Во время этой кампании прославился легат Метелла Квинт Окций{215}, которого называли за его храбрость Ахиллесом (Val. Max., III, 2, 21). Он приобрел известность, прежде всего, благодаря двум поединкам с кельтиберами. В первом, в котором он участвовал без ведома Метелла, он убил своего противника и, торжествуя, возвратился в лагерь с вооружением врага (Val. Max., III, 2, 21; Ер. Oxyrh. 53, Z. 164). Во время второго он одолел знатного кельтибера Тиресия. Побежденный отдал ему меч и плащ, и они заключили дружеский союз на тот случай, если восстановится мир (Val. Max., III, 2, 21; Ер. Oxyrh. 53, Z. 164-166).
После усмирения Ближней Кельтиберии Метелл смог обратиться против ареваков и особенно против Нуманции (Арр. Iber., 76, 322)[181]. Ему удалось благодаря молниеносно проведенной операции застигнуть кельтиберов во время уборки урожая, то есть в июле{216} — то же, надо полагать, подразумевается в словах о том, что Метелл «усмирил арбаков в Испании (Arbacos in Hispania domuit)» (Auct. de vir. ill., 61, 3). Пожалуй, нельзя согласиться с А. Шультеном в том, что это преувеличение анналистов в пользу Метелла{217}. В еще оставшееся время он сумел подчинить равнинную территорию, так что сопротивление продолжали лишь укрепленные города Терманция и Нуманция[182]. Число защитников последней на тот момент определяется в 8000 человек (Арр. Iber., 76, 324; ср.: 97, 419: 8000 человек в мирные годы; Veil. Pat., II, 1, 4: число молодых людей никогда не превышало 10 000)[183]. На зимние квартиры Метелл расположился в усмиренной Ближней Кельтиберии[184] и там передал командование войском своему преемнику и личному врагу Квинту Помпею, консулу 141 г. Это войско состояло из 30 000 пехотинцев и 2000 всадников, все хорошо обученные — ничего другого, собственно, нельзя было ожидать от человека такого закала, как Метелл (Арр. Iber., 76, 325, чьи данные более достоверны, чем сведения Валерия Максима (IX, 3, 7); см. экскурс, § 1, и ниже, гл. III, § 8).
Вторичная отправка в Ближнюю Испанию консула соответствовала положению дел в конце 142 г. Метелл за два года своего пребывания в должности добился, бесспорно, крупнейших успехов и вполне заслужил прозвище «Кельтиберского» (Celtibericus) (Flor., I, 33, 10 = II, 17, 10). Однако он еще не привел к покорности Нуманцию, с чьей доблестью римляне с большим уроном для себя столкнулись в 153 г. В этом смысле объявление Ближней Испании консульской провинцией на 141 г. было мудрым государственно-политическим шагом, каковой и осуществился.
§ 2. Неудачи Квинта Помпея: Нуманция, Терманция
Квинт Помпеи{218} был тем homo novus, который смог в 141 г. пробиться в ряды высокородных персон, получавших консульскую должность{219}. Он должен был быть исключительно искусным тактиком в делах римской городской политики. К этому времени Помпеи стал популярным оратором{220}, что наряду с «шахматными ходами», о которых мы ничего не знаем, обеспечило ему поддержку значительной части народа[185]. Как у выскочки (homo novus: Cic. Font., 23; Mur., 16) у него было особенно много inimicitiae (Cic. Verr., II, 5, 181: plurimae inimicitiae). О его друзьях мы ничего не знаем. Долгое время он пользовался расположением Сципиона Эмилиана, но также поссорился с ним из-за своей кандидатуры на консульских выборах, ибо поставил в невыгодное положение Гая Лелия (Plut. Apopht. Scip. Min., 8; см.: с. 125—126){221}. Он враждовал с Фурием Филом (Val. Max., III, 7, 5; Dio Cass., XXIII, 82), a также с Гнеем Сервилием Цепионом, своим коллегой по консулату, и братом последнего Квинтом Сервилием Цепионом, консулом 140 г. (Cic. Font., 23; Val. Max., VIII, 5,1). Столь же недоброжелательно относились к нему братья Квинт Цецилий Метелл Македонский и Луций Цецилий Метелл Кальв (Cic. Font., 23; Val. Max., VIII, 5, 1; о Квинте Метелле, кроме того, см.: Dio Cass., XXIII, 82). Удивительно, как при таком враждебном окружении Помпеи добился того, что в течение двух лет за ним сохранялось командование в Испании. Пророгацию на 140 г. он не мог получить по жребию, для этого требовалось постановление сената (см., напр.: Liv., XXXII, 28, 2 для 197 г.; XXXIII, 25,10 для 196 г.; XXXIII, 43, 2-5 для 195 г.){222}. Таким образом, остается предполагать, что и на 141 г. он получил командование благодаря особому постановлению сената или народного собрания. Упомянутые братья Сервилии, из которых один, Гней, консул 141 г., на основании сенатского постановления исполнял свои обязанности в Италии (Cic. De fin., II, 54), несомненно, пытались помешать этому, но не выступили открыто против сторонников Помпея в сенате или народном собрании.
