Водку пили прямо из фляжки — по кругу. Соответственно и язык развязывался в том же порядке, следом за фляжкой, и тематика была подходящей — о надписях на заборе.

— Самая большая надпись, которая я когда-либо видел, — неторопливо начал доктор. — Была на большом таком постаменте. В Прибалтике, как ни странно. Стоял там раньше советский танк, потом его своротили, а на каждой стороне постамента написали, соответсвенно, по букве.

— Так ведь стороны-то четыре ? А букв — три !

— Это у нас — три. А ближе к западу — четыре. Это в смысле, у немцев. А у англичан и американцев так и вообще пять.

— А ближе к востоку ?

— Ну… — переводчик глотнул водки и шумно вздохнул. — У арабов, например — три. Кир называется. А она — кос, соответственно. Помню, еще товарища Косыгина старались в Ирак не посылать. И о кирпичных домах не разговаривать. А у китайцев ?

Невысокий узкоглазый инструктор пожал плечами:

— У китайцев диалектов больше, чем самих китайцев. Есть три, есть две. У какого-то африканского племени, я слышал, — вообще одна.

— Во ! — поднял палец командир. — Чем примитивней цивилизация, тем короче. А чем развитей, тем…

— Да нет, — со знанием дела выступил доктор. — У негров-то как раз и длинней.

Все засмеялись.

— Но на постаменте — это не круто, — продолжил тему радист. — Помню, жил я как-то в общаге… то есть, общаги наши стояли строем — три девятиэтажки в ряд. И во время какой-то комиссии решили мы приколоться. Договорились, чтобы во всех комнатах свет выключили, а в некоторых — зажгли. Ну, и получилось — три буквы, каждая высотой метров двадцать.

— А что комиссия ?

— А что комиссия…. Вдули комендантам, те вычислили, какие комнаты могли, так сказать, выступить в роли лампочек в этой надписи — и во время следующей проверки свет у них отключили. На всякий случай.

— И что ?

— Да ничего. Мы договорились, и все остальные комнаты свет зажгли.

Все на секунду задумали, затем так же дружно грохнули смехом. В самом деле — хоть черным по белому, хоть белым по черному — эффект одинаковый.

— Это что, — радист снова глотнул из фляжки, закашлялся и передал дальше. — Товарищ рассказывал — залез, значит, когда-то на Останкинскую телебашню. Вниз глянул. И обомлел. Внизу… старательно так… вытоптано. По пятьсот метров буква, во !

— Ого !

— Да и это фигня, — снова влез командир. — Возвращался я как-то из… ну, короче, самолетом возвращался. На душе мерзко так было. И тут… уже при заходе на посадку, представляете ? не то, что вытоптано ! не иначе, как бульдозером утрамбовано ! Только с самолета и увидишь, зато эффект !

Тут уже было не до смеха, а доктор даже головой закрутил — вот это масштаб ! И ведь бесплатно и добровольно люди работали ! А говорите, не осталось уже идеалистов !

Идеи, правда, сменились, ну да это мелочи, что коммунизм, что религия — один… черт.

В слове «черт» обнаружилось не три, а четыре буквы, и разговор снова перешел на количественные показатели.

— А что, скоро американцы и на луне смогут надпись сделать, — ни к кому не обращаясь, скривился радист. — Такую, чтобы нам снизу видно было.

Все, не сговариваясь, задрали головы. От Луны оставался крохотный серп и надписи не нем еще не было.

— Черные созвездия… — сказал вдруг инструктор. — Это в одной книге так обозвали формы, образованные темными промежутками между звездами. Я все никак не соберусь присмотреться — может и вправду…

Все дружно задрали головы.

На фоне знакомых созвездий отчетливыми черными прожилками выступали странные символы — вроде иероглифов, но попроще.

— Командир, — вдруг изменившимся голосом сказал доктор. — Слушай, ты из нас самый трезв… в смысле, самый трезвомыслящий. Мне мерещится, или этих символов и в самом деле шесть ?! Что ты там говорил о уровне развития цивилизации ? [C2]

15.09.2002