Наряду с биологическими противоинфекционными препаратами, где в качестве исходного материала для приготовления их пользовались живыми возбудителями болезни, обработанными должным образом или, как говорят, атенуированными для снятия с них их болезнетворных свойств, в последние десятилетия бурно развивается химиотерапия инфекционных болезней (и рака), эра которой открыта великим микробиологом П. Эрлихом. В лечебное дело каждый год поступают новые химические препараты против различных болезней. Контроль всех поступающих в здравоохранение лечебных и профилактических противоинфекционных препаратов, изготовляемых в Советском Союзе, осуществляет Контрольный институт им. Тарасевича, находящийся в системе Министерства здравоохранения СССР. Контролируется качество не только вновь предлагаемых препаратов, но и каждая серия их, изготовляемая по уже апробированной технологии.

Большой вклад в развитие микробиологии и в разработку методов приготовления вакцин и сывороток внесли отечественные ученые, и многие из них поплатились за это жизнью. Не следует думать, что они заражались в процессе работы с активными вирулентными бактерийными или вирусными возбудителями болезни, которые были объектами их творческой деятельности, хотя такие лабораторные заражения иногда имели место. Они и не производили на себе самих опасные эксперименты для проверки некоторых своих научных предположений и гипотез. История науки знает и таких героев. Наши ученые пали жертвой активной вирулентной деятельности органов ГПУ — МГБ, временами косившей советскую науку с силой и эффективностью, которой могла бы позавидовать самая тяжелая и массовая инфекция. Характерной была и избирательность объектов их активности в разные периоды, как и при некоторых инфекционных эпидемических болезнях. Эта избирательность коснулась и микробиологов, и первой ее жертвой в хронологическом порядке надо назвать Институт им. Мечникова во главе с его руководителем, крупным ученым микробиологом С. В. Коршуном. В 1930 году он и ряд сотрудников этого института были арестованы. Некоторые из них вышли из заключения, С. В. Коршун не вернулся, погиб там. Следующая большая группа крупнейших микробиологов была репрессирована в годы массовых репрессий (1937–1939 годы). В числе их — замечательные ученые, внесшие большой вклад в науку, в ее организацию, в подготовку кадров микробиологов, в борьбу с инфекциями, — Барыкин, Кричевский, Любарский, Гартох, Великанов и другие. Все они были обвинены в антисоветской деятельности и вредительстве, каждый в своей специальной научной и практической области. Все они, разумеется, в этом признались и понесли соответствующее наказание — расстрел. Барыкин — автор вакцины против брюшного тифа — признал вредительское назначение этой вакцины (она до сих пор изготовляется по его методу и имеет название автора). Кричевский был основателем и директором научно-исследовательского Института микробиологии с большой практической деятельностью и школой подготовки высококвалифицированных кадров микробиологов. Он признал, что организовал институт со специальной вредительской целью в области подготовки кадров микробиологов. Любарский, крупнейший специалист в области микробиологии туберкулеза, по-видимому, решил, что чем абсурднее будут его показания и чем шире круг вовлеченных в преступную деятельность микробиологов, тем очевиднее будет вся нелепость обвинения, и оно будет отвергнуто. Но его расчет был "без хозяина", т. е. ГПУ, который любую нелепость принимал с охотой, лишь бы она давала повод для расстрела.

Аналогичные по общему характеру были обвинения в адрес других микробиологов, и все приговоры выносились без привлечения научной экспертизы для их обоснования. Вместо этого в деле арестованных микробиологов были клеветнические доносы некоторых их бездарных коллег[6].

В числе репрессированных были также крупные ученые Л. А. Зильбер и П. Ф. Здродовский, но они работали много лет в заключении под наблюдением сотрудника ОГПУ, были, в конце концов, освобождены и скончались в почете и уважении. Аресты бактериологов имели массовый характер и были произведены во многих городах Советского Союза. Эти аресты были, по существу, разгромом советской микробиологии накануне нависшей уже войны с ее угрозой применения бактериологического оружия, разработка которого и средств защиты от него энергично велась в разных странах. Кому было на руку уничтожение микробиологической элиты в такое время, как, кому было на руку уничтожение военной элиты и массы ученых, специалистов разных областей — остается областью догадок и предположений, связанных с именем Сталина.

