Шекспир ничего не говорит в завещании о своих пьесах потому, что они ему не принадлежали, к тому же их не было в Стратфорде. Рукописи составляли собственность театра, где шли эти пьесы, и должны были храниться в его библиотеке. А отсутствие упоминания книг в завещании отнюдь не говорит, что их у Шекспира не было вовсе. Исследователи изучили завещания ученых и государственных деятелей конца XVI – начала XVII вв. В большинстве книги не упоминаются. Быть может, еще ранее было решено, что книги Шекспира перейдут к его зятю.
Шекспир был сыном сравнительно зажиточных родителей, занимавших видное положение среди стратфордских горожан. Поэтому нет оснований считать, что он не посещал местную школу. Конечно, находясь в Лондоне, он должен был пополнять свои знания самостоятельно. Таковым был путь, проделанный многими другими современными ему драматургами. Книги же вовсе не были тогда так дороги, как полагают антистратфордианцы. Дешевые издания продавались по цене, вполне доступной для пайщика театра «Глобус». В них публиковались исторические хроники, переводы греческих и римских классиков, географические сочинения и т. п.
К тому же, изучение пьес Шекспира свидетельствует, что представление о необычайной учености их автора преувеличено. Довольно грубые ошибки, которые он допускает, в частности в географии, вряд ли могли быть сделаны высокообразованными аристократами и тем более ученым Френсисом Беконом.
С другой стороны, пьесы Шекспира действительно отражают глубокие знания его автора в одной области – законов театра, которые естественны у профессионального актера и маловероятны у аристократических дилетантов. Нет ничего странного и в знании нравов двора, поведения государственных деятелей, которое обнаруживает Шекспир – актер придворного театра. Знакомство с деталями быта и географии других стран могло быть почерпнуто не только из книг, но и из рассказов товарищей-актеров (английские труппы в эти годы не раз выезжали на континент, где давали спектакли, пользовавшиеся большой популярностью).
Наконец, многие пьесы Шекспира являются переделками более ранних пьес на ту же тему (такой путь создания новых произведений для театра считался тогда вполне нормальным). «Детали», на которые указывают антистратфордианцы, могли быть почерпнуты Шекспиром из пьес, послуживших для него материалом, а они в значительной своей части не дошли до нас. Эти же источники объясняют загадку совпадений между отдельными местами в записных книжках Бекона и пьесах Шекспира – оба, вероятно, использовали одни и те же материалы.
Самые «неопровержимые» доказательства антистратфордианцев рассыпаются как карточный домик при внимательном их анализе. Например, загадка памятника. Более подробно исследовали книгу, в которой памятник Шекспиру изображен в виде, отличающемся от современного. Выяснилось, что ее автор – Уильям Дугдейл, писавший в середине XVII в., – еще не питал особого пиетета к имени Шекспира. Памятник великому драматургу срисован в числе ряда других местных «древностей». Изображение в книге других памятников сравнили с их оригиналами и установили, что почтенный антикварий, очевидно, рисуя по памяти, часто путал десятки бегло осмотренных им достопримечательностей. А автор первой биографии Шекспира Роу попросту скопировал рисунок, содержащийся в книге Дугдейла.
В 1725 г. памятник уже имел современный вид. Имеется также свидетельство стратсфордского учителя Джозефа Грина. Он принимал участие в сборе средств на ремонт надгробия в 1849 г. Грин отмечал, что было проявлено особое старание сохранить памятник в прежнем виде, несмотря на то, что в 1769 г., по свидетельству писателя Горация Уолпола, городские власти Стратфорда сильно переделали монумент.
Литературоведческий анализ разрушает миф об аристократических симпатиях Шекспира, показывает, что наивно отождествлять драматурга с персонажами его пьес. К тому же нельзя забывать, что Шекспир был человеком своей эпохи, а в конце XVI в. прогрессивная роль монархии в Англии еще не была полностью сыграна. «Код» в пьесах Шекспира, обнаруженный беконианцами, также оказался выдумкой. При таких методах «расшифровки» из текста пьес можно извлечь любую фразу, в том числе и утверждение, что они написаны Шекспиром из Стратфорда.
