Изменить стиль страницы

— Прощать мне тебя не за что, — как-то грубовато ответила Настя, — это ты не моё, это ты своё счастье забрала. Журавлёв его привык раскидывать, где попало… я и подобрала. Но оно всегда было твоим. Так что успокойся. Помиритесь, будете жить дальше…

* * *

В обед, съездив с Морозовым на квартиру и собрав вещи, Настя уехала к матери.

— Спасибо вам за всё, — сказала она Димке перед посадкой в междугородний автобус, — приеду, скажу маме, чтобы сходила в церковь, поставила свечи за ваше здоровье.

— Спасибо, — улыбнувшись, в свою очередь поблагодарил Дима, — как приедешь, позвони, хоть мне, хоть Наташе. Мы ещё будем в городе. А, когда вернёшься, заходи в гости, в любое время.

— Хорошо. Но это — вряд ли.

— Почему?

— Я не скоро приеду.

— Всё равно будут к следователю вызывать.

— Ну, это будут просто набеги. Приехала — уехала… — Настя протянула билет контролёру и поставила ногу на ступеньку автобуса.

— Ну, тогда, когда совсем вернёшься… — подавая ей сумку, улыбнулся Морозов.

— Нет, — уже стоя в салоне, Настя покачала головой, — совсем я уже не вернусь!

Глава 40

О том, что произошло в квартире Насти, Журавлёв узнал только утром следующего дня от Сашки Говорова. Выступлений у «Ночного патруля» на ближайшую неделю заявлено не было, и Женька на выходные укатил за город, на родительскую дачу — там, у дедушки и бабушки, уже целую неделю гостила его дочка Алёнка. Визит Киры к нему домой оказался вовсе не пьяным бредом — она, действительно, почти месяц назад, приходила к нему, чтобы ещё раз попытаться получить от него согласие на выезд их дочери за границу, но, увидев, в каком он состоянии, привычно обозвала сволочью и хлопнула дверью. Её новый муж Михаил настаивал на немедленном отъезде, и Кира была вынуждена временно оставить дочь у своих родителей. Узнав об этом, Журавлёвы «выпросили» внучку к себе, и теперь вместе с ней жили в своём дачном доме, благо, до начала учебного года оставалась ещё целая неделя.

Явившись под родительское око, Женька долго и терпеливо выслушивал нравоучения отца по поводу его прошлого, настоящего и будущего, а так же будущего Алёнки.

«Вот что ты за человек такой?! — вопрошал отец, энергично размахивая правой ладонью перед Женькиным носом, — И сам не живёшь, и женщинам своим не даёшь! Зачем Алёну не отпустил?! Она с тобой, что ли, жить будет?! Или с нами?! Ей мать нужна, мать, понимаешь?!»

«Ну, что же ты, сынок, и правда, натворил? — вторила Валентина Васильевна, сложа на груди руки, — Что ж ты думал, Кира останется? Так она взрослая женщина, ей судьбу надо устраивать. Что ж ты думаешь, нам Алёнушку не жалко отпускать?! Жалко, сердце кровью обливается… Только ведь она не с дедом и бабкой жить должна, а с мамой и папой… Не понравился тебе этот самый Миша, так что ж, зато Кира его любит, а мать она хорошая. А Алёнушка просто к нему ещё не привыкла… Я со свахой говорила, и не такой он плохой, как ей показалось… Сам-то ты намного лучше? Он хоть не пьёт! Не надо было разводиться, раз так, жил бы с семьёй, дочку бы сам воспитывал… А теперь — что? Ни себе, ни людям… Кира уехала, у неё там работа хорошая теперь, а Алёнушка тут в школу пойдёт, а могла бы уже на новом месте привыкать… Ты спроси её — она же по матери скучает! Ну, что ж ты наделал, сынок?»

Он и сам уже жалел, что не дал своего согласия. Что им двигало в тот момент, когда он отказывал Кире?.. Любовь к дочери? Ревность к её новому «папе»? Или обыкновенная глупость?.. Размышляя над этим, Женька всё больше и больше склонялся к последнему.

Телефонный разговор с Кирой немного его успокоил. Несмотря на новый поток претензий и упрёков, она всё же обрадовалась, что он изменил своё решение и готов подписать все нужные документы.