Вопрос был в том, как покажет себя этот сомнительный человек в Испании[186]. Из Ближней Кельтиберии Помпеи повел свое войско к Нуманции и разбил лагерь близ города (к северу от него, на холме Кастильехо){223}. Уже в его первой военной операции, цель которой неясна, всадники Помпея понесли потери от нумантинцев (Арр. Iber., 76, 325). После этого он стал вызывать последних на бой, который те приняли. С помощью притворного бегства они поставили римлян в тяжелое положение в укрепленном предполье города{224}.[187]
Потери в непрерывной «малой войне» от намного более слабого противника побудили Помпея временно оставить Нуманцию в покое и обратиться против Терманции (Арр. Iber., 77, 327). Этот город находился к югу от Дуэро на крайнем юго-западе современной провинции Сориа на совершенно неприступной скале. Эта местность представляет собою плоскогорье с глубокими речными долинами{225}. Операция против Терманции представлялась ему легкой военной прогулкой. Однако здесь он уже в первом столкновении потерял 700 человек. Кроме того, термантинцы разбили его фуражиров во главе с военным трибуном. Третья попытка римлян в этот день также провалилась, многие их пехотинцы и всадники с лошадьми были загнаны в пропасть, остальные, напуганные событиями минувшего дня, провели ночь при оружии. С наступлением утра противники вновь сошлись для битвы, которая продолжалась до самого вечера без решающего перевеса какой-либо из сторон. Только ночь развела сражающихся (Арр. Iber., 77, 328).
Несмотря на то что Помпеи открыто объявил это не имевшее определенного исхода сражение своим успехом{226}, он отступил от Терманции и атаковал городок Лагни, видимо, неподалеку от Альмазана[188]. При вести о приближении Помпея сюда поспешили 400 нумантинцев, чтобы оказать жителям помощь против римлян. Они были дружелюбно приняты населением.
Но через несколько дней после начала осады горожане утратили мужество и попытались добиться соглашения с римлянами. Они хотели сдать свой город и просили в обмен безопасности для себя. Однако добиться этого было возможно лишь за счет нумантинцев. Поэтому их выдачи Помпеи потребовал в качестве первого условия. Поколебавшись, лагнийцы в конце концов согласились выдать нумантинцев, как того от них требовали. Но еще до того, как условия договора были выполнены, нумантинцы узнали об этом и ночью напали на жителей. В завязавшемся бою многие из них погибли. Помпеи смог овладеть городом. Знатнейших граждан он предал казни, а город разрушил. Двумстам уцелевшим нумантинцам Помпеи, однако, даровал свободу, отчасти, как говорили, из сочувствия к ним, отчасти из расчета, поскольку хотел снискать расположение нумантинцев. После того как он добился, наконец, таким образом еще одного успеха, Помпеи оставил земли кельтиберов и направился в область эдетанов, которая примерно соответствует хинтерланду Валенции и Сагунта{227}. Эту местность сделали небезопасной банды некоего Тангина{228}. Можно предполагать, что здесь вновь идет речь об одном из лузитанских набегов, о каковых нам известно применительно к событиям данного года (ср.: Арр. Iber., 68, 289—291 — Апулей, Курий и Конноба). Помпеи одержал здесь победу и взял много пленных. Они были, как обычно, проданы в рабство. Чтобы избежать такой участи, одни убивали себя, другие — своих покупателей, третьи топили корабли, на которых их перевозили (Арр. Iber., 77, 331; ср.: 74, 306). Зиму 141/140 г. Помпеи провел, по-видимому, в области дружественных римлянам эдетанов[189].
