Но ничего не изменилось.

После того, как туман развеялся, оказалось, что равнина покрыта густым лесом с ред­ки­ми прожилками рек.

– Интересно… – пробормотал в микрофон Бухгалтер.

Вскоре в сплошной шерсти леса появились проплешины, на горизонте показались и че­рез мгновение промелькнули под брюхом штурмовика невысокие холмы, затем лес сменился степью с редкими пятнами болот и солончаков, затем показалось море, и Пилот, выругавшись, толк­нул перчатку управления от себя-вверх, одновременно поднимая и разгоняя машину.

Из стратосферы Земля выглядела все так же мирно и идиллически, и ни один след че­ло­ве­ческого присутствия не осквернял ее зелено-голубого лика.

– Бывает, – утешительно пробурчал Бухгалтер, но слегка перестарался с иронией.

Пилот хотел выругаться еще раз – но прикусил язык. В конце концов, они были един­ствен­ными людьми на десятки тысяч километров вокруг… впрочем, с таким же успехом мож­но было заявить – на сотни световых лет. Если жизнь не возникла на этой Земле – то вряд ли она проявилась бы и на здешнем Марсе.

– Сядем? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Бухгалтер.

Пилот пожал плечами – молча. Сядем так сядем.

Штурмовики мягко опустились на берег лесного озера, Пилот запустил пару зондов – “пус­то… пусто… пусто… пусто….”, сделал все необходимые анализы – “кислород… азот… угле­кислый газ… аммиака нет[7]… радиации нет…бактерий нет…” – и осторожно приоткрыл люк.

Избыток кислорода резанул легкие.

“Ну естественно, – подумал Пилот. – Дышать-то некому…”

В воздухе – только легкий растительный аромат – то ли хвоя, то ли лесные травы.

“…И вонять, соответственно, тоже некому…” – продолжил он мысль с легкой грустью.

При других обстоятельствах этот мир мог быть прекрасным и безопасным курор­том… если бы неизвестный Враг не уничтожал методично линию за линией тех, кто мог бы стать потенциальными посетителями этого курорта.

– Как здесь легко дышится! – Бухгалтер, осмелев, тоже снял шлем и с шумом втягивал в се­бя свежий лесной воздух. – Надо будет обязательно сюда вернуться.

– Ну-ну. - Пилот ухмыльнулся.

– А что?

– Да так, ничего.

– Ты по поводу “вернуться”?

– Да нет, – Пилот откровенно заулыбался. – Я по поводу “сюда”.

– А что?

– А то, что или сюда Враг доберется – и сделает из этого мира пожарище…

– А если не доберется?

– Тогда бактерии, которые мы с тобой сейчас выдохнули, сделают из него Лондон три­над­цатого века.

– А что такого примечательного было в… – Бухгалтер осекся и поспешно защелкнул све­тофильтр шлема. Он вспомнил.

Лондон тринадцатого века был одной большой сплошной и незаживающей язвой.

Чума.

Трупы и скелеты валялись прямо на улицах, поскольку местный аналог эпи­де­ми­оло­ги­чес­кой службы (люди в пропитанных дегтем костюмах, с длинными железными крючьями в руках, чьей обязанностью было не лечить – а хотя бы уволакивать трупы в ямы с известью) вы­дер­жи­вал очень недолго. Они не дезертировали – они просто падали рядом с трупами.

Хищные твари развитого человечества, прошедшие огонь, кипяченую воду и пени­цил­лин, пусть даже неразличимые глазом, очень быстро сделали бы из этого беззащитного мира по­мойную яму.

Впрочем, почему “сделали бы”? Достаточно было одного выдоха, а оба пилота на­хо­ди­лись здесь уже несколько минут.

Пилот небрежно сбросил на траву скафандр, разделся и с шумом прыгнул в темную во­ду озера, проплыл три десятка метров под водой, высунулся у противоположного берега и по­ма­хал застывшему Бухгалтеру рукой.

– Давай сюда! – выкрикнул он, отфыркиваясь. – Вода отличная!

– Варвар ты! – горестно бросил Бухгалтер. – Убить такой мир!

– Но ведь уже не поможешь, правда?

– Правда.

– Ну так и не мучайся сомнениями. А то еще о совести вспомнишь – был, говорят, когда-то у гомо габилис[8] такой орган – уже тогда рудиментарный…

– Тьфу!