«Сам понимаешь, я только вышла на работу, здесь все русскоязычные, поэтому это огромная удача. Учитывая то, что я пока не владею языком, мне нужно держаться за это место. Выехать сейчас я, естественно, не могу, поэтому Алёне придётся идти в свою школу, и вообще — этот учебный год провести в России».

«Папа, а, можно, я буду учиться петь? Ну, помнишь, мы ездили с тобой и тётей Миленой?.. Ну, там где твоя студия?..»

«Конечно. Только до первого сентября всех распустили «на каникулы». А в сентябре, как раз, и начнёшь учиться».

«Так уж лучше в музыкальную школу отдать её, Жень, — услышав этот разговор, Валентина Васильевна решила высказать своё мнение, — на фортепиано и на вокал, там всё же настоящие преподаватели, а у вас-то кто?»

«У нас тоже профессиональный преподаватель есть. Хотя… посмотрим… Да?» — улыбнувшись, Женька слегка тронул Алёнкин кончик носа.

«Да!» — радостно ответила девочка.

…Услышав от Говорова «последние новости», Журавлёв сразу хотел ехать к Морозовым, но Сашка тут же вспомнил, что Настя тоже у них, и Женька решил пока туда «не соваться»…

Вечером, созвонившись с Димой и уточнив время отлёта, он сел в свой «ровер» и повернул ключ в замке.

Да, у него оставалось совсем немного времени, чтобы поговорить с Миленой… Если ехать по объездной дороге, минуя город, то он доберётся от дачи до аэропорта приблизительно за час… Через город было бы быстрее, но в это время возможны пробки, и лучше не рисковать. У него будет примерно полчаса на то, чтобы всё ей сказать. Если бы он знал, что всё так обернётся… Он сам просил Наташку задержать Ленку на какое-то время, чтобы успеть разобраться со Славиком. Но найти его оказалось делом сложным, учитывая то, что Женька не знал где его искать — вообще. Славик, как и Настя, был не местный, и постоянного места жительства не имел. Журавлёв уже собрался использовать свои старые связи в полиции — через бывшего тестя, отца Киры, с которым поддерживал хоть и не очень горячие, но и не совсем враждебные отношения. Но вчерашний инцидент расставил все точки над «i», и ждать было уже нечего. Так или иначе, Славик получил по заслугам… Хотя и ценой нервного шока ни в чём не повинных девчонок…

Полчаса на разговор… Если бы знать, что всё так обернётся… Он мог бы улететь вместе с Морозовыми и с Миленой. Он и сейчас может купить билет на ближайший рейс… Но сначала он должен увидеть её. Посмотреть ей в глаза… Прочитать в них всё, что его может ожидать…

…Объездная дорога шла, огибая городские кварталы, через лесопосадки, мимо таких же дачных посёлков, и Женька, включив музыку, привычно жал на газ. Последний указатель с перечёркнутым названием остался позади — ещё несколько километров, и он выйдет на финишную прямую, ведущую в аэропорт…

Стоящее на обочине легковое транспортное средство он заметил ещё издалека — дорога была почти пустынной и хорошо просматривалась. По этой же причине Журавлёв выжимал из своего «ровера» всё, что мог выдать его хоть и далеко не новый, но, благодаря стараниям хозяина, бывший в очень приличном состоянии автомобиль. Когда до припаркованной у обочины легковушки оставалось метров сто, из неё неожиданно выскочил человек в длинном чёрном одеянии и, выбежав на середину дороги, встал с распростёртыми по обе стороны руками. Стараясь затормозить как можно более плавно, Женька нервно сжал губы. Уже почти останавливаясь возле странного мужика, хотел тут же выскочить и обматерить того, на чём свет стоит, но с удивлением разглядел, что чёрное одеяние — не что иное, как ряса, а сам мужик — настоящий священник, с пышной гривой светло-русых волос, затянутых на затылке в «хвост».

— Ты чё, батя?! — решив всё же исключить нецензурные выражения, Журавлёв не нашёлся, что ещё спросить у высокого, довольно крепкого телосложения, служителя церкви, — Ты чё, не видал, с какой скоростью еду?! А, если бы не новые колодки?.. Мне или в тебя, или в кусты!..

— Помогите… Ради Господа, помогите! — «батя», на вид Женькин ровесник, выглядел растерянным и испуганным одновременно, — Не оставьте!..