– Никто меня не посылал, – сказал связанный визитер, понимая, что дело не выгорело. – Я просто хотел тут поживиться, – нужда большая. Если вы на меня донесете, я погиб. Отпустите меня, ради бога, а я даю вам слово сделаться честным человеком…

Женщина с улыбкой сбросила пепел с папиросы в лицо беспомощно лежавшему у ее ног человеку.

– Значит, я должна вам поверить? – продолжала она. – Видимо, вы простой грабитель? Ничего больше?

Глаус не понимал, смеется ли над ним женщина или допрашивает его на самом деле. После разговора, длившегося больше часа, женщина, наконец, убедилась, что полицейский на самом деле хотел лишь обокрасть ее, и развязала его. В этом время в нижнем этаже несколько раз хлопнули дверьми: жильцы дома, очевидно, откуда-то пришли. В ответ на горячие мольбы полицейского женщина разрешила ему выбраться из ее спальни тем же самым путем, каким он в нее забрался.

Очутившись на улице, Глаус бросился наутек через сад, перескочил через забор и быстрыми шагами пустился по темным улицам. Он не заметил, как из парадного подъезда дачи, которую только что оставил, вышли двое и побежали за ним следом вдоль живой изгороди.

Пробежав довольно далеко, полицейский, запыхавшись от бега и волнения, остановился, прислонившись спиной к дереву. Когда один из его таинственных преследователей был от него не больше чем в двадцати метрах, на дальнем конце улицы послышались шаги: это проходил другой полицейский в полной форме. Глаус поднял голову и, когда тот попал под свет фонаря, подал ему знак. Полицейский огляделся, прибавил ходу и подошел к Глаусу. Преследовавшая вора-неудачника темная фигура бесшумно перепрыгнула через уличную канаву, быстро скользнула за деревянный забор и очутилась как раз позади того дерева, около которого теперь стояли оба полицейских.

Преследователь мог от слова до слова слышать их разговор.

– Что это с тобой? – спросил полицейский в форме.

– И не спрашивай! – с отчаянием бормотал Глаус. – Влез в окно, а там какая-то проклятая ведьма так меня по голове угостила, что я свалился без сознания. Она вытащила мой бумажник и теперь знает, кто я.

– Да ведь она донесет, черт возьми!

– Не думаю. Обещала молчать. Да это еще не так скверно, как то, что нам до утра положительно негде достать денег. А ведь, сам знаешь, завтра ревизия нашей кассы…

Из этого и из дальнейшего разговора полицейских человек, подслушивавший их за деревом, понял, что эти оба местных полицейских, Глаус и Енике, очутились в самом скверном положении, без гроша, перед растратой в кассе, в которую запустили руки. Касса эта была вверена им обоим. Далее ему пришлось услышать, что они вдвоем не раз уже занимались грабежами и взломами, и что теперь после неудачи с воровством они решили проникнуть с той же целью в контору одного пивоваренного завода. На предварительную рекогносцировку отправился один Енике.

Действительно, в ту же ночь заводская контора была обкрадена. Конечно, ворам не могло прийти в голову, что во время грабежа они находились под незаметным, но бдительным наблюдением тех же двоих таинственных незнакомцев, ловко сумевших выследить грабителей-полицейских.

Спустя приблизительно неделю после этого налета, остававшегося для всех жителей городка необъяснимым и изумительным по своей дерзости, оба полицейских в полной форме шли по той самой дороге, на которой стояла уединенная дачка, столь памятная Глаусу. Шли они вдвоем потому, что таково было распоряжение по местному гарнизону: по субботам разгулявшиеся матросы нередко позволяли себе нарушать порядок на улицах. Полицейские прошли уже вдоль всей улицы и, повернув обратно, поравнялись с дачкой, когда из нее вышел высокий широкоплечий мужчина. Подождав, пока полицейский патруль подошел к нему вплотную, он обратился к ним со следующим предложением:

– Не завернете ли вы ко мне, господа?

Енике, которого Глаус уже посвятил во все подробности своей неудачной попытки грабежа в этом доме, смутился и, стараясь скрыть это, напустив на себя официальный тон, задал в свою очередь вопрос:

– Вы желаете сделать какое-нибудь официальное заявление?