Некоторые эпизоды из арестов микробиологов 1937 года воспринимались бы как комические, если бы это не был комизм сталинской эпохи, вплетенный в общий трагедийный фон и только усиливавший последний. Я был свидетелем одного из таких эпизодов, и не могу удержаться, чтобы не рассказать о нем, как о штрихе времени.

В те предшествовавшие годы я был тесно связан с Медгизом и как автор, и как редактор. Директором издательства был твердый и опытный хозяин Д. Л. Вейс. Главным редактором был С. Ю. Вейнберг, влюбленный в издательское и библиотечное дело, умный, энергичный, красивый человек. Оба они пали жертвой репрессий и канули в вечность, каждый, вероятно, по индивидуальным показаниям, не связанным с их издательской деятельностью. После их ареста было назначено новое руководство Медгиза. Руководителем издательства стала невежественная в вопросах медицины, с крайне низкой общей культурой средних лет женщина. Фамилию ее я не помню, да это и не имеет значения: она типовой образ той эпохи.

В это время поступили из типографии гранки руководства по микробиологии, написанного профессором Ивановского медицинского института Елисеевым. Гранки были посланы ему для авторской правки с обычным указанием о необходимости срочного возврата с авторской визой. Прошел положенный срок — гранки не возвращаются. Елисееву посылается настойчивое требование возврата гранок, опять без всякой реакции на это требование. На третье телеграфное требование гранки вернулись без авторской правки в сопровождении краткого сообщения жены профессора о том, что "профессор Елисеев болен".

Диагноз болезни, охватившей многих бактериологов, стал чрезвычайно подозрительным, а в случае его подтверждения печатанье книги должно быть немедленно прекращено, само имя репрессированного подлежит забвению. Но как получить подтверждение? Все каналы для этого закрыты; самый факт репрессии может оказаться ложным слухом, распространение которого грозит наказанием, да и о действительном факте можно говорить только шепотом, чтобы не омрачать общий жизнерадостный розовый фон "завидной жизни Борисовых людей". Новый главный редактор нашла выход из положения в законспирированном, по ее убеждению, тексте телеграммы, посланной в адрес директора Ивановского медицинского института: "Сообщите, болен ли Елисеев, или что еще". Ответа не последовало, но по "агентурным" сведениям оказалось роковое и безысходное "что еще". Профессор Елисеев канул навсегда в недрах ГПУ — МГБ, а в узком круге работников Медгиза и связанных с ним научных работников формула "что еще" приобрела символическое употребление.

В Контрольном институте на меня было возложено участие в контроле качества вакцин и сывороток методами экспериментальной морфологии. Животным (морским свинкам, кроликам, белым крысам и мышам, а в ряде случаев, как при испытании вакцины против полиомиелита — обезьянам) вводился испытуемый препарат, и по морфологическому исследованию органов животных определялось наличие или отсутствие в них болезненных изменений, как показатель степени безвредности препарата. Определялась также его способность вызывать реакции иммунитета по специальным морфологическим показателям его развития.

Во главе института, его директором, был С. И. Диденко. Это был старый (по стажу) член партии, носитель ее лучших традиций, прошедший большую жизненную школу. Он был выходцем из крестьянской среды. Первая мировая война застала С. И. Диденко в Черноморском флоте. Он окончил военно-фельдшерское училище и был фельдшером на минном крейсере "Прут". После окончания гражданской войны он получил высшее медицинское образование, стал врачом и специализировался в области микробиологии, и уже при мне получил после защиты диссертации ученую степень кандидата медицинских наук. Партийная организация, довольно многочисленная (около 20 человек), состояла преимущественно из женщин в соответствии с преобладающим составом сотрудников института. В большинстве своем — это был типичный продукт сталинской эпохи. Это была интеллигенция сталинской формации, т. е. узкие специалисты (некоторые с кандидатскими степенями), мало интеллигентные в обычном понимании этого слова; роботы, безоговорочно принимавшие все изуверство сталинского режима как высшее достижение коммунизма. Они без критики приняли бы фашизм, если бы им сказали, что это и есть коммунизм.