Графологический анализ показывает, что все подписи Шекспира на разных документах имеют общие черты и, следовательно, принадлежат одному и тому же лицу. А различное написание фамилий не было, как мы знаем, редкостью в елизаветинской Англии. Фамилии многих исторических деятелей и писателей той поры дошли до нас с десятках транскрипций. Так же отпадают доказательства «неграмотности», которые вообще нелепы в отношении автора придворной труппы, обязанного быстро разучивать порученные ему роли.
Малоубедительны также доводы, которыми антистратфордианцы обосновывают для Бекона или других претендентов необходимость сохранять инкогнито, скрываясь под маской Шекспира. Правительство Елизаветы и Якова I одобряла пьесы Шекспира, лишь иногда требуя изъятия отдельных мест, вроде сцены свержения с престола в «Ричарде II», где нашла какие-то аналогии с современными событиями. Напротив, труппа «Глобуса» постоянно находилась в милости у двора. Когда в 1600 г. один из участников заговора Эссекса, сэр Джилли Меррик, решил использовать «Ричарда II», сыгранного с этой изъятой сценой, чтобы возбудить лондонцев против Елизаветы, королева, естественно, пришла в ярость и поручила произвести тщательное расследование. В результате Меррик был казнен, а актеры нисколько не лишились королевского благоволения, так как они явно были лишь ничего не подозревавшими орудиями заговорщика. Не вызывался для допроса и автор «Ричарда II» – Вильям Шекспир.
Антистратфордианцы дружно доказывают, будто это произошло потому, что правительство не считало Шекспира действительным автором пьесы. Но в таком случае оно либо знало подлинного автора, либо правительство знало лишь, что Шекспир не является автором, и тогда должно было бы заинтересоваться, кто написал пьесу. Но расследователи Роберта Сесиля так не поступили, а значит, тайная полиция Елизаветы не имела оснований сомневаться в авторстве Шекспира из Стратфорда.
Не было видимых оснований для подлинного автора десятилетиями соблюдать тайну. Тем более избрать в качестве прикрытия актера той труппы, которая ставила пьесы. В этом качестве он ежедневно должен был попадать в нелепые положения, когда ему приходилось бы давать объяснения темных мест в не им написанных пьесах, производить на ходу нужные изменения, знать наизусть тысячи чужих строк. И вообще, зачем действительному автору нужно было подобное прикрытие, когда значительно проще было взять псевдоним? Некоторые современники Шекспира так и поступали, причем их настоящие имена остались и поныне остаются неразгаданными.
У нас есть несколько свидетельств, в том числе самого Бена Джонсона, что современники считали автором шекспировских пьес актера Шекспира из Стратфорда. Ретленд был моложе Шекспира, поэтому остается предполагать, что он создал ряд замечательных шекспировских пьес уже в 15–16 лет. Другие претенденты умерли значительно раньше актера Шекспира. Поэтому антистратфордианцы стараются доказать, что шекспировские пьесы, явно написанные после 1604 г. (и содержащие намеки на события этих лет), все же были созданы раньше, а потом видоизменялись. Непонятно, зачем было сохранять тайну после смерти и действительного автора, и Шекспира из Стратфорда даже при издании собрания сочинений в 1623 г.
Все антистратфордианцы ищут в сонетах и пьесах Шекспира намеки на действительные или предполагаемые детали биографии защищаемого ими претендента. Но, применяя этот шаткий метод, можно с еще большим основанием «привязать» другие места в тех же сонетах и пьесах к известным или возможным случаям из жизни Шекспира-актера. Сторонники определенного кандидата противоречат и даже вынуждены постоянно противоречить самим себе. С одной стороны, они обязаны считать, что их претендент ради каких-то причин должен был тщательно соблюдать тайну своего авторства, и поэтому свидетельства современников, что сонеты и пьесы написаны Шекспиром-актером, вызваны были незнанием этой тайны. С другой стороны, чтобы найти хоть тень доказательства, антистратфордианцы вынуждены предполагать, что эта тайна была известна многим лицам, которые даже делали намеки на нее не только в переписке, но и в своих печатных произведениях, что сам автор не раз сообщает свое имя во многих пьесах.