Высокий мужчина улыбнулся:

– Вот именно, господа. Я желал бы вам указать точное местожительство и фамилии тех взломщиков, которые очистили кассу пивоваренного завода.

Глаус побледнел. Енике, не потерявший еще надежды мирным путем уладить дело, вытащил из-за борта своего мундира записную книжку и карандаш.

– Если вы знаете преступников, ваша обязанность заявить об этом нам. Будьте так любезны, назовите их имена, – сказал он.

Лицо господина стало очень серьезным. Он несколько мгновений глядел на вахмистра Енике, а потом отчеканил:

– Пожалуйста, пишите! Грабеж совершили: вахмистр местной полиции Глаус и его сообщник вахмистр Енике…

Полицейские молчали, как убитые. У Енике рука вместе с записной книжкой непроизвольно опустилась.

Незнакомец продолжал:

– Зайдемте же в дом, потолкуем об этом неприятном для всех случае…

Он оборвал фразу и повел следовавших за ним блюстителей порядка в дом.

Из прихожей они попали в большую, богато обставленную комнату. На диване сидела та самая женщина, которую Глаус застал в спальне во время своего ночного налета, и которая чуть не проломила ему голову.

Человек, остановивший Глауса и Енике на улице, пододвинул им кресла, налил пива и предложил по сигаре. Наконец он сказал:

– Прежде всего, я вам назову себя, господа. Я – инженер Петерсен, эта дама – моя сестра. В списке здешний обывателей вы будете нас искать совершенно напрасно, мы своих паспортов прописывать не давали, так как мы здесь временно: у нас транзитные визы. Через две недели мы уедем. Моя сестра, господин Глаус, рассказала мне, как вы пытались недавно нас ограбить. Когда она вас отпустила, я пустился следом за вами и слышал весь разговор, который вы вели со своим коллегой на улице. Таким образом, я знаю, какие грабежи вы вдвоем с ним совершили в городе. И того, что я знаю, вполне достаточно, чтобы упрятать вас в тюрьму на весьма продолжительное время.

Полицейский Глаус сидел в кресле, закрыв рукой глаза и, казалось, был в отчаянии. Но Енике, вспыхнув при последних словах Петерсена, вскочил с места и, заикаясь от волнения, крикнул:

– Как вы можете утверждать это?! С Глаусом у меня ничего нет общего, и ничего я по делу о его грабеже не ведаю, а разговаривали мы о взломах на улице единственно потому, что в нашей обязанности выслеживать преступников! Знаете ли, что за оскорбление полиции вы можете ответить?..

Петерсен встал и, преспокойно положив руку на плечо кипятившегося полицейского, заметил:

– Хорошо. Если хотите, я сейчас иду к телефону и вызову уголовную полицию. Но, – понизил он голос почти до шепота, – вместе с моими показаниями я предъявлю вот эту штучку… – С этими словами он вынул из кармана какую-то фотографическую карточку и поднес ее к глазам изумленного полицейского, рука которого инстинктивно потянулась к карточке.

Это был снимок двора, в котором помещалась взломанная контора. Снимок был сделан ночью, но на нем ясно просматривались две фигуры, в которых можно было узнать Глауса и Енике… Глаус вылезал из окна. Енике помогал ему при этом. Вся картина была видна при свете луны, случайно выглянувшей из-за дождевых туч.

– Недурен у меня аппарат, а? – шептал Петерсен.

Оба полицейских вышли из уединенной дачи лишь под утро. Им дано было обещание, что о преступлениях их никто не узнает. Кроме того, в кармане у каждого было по пять тысяч марок, и оба они обязались за все это выполнить одно поручение, последствия и опасность которого им самим были тогда не вполне ясны.

На следующий день, в воскресенье, Енике в штатском отправился на стоявший на рейде крейсер «Фон дер Танн». Енике, воспользовавшись свободным днем, хотел повидать старшего сигнальщика Элерса, служившего на этом военном корабле, чтобы вместе с ним скоротать этот вечер в одном из трактиров.

Старший сигнальщик Элерс был женихом свояченицы Енике. Не поженились они лишь потому, что ни у Элерса, ни у его невесты не было ни гроша за душой. После посещения корабля Енике заглянул к своей свояченице и имел с ней довольно продолжительную беседу.