Это оказалось весьма трудным делом: по случаю смерти папы Климента XIV, последовавшей еще в сентябре, кардинальский конклав сидел, по обычаю, взаперти, обсуждая кандидатуры на освободившийся трон святого Петра. По слухам, наиболее предпочтительные шансы были у кардинала Альбани, к которому с письмом самозванки отправился Доманский. Наша героиня положилась на его ловкость и неустрашимость, однако Доманскому не удалось проникнуть к Альбани. Это настолько вывело самозванку из себя, что она решила переодеться в мужскую одежду и во что бы то ни стало добраться до кардинала. Ее еле отговорили от рискованной затеи.
Тогда и вспомнили о иезуите Ганецком, и то, чего не удалось добиться храбрецу Доманскому, сделал ловкач и проныра иезуит. Он передал Альбани записку от «принцессы Елизаветы», но поскольку кардинал ни при каких условиях не мог встретиться с автором записки, он перепоручил это своему человеку — аббату Рокотани.
3 января наступившего 1775 года аббат был приглашен в отель к «принцессе», причем устроители этого приема позаботились о декорациях: на столе самозванки были разбросаны разные документы с печатями и гербами, лежала изящная (но фальшивая) диадема, а во время приема в апартаменты то и дело входили либо Ганецкий либо Доманский, которые, обращаясь к самозванке не иначе как «ваше величество», приносили ей послания якобы от султана турецкого и короля прусского.
Рокотани было трудно провести на мякине, однако он поддался атмосфере встречи и обаянию принимавшей его женщины и согласился передать ее письмо кардиналу Альбани. Вот что, в частности, она писала: «…Как скоро я достигну цели, как скоро получу корону, я немедленно войду в сношения с римским двором и приложу все старания, чтобы подчинить народ мой святейшему отцу…» Принять католическую веру сама «принцесса Елизавета» обещала лишь после того, как займет русский престол. А для этого она просила помощи у кардинала Альбани, выражая надежду, что он непременно станет новым папой римским.
Прием, как видим, не отличался новизной: в начале XVII века, готовясь, как и Тараканова, занять московский престол, Лжедмитрий I то же самое обещал польскому королю Сигизмунду III и папскому нунцию Рангони. Правда, своих обещаний он не выполнил (есть мнения, что он и не собирался делать этого изначально. — Авт.), и неизвестно, выполнила бы их Тараканова, доведись ей царствовать в Российской империи.
Однако новый альянс приобретал зримые черты: кардинал Альбани, как казалось многим, имел реальные шансы занять престол святого Петра и в своей стратегической игре делал ставку и на самозванку, но в это время обстоятельства круто переменились. Получив приказание Екатерины II захватить самозванку, граф Алексей Орлов немедленно принялся за дело. Что же касается кардинала Альбани, то прогнозы в отношении его как наиболее вероятного претендента на папский престол не оправдались. 22 февраля 1775 года (на следующий день после ареста самозванки на борту «Исидора») новым папой под именем Пия VI был избран кардинал Джованни Анджело Браски.
Итак, приказ получен, «принцесса Елизавета» должна быть арестована, но все упиралось в одно немаловажное обстоятельство: никто на русской эскадре не знал, где находится самозванка. Пока шел обмен посланиями между Петербургом и Ливорно, ее потеряли из вида, и теперь Орлов прилагал все усилия к ее розыску. По следу были пущены лучшие помощники графа, такие как испанец де Рибас, будущий градоначальник Одессы (улица Дерибасовская названа в его честь), и серб Марко Войнович, будущий русский контр-адмирал. Они проверяли все слухи, а Войнович даже съездил на остров Парос, где якобы укрылась разыскиваемая, но все было безрезультатно. «Принцесса» как в воду канула.
Помощь пришла с неожиданной стороны — от сэра Гамильтона из Неаполя. Когда он оформлял паспорта самозванке, он не знал, кто она такая в действительности, и выполнял ее просьбу, не в силах устоять перед красивой женщиной. И вдруг выясняется, что незнакомка — русская принцесса! Посланник был опытным дипломатом и знал, что эта его помощь сомнительной женщине может плохо отразиться на отношениях Англии и России, а также на его личном положении. И сэр Гамильтон, стремясь исправить свою ошибку, пишет письмо в Ливорно тамошнему английскому консулу Джону Дику, которому сообщает, что особу, которой интересуется граф Орлов, следует искать в Риме. Эту информацию Джон Дик и передал командующему российским флотом в Италии.