Пилот снова нырнул, затем прошелся кролем пару кругов по периметру озера и, отря­хи­ваясь, как зверь, вышел на берег. Бухгалтер, вздохнув, тоже искупался, голым порыскал по ле­су, обсыхая – ни комар, ни мошка не заинтересовались потенциальной добычей, и с мрачным ви­дом натянув скафандр, так же мрачно залез в кабину.

“Простите меня…. лес… озеро… мир… – мысленно произнес он, подготавливая про­грам­му Перехода. – Простите своего убийцу”.

Он стартовал и через мгновение волна мути, боли и слепоты снова захлестнула его со­зна­ние.

Следующий миры они договорились исследовать раздельно – Бухгалтер мотивировал это тем, что он уже понял, как это делается, справится и сам, а эффективность рейда таким об­ра­зом повысится вдвое… но Пилот вполне обоснованно подозревал иное…

Эпизод 9.

Под копытами перестало чавкать, лошади довольно зафыркали и сразу прибавили ходу. Прав­да, вместо грязи появилась пыль, но ветер относил ее в сторону и оба всадника за­улы­ба­лись.

Ветер был свежим, болото вместе с неистребимым гнилостным запахом осталось по­за­ди, и поездка из необходимой стала просто приятной.

На горизонте привычно вздымался замок, несколько золотистых пшеничных полей ле­жа­ли чуть в стороне, старательно прикрытые лесополосами, и где-то в прозрачной синеве неба зве­нел жаворонок.

Жеребец всадника – крупный, красивый, сверкающий чернотой зверь – заржал, и тре­бо­ва­тельно завертел хвостом, выразительно поглядывая на замок. Человек засмеялся.

– Что, не терпится?

Второй всадник – вернее, всадница, – на стройной длинноногой кобылке, тоже улыб­ну­лась.

– Ну что, мой господин? – голос женщины напоминал перезвоны серебряного ксило­фо­на и звучал, казалось, и после того, как она замолкла. – Не устроить ли снова соревнования? Я смут­но припоминаю, в прошлый раз приз оказался заманчивым?

– Да уж! - Всадник ухмыльнулся.

– Так как?

– Ты не устала?

Женщина фыркнула – совсем, как ее кобылица, и снова улыбнулась.

– Тогда – вперед! Йоооохоооо!

Жеребец его сорвался с места, словно выпущенный из пращи, и с ходу перейдя в галоп, ото­рвался сразу метров на пятьдесят от кобылицы.

– Негодяй! – голос женщины зазвенел от притворного возмущения, оскорбленно за­ржа­ла кобылица и необычайно длинным прыжком преодолела чуть ли не половину разделяющий их дистанции. Со стороны казалось, что лошадь взлетела в воздух.

Передний всадник оглянулся, пригнулся еще сильнее и слегка коснулся боков коня шпо­ра­ми – тот протестующе всхрапнул, мотнул головой, и помчался с таким грохотом, что с ближ­них кустов посыпались листья.

Кобылица скакала изящнее, длинными прыжками, расстояние между ними мало-помалу со­кращалось, всадник оглянулся, оскалил зубы и слегка повернул влево. Увлеченная погоней жен­щина этот маневр прозевала… и была сильно удивлена, когда хвост жеребца черной мол­ни­ей сверкнул в воздухе и вместе с его обладателем оказался на другом берегу ручья.

Кобыла с размаху влетела в холодную воду, с диким ржанием завертелась волчком, и та­ким же длинным прыжком выскочила на противоположный берег – потеряв на этом все те же пять­десят метров.

Всадник поджидал их у ворот замка, распаленный жеребец похрапывал и старательно ими­тировал желание укусить кого-нибудь, но когда обиженная на всех кобылка вцепилась ему в шею, только фыркнул – почти засмеялся.

Зато уж всадник смеялся в открытую. Действительно, промокшая и пропыленная хозяйка зам­ка, со сбитой на затылок шляпой, с водорослями, запутавшимися в волосах – представляла со­бой зрелище одновременно смешное – но и… Именно такой она ему больше всего и нра­ви­лась – разъяренной, горячей, мокрой! – и прекрасной.

Впрочем, прекрасной она была всегда.

Рыцари из окрестных замков когда-то устраивали жуткие побоища за право поднять оброненный ею платочек, крестьяне устраивали праздник каждый раз, когда юная леди пока­зы­ва­лась в деревне, розы вяли от зависти, и местный единорог как-то вышел из глухой чащи, где он обыч­но отлеживался, и осторожно прикоснулся носом к ее протянутой руке…