Вот так «совершился выбор» для многих «народных избранников», сдавших народ вместе с Конституцией.

Глава четвертая. Кто виноват?

«О Лукашенко не волнуйтесь!»

Лукашенко победил. Эта победа стала переломной не только в его личной судьбе, но и в истории всего нашего государства. Мы видели, как это произошло. Теперь осталось понять: почему такое случилось.

Проще всего сегодня было бы сказать: виновен Валерий Тихиня. Или: виновен Семен Шарецкий. Но гораздо важнее осмыслить происшедшее, не сводя к личностям общенациональную трагедию, которой явился референдум.

Итак, можно ли было предотвратить кризис 1996 года?

Скорее всего, нет. Речь шла о большем, нежели о ссоре между депутатами и Александром Лукашенко. Речь шла не о том, кто возьмет верх, а о выборе пути.

Либо у нас утвердится верховенство Закона — и это будет признано всеми субъектами политического процесса, либо один из «субъектов» этого процесса получит возможность управлять самовластно, сдвигать очерченные Законом рамки и раздвигать их по собственному усмотрению. Как джинн Хоттабыч в детской сказке советских времен раздвигал и сдвигал ворота команды «Зубило», подыгрывая их соперникам из команды «Шайба», до тех пор пока никто уже не мог сказать, каков был счет в футбольном матче.

Мы не знаем, что было бы со страной, если бы на референдуме победил Верховный Совет. Сторонники президента считают, что было бы намного хуже.

Правда, оппоненты президента до сих пор утверждают, что хуже быть уже не может. Потому что Беларусь — едва ли не единственная в мире страна из претендующих на статус цивилизованной, где самовластные решения главы государства (указы и декреты) обретают силу высшую, чем Закон. И вся пирамида государственной власти, все государственные служащие, какой бы пост они не занимали, даже понимая всю несообразность такого государственного устройства, подчиняются этим решениям.

Почему так случилось? Ольга Абрамова, с присущей женщинам жалостливостью, готова разделить ответственность за случившееся:

«Мы, депутаты (неважно, что нас на это спровоцировали; как говорят, тебя провоцируют, а ты не провоцируйся), первыми позволили себе нарушить Конституцию. Если президент внес предложение о внесении изменений в Конституцию, то мы были обязаны срочно рассмотреть это предложение. Мы от этого отказались. Заявили, что предложение неправомерно и рассматривать его мы не будем, — это наша прерогатива. И тем самым нарушили процедуру. Но ведь это было не техническое нарушение: процедура прописана конституционно. Вот это наше нарушение и спровоцировало Лукашенко на решительные действия».

Очевидное логическое несоответствие. Вызывающее поведение Верховного Совета не спровоцировало намерения Лукашенко, а лишь развязало ему руки в осуществлении его далеко идущих намерений.

Да, Конституция 1994 года была далека от законотворческого совершенства. В ней были нечетко прописаны президентские прерогативы.

С другой стороны, и полномочия Верховного Совета были прописаны не вполне ясно и выглядели несколько несбалансированными. Скажем, в Конституции были нормы, позволявшие парламенту выражать недоверие правительству, объявлять импичмент президенту, распускать местные советы депутатов. Но сам Верховный Совет оказывался как бы вне контроля: он не подлежал роспуску, назначал выборы самого себя. А когда часть депутатов переставала ходить на заседания (как это было в последние полгода Верховного Совета 12-го созыва), страна вообще оказывалась без законодательной власти — при том, что депутаты не подлежали отзыву.

Да и вели себя депутаты не вполне конституционно. Один из авторов Конституции 1994 года, ныне председатель Конституционного суда Республики Беларусь, профессор Григорий Василевич сетовал: «Стало чуть ли не правилом хорошего тона даже не рассматривать проекты, внесенные президентом в порядке законодательной инициативы»245.

Оставим вопрос о том, насколько демократичны были предлагаемые президентом законопроекты. С точки зрения процедуры Григорий Василевич и Ольга Абрамова, бесспорно, правы: поступая исключительно по закону, Лукашенко ничего не мог бы поделать с бойкотировавшими его инициативы парламентариями.

И несостоятельность Конституции 1994 года, и некорректность отношения депутатов к Лукашенко очевидны. Очевидно и то, что ситуацию нужно было исправлять. Разумеется, не тем способом, который избрал для этого Лукашенко.

Александр Лукашенко не однажды говорил, что Конституция 1994 года писалась «под другого». И действительно, парламентское большинство Верховного Совета 12-го созыва откровенно создавало ее «под Кебича». Нет сомнений в том, что Кебичу прописанных в ней полномочий хватило бы, он сумел бы распорядиться ими без войны с парламентом. Да и парламент не стал бы воевать с президентом, традиционно готовым к компромиссу, тем более что Кебича парламентское большинство воспринимало как своего, «служилого» человека, который дослужился до президентства. А Лукашенко считали и считают выскочкой, человеком случайным246. Даже сейчас находятся политики, «прогнозирующие» его скорое падение247.

Но Лукашенко — не Кебич. Он пришел за властью, причем полной. Поэтому его интересовали не косметические поправки, а коренное изменение Конституции. Свои намерения он никогда не скрывал, сразу предупредил: «О Лукашенко не волнуйтесь. Лукашенко будет править двенадцать лет!». И как видим, в этом не соврал. Это при том, что Конституция 1994 года предполагала два срока по пять лет каждый — и не более!248

Успехи в экономике — против экономики?

Однако Лукашенко выиграл референдум не только благодаря административному ресурсу и очевидным манипуляциям. Его победа связана прежде всего с экономической ситуацией в Беларуси.

Послушаем, что говорит на Всебелорусском народном собрании премьер-министр Михаил Чигирь:

«Реализация целевых установок социально-экономического развития на 1996 год… позволила за девять месяцев… обеспечить рост объема валового внутреннего продукта на 1%, прирост объемов промышленного производства — на 2,6%.

Объем сельскохозяйственной продукции за девять месяцев составил 101,8% к уровню соответствующего периода прошлого года. Экспорт увеличился на 17,5%.

Индекс потребительских цен снизился с 5,6% в январе до 1,8% в сентябре.

Ввод в действие жилых домов возрос за девять месяцев на 65%»249.

Конечно, Чигирь выступал как премьер-министр и, естественно, старался представить работу возглавляемого им правительства в как можно более выгодном свете. К тому же, он еще наивно полагал, что референдума можно избежать, если убедить президента в том, что он просто не нужен. Зачем политический кризис, если экономика худо-бедно развивается, пусть небольшой, но рост основных показателей налицо, жизненный уровень избирателей хоть как-то, но растет? К слову, 1996 год становится годом максимальной занятости рабочих в строительной сфере, а это означает, что у людей есть деньги, чтобы покупать квартиры. Зачем рисковать этим наметившимся благополучием? Ведь можно и дальше мирно, без склок и противостояния, всем вместе строить свое маленькое суверенное государство!

Конечно, ради «худого, но мира» Чигирь мог и слегка приукрасить картину. Но чтобы ему поверить, нужно увидеть, что на самом деле в этот период происходило в экономике Беларуси.

Наша экономика тесно связана с российской — это общеизвестный факт. Она была связана так тесно, что эту связь можно сравнить с пуповиной, связывающей младенца с организмом матери. Августовский путч 1991 года выступил в роли бабки-повитухи, однако повитуха забыла перерезать пуповину, ребенок рос как бы отдельно, однако материнский организм продолжал поставлять все необходимое.