В Рим был немедленно отправлен де Рибас, которому в случае обнаружения пристанища самозванки обещали присвоить звание капитана. Кроме того, его снабдили изрядной суммой денег и легендой, которая, как полагали ее авторы, должна была подействовать на «принцессу». Согласно ей, де Рибас должен был убедить самозванку в том, что ее письмо, отправленное некогда графу Орлову, возымело то действие, на которое она и рассчитывала. И теперь граф готов оказать помощь принцессе Елизавете, поскольку его положение у трона Екатерины сильно пошатнулось, и он не ждет в дальнейшем от императрицы ничего, кроме опалы. Тем более что его брат Григорий уже заключен Екатериной в подземелье.
Де Рибас обнаружил местопребывание «принцессы» в Риме, но пришлось потратить немало усилий, чтобы проникнуть в ее убежище и свидеться с ней. Красноречие испанца и две тысячи червонцев, переданные самозванке от имени графа Орлова, достигли желаемого — она поверила в то, что русская эскадра и ее командующий готовы подчиниться ей. Оставалось лишь одно — убедить женщину в необходимости встретиться с самим графом, чтобы выработать план дальнейших действий.
Самозванка осторожничала, но де Рибас усиливал напор и в конце концов добился своего — она согласилась на встречу с Орловым. Тот к этому времени переехал из Ливорно в Пизу, и когда де Рибас передал ему согласие «принцессы» встретиться, он снял в городе роскошный дворец и приказал приготовить его к приезду желанной гостьи.
Она появилась в Пизе 15 февраля под именем графини Зелинской и была принята графом со всей почтительностью. Убранство дворца, конечно, произвело сильное действие на графиню, но еще более поразил ее сам граф. Гигантского роста и атлетического сложения, со шрамом на левой щеке (память о потасовке во времена гвардейской юности), в блеске орденов и алмазов, он буквально сразил впечатлительную женщину. А его галантность и предупредительные манеры окончательно победили ее — она без памяти влюбилась в чесменского героя.
И тут надо сказать о том, что и внешний вид, и манеры поведения были заранее обдуманы графом с одной-единственной целью — произвести впечатление и по возможности вызвать в душе «принцессы» нежные чувства к себе. Граф не ошибся в своих расчетах, а чтобы окончательно завоевать самозванку, он разыграл безумную страсть, которая якобы охватила его, как только он увидел свою гостью. И что же? Женщина, на счету которой было бесчисленное множество любовных побед, не смогла раскусить тайные замыслы опытного сердцееда и полностью вверилась его воле. А тот, продолжая свою игру, признался самозванке в своей любви к ней и наконец предложил ей руку и сердце. Она не сказала ни «да», ни «нет», однако, несмотря на такую неопределенность, Орлов подарил ей свой портрет и ни на шаг не отпускал женщину от себя, сопровождая ее и в оперу, и на народные гулянья.
Но посреди зрелищ и любовного дурмана граф не забывал регулярно сообщать Екатерине о том, как движутся дела в известном ей предприятии. Рассказывая о своих отношениях с самозванкой, он в одном из писем писал: «Она ко мне казалась быть благосклонной, чего для я и старался пред нею быть очень страстен. Наконец я ее уверил, что я бы с охотой и женился на ней, и в доказательство, хоть сегодня, чему она, обольстясь, более поверила… Но она сказала мне, что теперь не время, потому что еще не счастлива, а когда будет на своем месте, тогда и меня сделает счастливым».
Очень многие историки, особенно в XIX веке, резко осуждали Орлова за «обман» самозванки. Они произносили ему хулу, обвиняли в безнравственности и прочих грехах, как будто он был не военачальником могущественной императрицы, против которой устроили широкий заговор, чтобы лишить ее власти, а блюстителем нравов в женском монастыре или в благородном пансионе. Россию только что потряс пугачевский бунт, и неизвестно, какая смута могла бы возникнуть в государстве, осуществись планы самозванки. Так что пора критически подойти к той оценке действий Орлова, которая и до сих пор переносится в новые расследования из старых трудов.