– Понял, – Фельдмаршал улетучился, тихонько прикрыв за собой дверь.

Смолин сидел, опершись локтями на покрытый линялой клеенкой стол, подперев руками буйну головушку, в которой прямо-таки скрипели и искрили от напряжения мозговые извилины, мельтешили догадки, варианты, идеи и просто хаотические мысли.

Все укладывалось в догадку. Все. Оставались, конечно, прорехи, изъяны и недодуманные частности, но главное представало убедительным и основательным, как железнодорожный рельс. Поскольку логика тут была железная, без малейшего изъяна. Частенько не все на свете можно логически объяснить и логически просчитать, но в данном конкретном случае…

Видимо, все умственные тормоза сводились к тому, что он не хотел верить. Очень уж фантастично все выглядело… или, наоборот, буднично, учитывая, что подобное сто раз случалось, правда, с другими. И если поверить и рискнуть, в крайнем случае будешь выглядеть смешным и потеряешь некоторую сумму денег, вовсе даже не заоблачную. Всего делов. Зато при удаче… Феерия, а?

Как всегда, стоило ему принять окончательное решение, когда уже не было пути назад и ничего нельзя переигрывать, голова стала прохладная, ясная, никаких колебаний, никаких раздумий, переливаний из пустого в порожнее… Он встал и распахнул дверь. Там как раз Фельдмаршалу наливали штрафную. Кот Ученый любовался разворотом газеты с цветными снимками, Инга восседала с видом скромной гордости, а Шварц громко повествовал, как он через губу толковал с залетным ментенком, вмиг того поставив на место.

Все воззрились на Смолина и Шварц спросил:

– Ну что, на крыло? Вызываем «Газельку»?

– Вызываем, – сказал Смолин. – Вот только насчет крыла рановато, – усмехнулся, когда на нем скрестились недоуменные взгляды всех без исключения присутствующих: – Не закончена еще работа, ребятки. Разъяснения на сей раз давать не собираюсь – и из чистейшей воды суеверия, и не лезьте, иначе буду безжалостно посылать по всем адресам, невзирая на прошлые заслуги. Дисциплина, порядок, молчание. Шефу виднее, он старый и паровоз видел, вот как вас сейчас…

Просто прекрасно, что он по устоявшейся привычке сунул в бумажник пластиковую карту «Шантарского кредита» – на автопилоте, по устоявшейся уже привычке пользоваться максимумом достижений технотронного века. Так что гонять машину в Шантарск за деньгами не пришлось, черт его знает, как там обстояло в уныло загибавшемся Предивинске, но в «золотой столице» Курумане было изрядное количество отделений разнообразных банков. Так что уже через полчаса он выходил из солидного даже по шантарским меркам здания с чуточку потяжелевшими внутренними карманами.

Без нужды сделал парочку кругов. Слежки за ним вроде бы не просматривалось – он, конечно, не бог весть какой спец в ее выявлении, но, если учесть, что за ним должны были (если он правильно догадался) топать по пятам тоже совершеннейшие любители… Каковых, кажется, на хвосте не висело – что ни о чем еще не говорило…

Резиденцию Ванятки он отыскал без особого труда, только раз уточнив у аборигенов, где означенная улица находится. Оказалось, искомый дом располагался совсем близко от бывшего особняка купца Корнеева – метров через двести свернуть налево, в тихую улочку, еще метров триста по ней… Дом был послевоенной постройки, двухэтажный, неказистый, толстый слой штукатурки кое-где обвалился, открывая основательную, надо признать, кирпичную кладку: на совесть строили при Осипе Виссарионыче. За что бы ни брались, все тогда делали крайне основательно – и то, чему теперь ужасаются, и то, чем до сих пор законно гордятся…

По первоначальным наблюдениям Смолина, половину квартир в домишке так и занимали старые жильцы, но у каждого из трех подъездов красовались разномастные вывески. Загадочное ООО «Синильга», магазинчик мебельной фурнитуры «Апекс», стоматологический центр «Санитус»… вот наконец и «Империум»…

Судя по табличке на двери одной из бывших квартир, часы были еще приемные, а потому Смолин решительно распахнул дверь и вошел.

Что сейчас находилось в бывшей кухне, осталось неизвестным по причине закрытой двери. Дверь в одну из комнат оказалась открыта, Смолин из коридора видел, что там никого нет – только парочка заваленных бумагами столов с торчащими посередине компьютерами: ага, наш Ваня тоже не чужд технического прогресса.