181
Рукопись «Иберийской книги» Аппиана (Loc. cit.) дает следующее чтение: «Так окончилась война с Вириатом. Теперь же мое повествование возвращается к войне с ваккеями и нумантинцами, которых Вириат подстрекнул к отпадению. Против них был отправлен Цецилий Метелл с более многочисленным войском. И хотя он подчинил ваккеев, повергнув их в ужас внезапным нападением во время сбора урожая, но ему еще оставалось покорить Нуманцию и Терманцию». Издатели, начиная с И. Швайгхойзера, в обоих местах вместо ваккеев вставляют ареваков. А. Шультен выступает за сохранение варианта рукописи, поскольку прекращение подвоза хлеба из области ваккеев было предварительным условием покорения Нуманции (Schulten A. Numantia. Bd. I. München, 1914. S. 143-144). Ф. Л. И. Диллениус (Appian-Ubersetzung. Stuttgart, 1828. Comm. ad cap. 76), отстаивая чтение рукописи, указывает на то, что в гл. 80— 83 и 87—88 (346—357, 362, 380—385) Аппиан действительно рассказывает о борьбе с ваккеями. Исходя из этого, я полагаю, что в первом случае упоминание ваккеев вполне уместно (ср. у Полибия (III, 5, 1): «кельтиберы и ваккеи»). Во втором случае Аппиан также, по-видимому, пишет о ваккеях. В то же время здесь можно говорить об ошибке. Она тем более вероятна, что Аппиан, как показывают параллельные источники, по неизвестным нам причинам пропустил первую кампанию Метелла (в 143 г.). Он ни слова не сообщает о кампании против беллов и титтов (о войне с ними упомянуто в 66, 279), которая, очевидно, идентична известной нам войне в Ближней Кельтиберии. С учетом этого сокращения второе упоминание ваккеев, названных уже перед этим, вполне обоснованно представляется ошибочным. Против мнения о том, что под побежденными действительно подразумеваются ваккеи, говорят два обстоятельства: 1) первоначальная и последующая позиция ваккеев (см. выше, с. 81; акции Квинта Кальпурния Пизона и Сципиона Эмилиана легко объяснить тем, что позиция ваккеев по понятным причинам изменилась после нападения на них Лепида); 2) Аппиан пишет об опустошении равнинной территории и покорении ваккеев. При опустошении ваккейской равнины были бы завоеваны их города (например, Палантия), а не города ареваков Терманция и Нуманция. В свою очередь, подчинение ваккейских городов не засвидетельствовано источниками и после всех предшествующих и последующих событий невероятно.
182
В годы, прошедшие после заключения мирного договора с Марцеллом, жители Нуманции возвели новые стены взамен старых, уже пришедших в негодность (Schulten A. Numantia // RE. Hbd. 33. 1936. Sp. 1259). — Примеч. перев.
183
Особенно бросается в глаза то, что Аппиан только здесь (Iber., 76, 323—325) дает описание Нуманции и ее жителей, тогда как при первом упоминании, не менее важном (46, 188 под 153 г.), лишь называет ее сильнейшим городом ареваков. Объяснить это можно, пожалуй, тем, что применительно к событиям 142 г. Аппиан обнаружил такое описание, а в отношении 153 г., очевидно, нет. Оно могло восходить к Посейдонию, который здесь впервые подробно завел разговор о Нуманции, если он начал писать «после Полибия» (μετά Пολυβιον — Suid.) (легко представить, что в начальной части труда шла речь о предшествующих событиях), но можно также предположить в качестве источника и Рутилия Руфа, использовавшего, видимо, монографию Полибия, которую последний, возможно, открывал описанием Нуманции (это, естественно, является предположением чисто гипотетическим, ср.: Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 285).
184
По мнению А. Шультена, в долине Халона (см.: Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 355).
185
Ф. Мильтнер вполне обоснованно пишет о бесспорных успехах, на которых зиждился авторитет Помпея (Miltner F. Pompeius (12). Sp. 2058). О том, что он не был претором или пропретором в Испании, см. экскурс, с. 121—126.
186
Путешествие в Испанию Помпей предпринял на корабле (Ioh. Antioch., fr. 60: здесь, впрочем, упоминается лишь его наместничество в Испании, в какой из ее провинций, не уточняется. Ср. экскурс, § 2).
