вокруг, и девушке кажется, что это сам туман смеется над ней, грозя, что она никогда не выберется из этого жуткого плена, что ей суждено вечно блуждать в клубах черного дыма. Амелия в отчаянии зажимает уши ладонями, чтобы не слышать этого вездесущего голоса, но он становится только громче, оглушает ее неумолимым смехом. Она слепо бросается вперед, и вдруг земля уходит у нее из-под ног, обрываясь в пропасть; Амелия падает, отчаянно хватаясь руками за воздух, и летит вниз, во мрак.

   Конь бьет копытами, отчаянно ржет и встает на дыбы, рвется с привязи, но она не может ничем ему помочь, только беспомощно наблюдает издали. Амелия знает, что нужно отвязать его, иначе произойдет что-то непоправимое, но продолжает стоять, не в силах даже пошевелить пальцем. Он ржет все громче, его копыта высекают искры, а из-под туго натянутой сбруи падают клочья пены. Закусив удила и оскалившись, конь с мольбой смотрит на девушку человеческими глазами, и она видит в них слезы: они набухают, краснеют и тяжелыми густыми каплями падают на землю.