Последняя дверь тоже была закрыта, и Смолин без раздумий дернул ее на себя. Подалась. Такой же стол, заваленный бумагами. За компьютером, сосредоточенно егозя пальцами по клавишам, сидит генеральный директор, уставясь на экран со столь сосредоточенно-хищным видом, словно ожесточенно торгуется сейчас с кремневыми английскими дилерами за кусочек улицы Белгравия. Правда, этой версии решительно противоречили раздававшиеся звуки: классическое звуковое сопровождение какой-то компьютерной стрелялки: рокот боевых космолетов, писклявое «пьу-пьу-пьу!» очередей, треск, грохот…

Увидев Смолина, Дюков проворно ударил по клавише, после чего настала тишина. На посетителя король куруманской недвижимости взирал со смешанными чувствами: вроде бы и надеялся на что-то приятное для себя, но и допускал, что ему сейчас без лишних преамбул дадут в ухо…

– Василий Яковлевич… – осторожненько начал Степа, – вы не квартиру ли предлагать пришли?

Смолин усмехнулся:

– Наоборот, совсем даже наоборот… – увидев, как вытянулось лицо Степы, добавил: – Вот только вешаться не надо, друг мой Степан Сергеевич. Я вам денежки принес, за квартиру, за январь…

Он уселся напротив и достал аккуратно перехваченную банковской упаковкой пачку рыженьких «пятерок». Положил перед Степой. Тот смотрел опасливо и руку протягивать не торопился.

– Все в порядке, чего там, – уверил его Смолин, ощущая нешуточный подъем духа, – здесь, как легко догадаться, ровно пятьсот тысяч. Помнится, Степа, ты именно столько рассчитывал получить за весь дом? Вот я его и покупаю. Дом. Весь. Незамедлительно. И не надо мне тут глазки закатывать с видом хитрым и лукавым! – прикрикнул он. – Я прекрасно помню, ты говорил, что и на пятьсот согласен. К тому же, что немаловажно, позволь напомнить, Степан Сергеевич: одна из квартир и так моя, поэтому нужно было бы вычесть… Ну, ладно. Я тебе даю ровно пятьсот – с тем условием, чтобы мы сегодня же оформили все, что только можно. В «репе» регистрировать пока что не обязательно, это подождет… но прочие документы мы должны составить сегодня, чтобы ты получил денежки, а я – хибару… Ясно? – он склонился к собеседнику через стол с самым суровым выражением лица: – А если вздумаешь крутить, цену повышать или что-нибудь еще, гарантирую – моя квартирка так моей и останется, пока я жив, а ежели помру, к наследникам перейдет… наследничка ты видел уже, кстати, этот тот самый габаритный парнишечка, что любит за поясом пушку таскать… И никогда в жизни тебе дом не продать целиком, десять лет будешь маяться, впаривая его по квартиркам. А райончик неперспективный и все такое прочее. Вот тебе и весь расклад, простой, незамысловатый, обоим выгодный… Ну, что скажешь, Степан Сергеевич? Или бьем по рукам быстренько, или я ухожу и в жизни больше не появлюсь…

– Ничего не понимаю… – пробормотал Дюков.

– А что тут понимать? – искренне удивился Смолин. – Тут и понимать нечего. У вас товар, у нас купец, согласие есть продукт при полном непротивлении сторон… Так как?

– Ну, можно…

– Что значит «можно»? – весело воскликнул Смолин. – Только не впаривай мне, бога ради, что с тобой через день такие сделки заключают, пол-лимона в клювике приносят… Ты, вообще, держал в руках пол-лимончика одной пачкой? Сомневаюсь… Ладно, вставай быстренько, и поехали дела делать…

Глава 6

Число «семь»

В полном соответствии с традициями времени и места почтенный куруманский домовладелец Василий Яковлевич Смолин (он же временами – Гринберг) сидел на лавочке у входа в означенное домовладение не в смокинге или там сюртуке, а совершенно простецки – в растянутых трениках, тельняшке и домашних тапочках. Почесывал пузо через тельняшку, покуривал, поплевывал под ноги. Для полноты картины не хватало только бороды и обширного чрева (коим, как явствовало из большой фотографии на втором этаже музея, отличался купец Корнеев), но тут уж – чем богаты…