Выход Запада из Средневековья

В беседе с Амальриком в Марселе и как бы продолжая ее про себя после его гибели, я осознал чрезвычайно важное обстоятельство — осознал, что лишь после окончания Второй мировой войны начался выход из Средневековья, и то только на Западе. Статью на эту тему «Революция и эволюция» опубликовал Довлатов в «Новом американце» (Нью-Йорк, 1982. № 104); до того она была напечатана в чехословацкой и украинской прессе (эмигрантской).

Изложу в сжатом виде ход моих рассуждений.

Русские националисты во главе с Солженицыным кричат о падении морали на Западе, о его бездуховности и т. д. «Запад в сегодняшнем виде не может выжить!» — прогнозирует Солженицын.

Всего каких-нибудь 60 лет назад бушевала война между западными странами, унесшая 55 миллионов жизней, до того по Европе расползалась коричневая чума фашизма и нацизма, экономику сотрясали чудовищные кризисы, еще раньше — полыхала Первая мировая война из-за передела колоний, процветала немыслимая эксплуатация рабочих и крестьян, грабеж колоний и кровавые подавления восстаний в угнетенных странах, сотрясали мир революции. Дальше в глубь веков идти, думается, нет смысла. И что же — тогда положение было лучше, чем теперь?

Да, и сейчас в мире, в том числе и западном, продолжают существовать тяжелые проблемы и пороки, прежде всего, вот — зажившийся на свете капитализм, но происходят и колоссальные положительные сдвиги, которые невозможно не замечать при нормальном зрении. Немыслима стала война между западными странами, Западная Европа превращается в конфедерацию, исключен приход нацистов к власти (на Западе), немыслим новый захват колоний. В недавнем прошлом даже представить себе было невозможно такие явления нашего времени, как создание ООН, принятие Всеобщей декларации прав человека, международных правовых пактов, интернациональное правозащитное движение, добровольное освобождение колоний, успешная борьба с расизмом, развитие системы социальной защиты, мощные профсоюзы (в Западной Европе) и еще многое другое.

Все это в сумме, пришел я тогда к заключению, не что иное, как начало выхода человечества, прежде всего западных стран, из эпохи Средневековья, и датировать начало этого выхода надо 1945 годом. Невиданная оргия насилия в первой половине ХХ века не прошла бесследно — ужаснула людей, стала апогеем и, надо надеяться, началом конца средневекового варварства. Появление апокалипсического ядерного оружия довершило отрезвление людей. Они поняли, что больше нельзя жить по законам джунглей, как во внутренних, так и в международных отношениях.

Процесс выхода из Средневековья идет, конечно, не гладко, со срывами, его тормозит существование множества отсталых, нищих и полунищих стран с авторитарными режимами и тоталитарного, ядерного Советского Союза. Начался в те же годы и противоположный негативный процесс — становление всемирной экономической империи капитализма, транснациональных корпораций, то, что сейчас называется глобализацией. И все же движение западных стран из Средневековья к правовому, цивилизованному существованию имеет, убежден, огромное значение для будущего человечества.

Крайне левые не допускают мысли, что правовые порядки могут действовать вопреки интересам капитала, особенно при серьезных для него угрозах. Они не осознают колоссального значения инерции во всех сферах жизни человека и общества и потому не видят, не понимают, что правовые порядки вкупе с другими институтами демократии уже начинают жить самостоятельной, не зависимой ни от кого и ни от чего жизнью. Примеры тому и победоносная борьба в США против вьетнамской войны, и «ирангейт», и разгром в Италии руками судебной власти партии Христианских демократов, партии крупного капитала, бессменно правившей страной с конца войны.

И мыслимо положение, что правовые порядки так глубоко укоренятся в сознании людей, что станет реальным правовой путь для установления строя синтезного социализма — с помощью выборов, референдумов, принятия соответствующего законодательства, иначе говоря, с помощью мирной и демократической революционной перестройки. Путь, как я уже говорил, единственно возможный для установления такого строя.

Вернусь к нашим националистам. Я предполагаю, что они ненавидят современный Запад, именно потому, что чувствуют, что развитие и укоренение правопорядка в мире лишает их почвы под ногами. У Солженицына, например, очень часто прорывается свирепая ненависть к праву, которому он противопоставляет мораль, утверждая, что господство права на Западе способствует торжеству аморальности.

У нынешних ненавистников Запада, живущих в России, имеется еще целая гамма других мотивов для такой ненависти, начиная с зависти к благополучию Запада и злобы из-за его якобы победы в холодной войне. Хотя, на мой взгляд, это была победа России — то, что она вышла из этой войны.

Глава 27 Владимир Максимов

Вернусь к «грандам» новой эмиграции. Второе место в эмигрантской табели о рангах после Солженицына занимал Владимир Максимов. Если Солженицын был, так сказать, аятоллой эмиграции, то Максимов — премьер-министром!

В 1974 году на книжной ярмарке во Франкфурте, где проходила презентация первого номера «Континента», я имел единственную в жизни беседу с Максимовым — брал у него интервью для «Свободы». В интервью участвовал и Александр Галич, который, как я уже упоминал, вслед за вступлением в ТНС, стал членом редколлегии маскимовского журнала «Континент» и порученцем Максимова.

После окончания интервью зашел разговор о газетной полемике Максимова и Синявского с Генрихом Беллем и Гюнтером Грассом, которая имела место незадолго до того. Белль и Грасс выступили в немецкой прессе с обращением к создателям «Континента», в котором они упрекали их в том, что прибегнув к финансовой помощи Шпрингера, выступая в его газетах, восхваляя его и других правых деятелей Германии, они втянулись таким образом во внутри-германскую политическую борьбу, поддерживая своим авторитетом силы, далекие от искреннего уважения к демократическим правам и к борьбе советских диссидентов.

Максимов и Синявский, как я уже упоминал, опубликовали написанный явно Максимовым хамский ответ Беллю и Грассу, в котором говорилось, что они не намерены выслушивать мораль от людей, поддерживающих социализм в любом его виде.

Комментируя эту полемику, Максимов «номенклатурным», не допускающим возражений тоном стал изрекать обвинения в адрес Белля: «Шесть часов говорил я с этим мудаком. Я ему про ГУЛАГ, про Россию, а он мне про черножопых В Африке». Эту фразу я запомнил дословно. Галич поддакивал шефу.

Откуда же и как пришел, взлетел Максимов? В 60-х годах он был членом редколлегии журнала «Октябрь», который редактировал тогда махровый сталинист Всеволод Кочетов. Время от времени Максимов выступал в этом журнале с передовицами, поддерживая линию партии в руководстве литературой. В архиве «Свободы», в седьмом номере «Октября» за 1963 год я наткнулся на одну из таких передовиц Максимова «Эстафета века» под рубрикой «Слово о партии»:

«С самого начала нашего столетия передовой отряд рабочего класса, — пишет Максимов, — начал величайшую битву за переустройство мира как в сфере материальной, так и духовной. И с первых же своих шагов огромное внимание партия уделяет становлению социалистической литературы...

После справедливой и принципиальной критики в адрес формализма, прозвучавшей на встречах руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства, кое-где подняла голову воинствующая серость, прикрывающая псевдоидейностью свою полнейшую профессиональную несостоятельность».