187
Лакуна в тексте позволяет лишь строить неясные догадки о ходе событий. К этому же эпизоду должно относиться сообщение оксиринхской эпитомы под 141 г. (Ер. Oxyrh. 54, Z.174).
188
О его местонахождении см.: Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 357-358; App. Iber., 77, 329-330: Малия. Diod., XXXIII, 17: Лагни. Идентификация восходит к В. Друману (Drumann W., Groebe P. Geschichte Roms im Zeitalter des Ubergang von der Republik zur Monarchic Bd. IV. Berlin, 1908. S. 309. Anm. 24) и, несмотря на соображения М. Хофмана (Hoffmann M. De Viriathi Numantino-rumque bello. Diss. Greifswald, 1865. P. 51—52), она представляется правильной. Сравнение обоих мест в источниках чрезвычайно затрудняется тем, что сообщение Диодора занимает 26 строк тойбнеровского издания, в то время как Аппиан рассказывает об этих событиях на 4 строчках. Если учитывать это при рассмотрении обоих фрагментов, становится очевидно, что в действительности они отличаются только в одном пункте. «Гарнизон» Аппиана может быть идентичен нумантинским вспомогательным войскам Диодора. То, что жители хитростью перебили гарнизон, соответствует рассказу Диодора о намерении последних снискать расположение Помпея за счет нумантинцев и о ночном бое. Наконец, сдачу города у Аппиана можно соотнести с готовностью к ней со стороны жителей и занятием города Помпеем у Диодора. Лишь о дальнейшей судьбе города у обоих авторов сообщается с подробностями, которые, пожалуй, не имеют соответствий между собой. Согласно Диодору, Помпеи приказал казнить знатнейших граждан, а сам город разрушить, тогда как, по Аппиану, он потребовал выдачи оружия и заложников. Если допустить, что у Диодора дается более благоприятная по отношению к Помпею версия, чем у Аппиана, то это различие нельзя безоговорочно считать результатом расхождений между Полибием и Посейдонием, поскольку Посейдоний должен рассматриваться как промежуточный источник для Аппиана (ср.: Norden E. Die germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. Leipzig, 1920. S. 163. Anm. 4; 170; см. также: Schulten A. Numantia. Bd. III. S. 8 и FHA. IV — вопреки его часто высказывавшемуся мнению особенно в: Schulten A. Polybius und Posidonius über Iberien und iberischen Kriege // Hermes. Bd. 46. 1911. S. 598 ff.). При ближайшем рассмотрении я, однако, не нахожу, что Помпеи представлен у Диодора исключительно в благоприятном свете: он требует выдачи союзников и тем самым ставит их совесть перед тяжелым выбором. Они колеблются, но в конце концов соглашаются выполнить его требование. Нумантинцы защищаются, и теперь Помпеи ведет себя как беспристрастный арбитр и наказывает жителей за то, что они хотели выполнить его требование. Поэтому он избавляет нумантинцев от опасности, которой сам же умышленно их подверг, причем Диодор наряду с сочувствием — впрочем, вполне одобрительно — указывает и на его расчет. Я ни в малейшей степени не усматриваю в рассказе Диодора «лакировки» и «оправдания Помпея», о которых пишет Шультен (Schulten А. Роlybius und Posidonius… S. 601). В противоположность этому в рассказе Аппиана ничего не говорится об этом двусмысленном поведении Помпея (само собой разумеется, в силу сокращенного характера изложения). Отличие концовки данного эпизода у Аппиана от Диодора, которое ничего не говорит об общей тенденции, я могу объяснить тем, что аналогичные требования (выдачу оружия и заложников) немного ранее Помпеи — не названный, однако, по имени — выдвигал по отношению к Нуманции и Терманции (Diod., XXXIII, 16, 1). То, что расчет, который определял поведение Помпея, не был совершенно ошибочным, впоследствии продемонстрировала, как представляется, готовность нумантинцев к мирному соглашению (аналогичным образом усматривает эту взаимосвязь М. Хофман: Hoffmann M. De Viriathi Numantinorumque bello. P. 52; ср.: Flor., I, 34, 4 = II, 18, 4).
189
Иначе полагает А. Шультен: «вероятно, в долине Халона» (Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 358).