Группа И. Гаспринского пользовалась широкой поддержкой татарского крестьянства, инстинктивно стремившегося к просвещению и культуре, наиболее отвечавшей менявшейся действительности. Например, его деятельность (особенно в области школьных реформ) встречала ожесточенное сопротивление консервативного мусульманского духовенства. Оно же выступало против гражданственной, интернационалистической по сути программы единения народов, проводником которой была газета Гаспринского. "Могучий, кипучий Запад с его миллиардами и широкими знаниями, пробуждающийся языческий Восток с его несчетным населением могут сдавить нас, как тиски, если мы не поторопимся как следует сплотиться, просветиться и развить во всю ширь работоспособность и производительность", — писал он, имея в виду союз русского и татарского народов (Терджиман, 1905, №29).

До открытой критики господствовавшего режима поднялась группа Решида Медиева, сына крестьянина. Этот карасубазарский учитель с самого начала своей политической деятельности в 1900 г. отмежевался от Гаспринского, заявив, что стоит "на полярно[359] противоположной точке зрения с ним по вопросам социальноэкономическим" (Бочагов А.К., 1936, 18). Программа группы Р. Медиева отражала интересы беднейших крестьян, ремесленников, кустарей. Это были культуртрегеры, не считавшие просвещение панацеей для Крыма, где экономическая отсталость обезземеленных татар была ужасающей, где без земельных реформ, перераспределения средств производства никакое просвещение не имело смысла.

Р. Медиев формально баллотировался в Думу от кадетов, но фактически им, конечно, не был. Он вообще никогда не заявлял о принадлежности к какой-либо политической партии. Однако сохранившиеся программные документы группы и его личные записки дают основание полагать, что он ближе всего стоял к социал-революционерам. Собственно, это естественно: в период до революции 1905 г. вряд ли какая-либо иная партия России столь наглядно и ярко (хоть и не всегда последовательно) отражала интересы не фабричного пролетариата, а связанных с землей или иными частными средствами производства крестьян, ремесленников, кустарей, т. е. слоев, составлявших в Крыму, в отличие от промышленных регионов России, большинство трудящегося населения. Слоев наиболее обездоленных, которым и посвятил свою борьбу Р. Медиев.

Еще в 1900 — 1902 гг. в Симферополе, Севастополе и некоторых других городах возникли первые социал-демократические организации (в 1903 г. они объединились в Крымский союз РСДРП). Эта партия в отличие от эсеровской не уделяла коренному населению Крыма никакого внимания. Как большевики, так и меньшевики развернули в предреволюционные годы бурную деятельность на фабриках, в портовых мастерских, на заводах и кораблях Черноморского флота, в матросских и солдатских казармах. И хотя уже была написана и издана брошюра В.И. Ленина "К деревенской бедноте", у нас нет ни единого свидетельства о том, что крымские единомышленники вождя революции вели хоть какую-то работу в татарской деревне.

Нельзя, впрочем, сказать, что крымское село вообще не видело в эти предгрозовые годы социал-демократов.

Они уделяли некоторое внимание и крестьянству, но исключительно пришлому, не имеющему в[360] Крыму корней, т. е. тем, кому действительно было "нечего терять, кроме своих цепей". Очевидно, в этом и кроется причина поистине необъяснимого пренебрежения, с каким относилась РСДРП к татарам. Подобное объяснение — не наш вывод, он был сделан в несправедливо забытых (хотя бы из-за их объективности) работах советских историков крымского революционного движения, изданных в период, предшествовавший утверждению культа личности Сталина в науке. Авторы этих работ откровенно, хоть и несколько наивно, сетуют на то, что татары были негодны к социал-демократическому движению, не воспринимали его идеи уже в силу своей привязанности к "товарному производству" индивидуального типа, будь то деревенские животноводы, виноградари, садоводы или городские ремесленники, кустари, мелкие торговцы.

Был здесь и еще один, неэкономический фактор. "Буржуазные националисты", хранившие в абсолютном большинстве традиционную верность российскому престолу, вели направленную против программных установок социал-демократов и эсеров борьбу. И при этом за ними шла значительная часть татар (для которых вообще был характерен известный традиционализм), увлеченных национальной программой подъема татарских культуры и просвещения, экономического развития деревни "без войн и революций". Глобальные идеи социал-демократов проигрывали в глазах деревенских татар и в сравнении с эсеровской программой. Селу Крыма уже которое десятилетие почти постоянно грозило вымирание от элементарного голода, а "городские" единоверцы-эсеры предлагали план немедленного и полного избавления от этой угрозы, раздачу земель и т. д. Таким образом, эсеры увлекали наиболее радикально настроенную часть народа, тех, кто не принимал буржуазнонационалистическую эволюционную программу, кто требовал немедленных революционных социальных и экономических перемен, всестороннего улучшения условий жизни деревенской и городской бедноты.

Вот этим-то двум политическим партиям социал-демократы и уступили без боя крымскотатарское село.

Подобное пренебрежение крестьянской массой принесло свои горькие плоды большевикам и в 1917 г.,[361] и позже. Причем дело здесь даже не в том, что в канун Октября в ленинской партии оказался один-единственный крымский татарин — И. Фирдевс. Случилось то, что могли предвидеть социал-демократы в 1900 — 1905 гг., — в 1917 г. произошел взрывной подъем политической активности татар. Но завоевывать авторитет среди них уже было поздно — их симпатии целиком принадлежали молодой татарской интеллигенции социал-революционного направления, создавшей себе прочную опору в крымской деревне, занимавшей ведущее положение в национально-демократическом движении еще до 1905 г.

1905 ГОД

Впервые в этом году в Крыму вспыхивает не стихийный, причем пассивный, протест, но осознанная, политически целенаправленная, активная классовая борьба. Она не была столь яркой, как в иных местах империи, по вполне понятным причинам — неразвитости крупной промышленности, отсутствию более или менее значительного отряда городского пролетариата. Кустари и ремесленники крымских городов в массе своей революции не приняли; еще дальше от нее оказались татарские крестьяне. Поэтому, когда в феврале, например, бастовали рабочие феодосийской фабрики Стамболи, а 1 мая демонстрации против самодержавия прокатились по всем городам, татарская деревня безмолвствовала.

Итак, III этап национально-освободительного демократического движения татар начался с почти полного игнорирования революции 1905 г. Были, конечно, исключения, их не могло не быть в ту пору всеобщей политической активности. Но это были скорее рецидивы стихийного сопротивления, лишь получившего новые средства и возможности. Так, едва над "Потемкиным" взвился красный флаг и основные силы стражей порядка стянулись к Севастополю и другим портам, как забастовали почувствовавшие безнаказанность крестьяне на помещичьих полях с. Каралез Феодосийского уезда, требовавшие повышения оплаты труда. Начались массовые порубки леса в дер. Салы того же уезда, а также в имениях Мордвиновых в Байдарской долине (Опалов В.,[362] 1931, 28). Короче, пока это были скорее довольно мелкие нарушения законности.

И лишь к моменту, когда революция 1905 г. была на излете, пошла на спад, можно отметить первые признаки политического пробуждения крестьян Крыма: в Воинке организуется политически-экономический "Крестьянский союз", правда не под эгидой какой-либо политической партии, но благодаря активности местной беспартийной интеллигенции. Лишь в декабре крестьяне создали собственный координирующий орган — "Таврический крестьянский союз" — в Симферополе. Стоит ли говорить, что в его работе не принимал участия ни один социал-демократ, что и здесь, у истоков первой всекрымской организации крестьян, стояли исключительно те же социал-революционеры?