После этого он решил никогда снова не соглашаться на анестезию. Потеря сознания приводила его в ужас, словно самый мерзкий из мучивших его по ночам кошмаров61.
IX
Свое последнее лето на севере России Набоковы, как обычно, провели в Выре — правда, политическая деятельность Владимира Дмитриевича держала его в городе. Еще одно стихотворение Владимира Набокова увидело свет в номере «Русской мысли» — уважаемого «толстого журнала» — за март — апрель. В конце весны и все лето он писал стихи, составившие позднее его следующий сборник; среди них было и написанное в мае стихотворение «Дождь пролетел», которое удостоилось чести открывать сборник 1970 года62. На поезде Набоков ездил в Петроград, — Розов вспоминал, как они вместе гуляли по городу «белыми ночами» — главным образом, вероятно, ради свиданий с Евой Любржинской. Как-то, возвращаясь в Выру, Владимир встретил в поезде Люсю Шульгину. Стоя с ней в тамбуре грохочущего вагона, он слушал «в состоянии никогда прежде не испытанного смятения», сожаления, душившего его, Люсин рассказ про контору, где она работала. Она проехала с ним до следующей станции и вышла, и «чем дальше она отходила», — по крайней мере, так он пишет в «Машеньке», где все остальные подробности этой встречи совпадают с его воспоминаниями, — «тем яснее ему становилось, что он никогда ее не забудет»63. Больше он не видался с Люсей.
В Петрограде В.Д. Набоков по-прежнему работал в Юридическом совете и участвовал в составлении уголовного законодательства. В мае он от имени кадетской партии баллотировался на выборах в Петроградскую думу. Насколько плохо он подходил для революционной демагогии, которая в тот год взяла верх, можно судить по его позднему признанию: «Когда мне приходилось выступать в России на митингах, говорить в партийную агитацию, я часто испытывал чувство тягостной неловкости. Мне казалось, что я совершаю духовное насилие над слушателями, которые сами должны были бы разобраться, за какой партией идти»64. Сам он с легкостью победил на выборах в местную Думу, но что касается кадетской партии, то она в целом по стране заняла лишь второе место, уступив умеренным социалистам.
В конце июня Милюков убедил Центральный комитет партии, что кадеты должны заявить о своем выходе из коалиционного правительства, дабы воздействовать на своих партнеров-социалистов. Он надеялся, что этот шаг заставит тех пойти на укрепление новых органов центральной власти, чтобы противостоять растущей анархии в стране, дезертирству и поражениям на фронтах и распаду Российской империи. В.Д. Набоков и некоторые другие не согласились с подобной тактикой, но они оказались в меньшинстве, и 3 (16) июля Набоков и остальные кадеты вышли из состава Временного правительства65.
Хотя Ленин, который с самого начала призывал к свержению Временного правительства, находился в то время на отдыхе в Финляндии, рядовые солдаты-большевики воспользовались страхом своих товарищей перед отправкой на фронт для организации поспешного вооруженного восстания. 3–4 (16–17) июля вооруженные демонстранты, стреляя без разбора, бесчинствовали в столице; в бессмысленных столкновениях погибло четыреста человек. Если в феврале весь город поддержал бушевавшие толпы, то на этот раз Петроград остался безразличным или даже враждебным к демонстрантам, и это преждевременное восстание было прекращено. Когда оно было в самом разгаре, В.Д. Набоков направлялся вместе с И. Гессеном из редакции «Речи» домой. По Невскому проносились на грузовиках вооруженные до зубов солдаты и матросы, а другие, тоже с винтовками в руках, толпились на улицах, выкрикивали воинственные призывы и палили во все стороны. Когда Гессен предложил В.Д. Набокову укрыться в Публичной библиотеке, тот невозмутимо ответил, что предназначенная ему пуля еще не отлита66. К середине июля Керенский был назначен премьер-министром. Он по-прежнему выступал за продолжение войны. Те, кого потрясли провал июньского наступления и попытка большевиков захватить власть, потребовали укрепить дисциплину в армии, и 12 (25) июля на фронте вновь ввели смертную казнь. Керенский, формировавший Кабинет министров, пригласил В.Д. Набокова, чьи политические взгляды он теперь смог лучше оценить, принять пост министра юстиции. С присущей Милюкову способностью склонять других на позиции более жесткие, чем они того хотели, он убедил Набокова и еще двоих левых кадетов выставить категорические условия, на которых они могут согласиться принять предложенные посты: отмена подотчетности Петроградскому Совету и отсрочка основных общественных преобразований (таких, как передача земли крестьянам) до созыва Учредительного собрания. Керенский не смог принять условия кадетов, и 23 июля (15 августа) сформировал новый коалиционный кабинет, в котором преобладали эсеры67.
X
Пока Временное правительство боролось за выживание, Владимир Набоков оставался вместе с семьей в Выре, где сочинял стихотворение за стихотворением и, судя по одному из них, все еще чертил ее имя (Люся? Ева?) на песке. Место действия говорит в пользу Люси, статистика — в пользу Евы: подсчитав в феврале следующего года стихи, он обнаружил, что за время между июнем 1916 года — когда у них с Люсей впереди оставалось всего несколько месяцев — и июлем 1917 года — когда минуло шесть месяцев после его знакомства с Евой, 31 из 172 его стихотворений он посвятил Люсе, а 39 — Еве68. Все стихи были написаны на отдельных листках, но 1 (14) августа он начал тонкую тетрадку, первую из череды рукописных стихотворных альбомов, которые он непрерывно заполнял — по одному стихотворению в два дня — с 1917 по 1923 год.
Наступила дождливая осень, и Набоковы переехали в город. В небе над Петроградом лучи прожекторов скрещивались, подобно гигантским шпагам. Однажды к Набоковым зашел Корней Чуковский и принес с собой свою знаменитую «Чукоккалу», в которой оставили автографы очень многие выдающиеся писатели и художники — от Горького до Евтушенко. Старший и младший Набоковы внесли в нее свою лепту: Владимир — стихи «Революция», подписанные «сын предшествующего» и явившиеся откликом на Июльское восстание:
Хотя Набоков не остался слеп к событиям, разворачивающимся вокруг него, он ушел в поэзию глубже, чем когда-либо. Он отобрал дюжину стихов, написанных в Выре между маем и августом, для совместной публикации с Андреем Балашовым, еще одним своим школьным товарищем. Этот второй сборник стихов — «Два пути» вышел в свет лишь в 1918 году, когда Набоков уже находился в Крыму. Кажется, сохранился один-единственный экземпляр этой книги — самой редкой из всех книг Набокова.
Еще не закончив свою первую тетрадь, он попросил кого-то — возможно, библиотекаря отца — перепечатать на машинке больше ста стихов, написанных между сентябрем 1916 и августом 1917 года. Их переплели в альбом, хотя обложка, если таковая была, так же как первые и, возможно, последние его страницы, утрачена, и сырость с плесенью проели несколько из сохранившихся страниц70. Как только Владимир закончил в конце сентября свою первую тетрадь, он начал новый альбом, посвященный Еве Любржинской71. Не успел он его заполнить, как разразилась еще одна революция.