Но, друзья мои, согласитесь: такое представление о Снегурочке не имеет никакого отношения к гениальному произведению Островского и созданному им изумительному образу дочери Мороза и Весны.
Конечно, можно было бы избежать такого рода ассоциаций, заставив как-то более живо общаться двух непохожих людей с именами Весна и Мороз — с разными темпераментами, взглядами на жизнь. Но ведь у Островского они все-таки не люди в полном смысле этого слова, а стихии, силы природы, олицетворяющие человеческие чувства. Поэтому вся сцена и внешне должна предстать перед нами как некая борьба стихий — самих человеческих чувств.
Вот почему в окончательном изобразительном решении этой сцепы, уже на экране, Мороз появляется перед нами не просто дедушкой в валенках, обряженный в соболью шубу, с мешком за плечами, наполненным подарками. Сначала мы слышим только его голос, прорывающийся сквозь вьюгу. Перед Весной он возникает вдруг, из вихря. Точнее говоря, сказочность я ищу и нахожу ее в натуральности самой природы, беру у нее адрес и даже наиболее сложные моменты и подробности.
Это побудило меня отказаться и от того, чтобы сажать Весну на летящих лебедей, и от того, чтобы усадить Снегурочку верхом на медведя, к чему все мы, зрители, так привыкли.
— Снегурушка, дитя мое! — долетает голос отца, Мороза, в глухую чащобу.
Но пусто у поваленного дерева, где сидела Снегурочка. Нет ее и в овраге, и в занесенном снегом тереме. Видны лишь маленькие следы, уходящие от нас неровной цепочкой. Снегурочка стоит на опушке леса. Такое появление проще, но не менее сказочно, чем полет на ковре-самолете. А главное — это лучше всего соответствует логике, стилю художественной образности фильма.
Конечно же, меня очень волновал вопрос, будут ли созвучны, совместятся ли, уживутся ли эти первые — сказочные! — сцены фильма с последующими кадрами картины? Ведь в них будут действовать обыкновенные люди, подсмотренные Островским в Щелыкове, его «творческой лаборатории» на берегах Куекши, Сендеги, в Ярилиной долине.
Хотелось верить, что совместятся. В таком решении истинность и фантастичность в конечном результате должны стать единым целым.
Но давайте вдумаемся в ремарку Островского: «Действие происходит в страде берендеев в доисторическое время».
Что же это за страна берендеев? Недалеко от усадьбы писателя раскинулось Берендеево болото. Существует предание, что именно в этом место когда-то был Берендеев посад, где люди жили только правдой и совестью. Выходит, не такие уж они обыкновенные люди. Да и сам драматург, говоря о щелыковцах, утверждает, что он не видел среди них ни одного человека из прошлого.
Следовательно, это предание и наблюдения над щелыковцами натолкнули Островского на мысль сочинить, выдумать берендеев и Берендеево царство.
А как понимать слово «доисторическое время»?
Судя по пьесе, это время, когда люди поклонялись Перуну, Громовику, Яриле. Значит, адресом стилевого решения картины должен стать дохристианский период славян. Века, столь отдаленные от нас, жителей двадцатого столетия! И, разумеется, если удастся приблизиться к ним, увидеть их с художественной позиции, а не только этнографически, едва уже само по себе должно выглядеть сказкой, которая продолжает нас волновать и сегодня.
Итак, мы в сказочном Берендеевом посаде. Сюда Снегурочка, унаследовавшая от отца Мороза холодное сердце, а от матери Весны — тягу к людям, пришла искать счастье!
Правда, Снегурочка хорошо понимает, что не так-то просто ей стать счастливой:
И все же, надеясь, она говорит приютившим ее Бобылю и Бобылихе, очень желающим выдать ее замуж:
Всем нам интересно знать, в чем же видят берендеи счастье.
Работы они не боятся. Более того, они любят растить и собирать урожай, умеют высоко ценить красоту в природе, в людях. Поэтому и живут в чистоте и достатке. Но любят они и песни, веселье, шумные праздники с хороводами, пляской. Впрочем, давайте об этом узнаем, как говорится, из первых уст — послушаем самого Берендея:
Но вот среди берендеев появляется Снегурочка, и весенний день в тихой заречной слободке становится серым, пасмурным; содрогается и того гляди рухнет привычный уклад счастливой жизни берендеев. Туча пока лишь приближается, но мы уже видим, чувствуем ее грозовое дыхание.
На мостках у воды радостная Купава делится со Снегурочкой своим сокровенным — рассказывает о своем женихе, Мизгире, и простодушно просит: «Порадуйся со мной!» Снегурочка целует новую подругу — добрую Купаву. И, переполненная радостью, Купава приглашает ее повеселиться: «Круги водить пойдем на Красной горке».
А в это время слободские парии, возившиеся на берегу у лодки, сразу же бросают работу. Завороженные красотой Снегурочки, они не могут оторвать от нее взглядов. Но мы уже видим, как подружки этих парней — Радушна, Заряна и Малуша — ревниво косятся на Снегурочку.
Пока еще ничего не произошло, но зрители уже чувствуют, как между действующими лицами, говоря языком драматургов, назревает конфликт. Появление Снегурочки среди берендеев вносит между ними разлад. Введение этой сцены необходимо: мы начинаем чувствовать и понимать, как с каждым шагом, каждым действием, каждым словом наших героев все туже затягивается конфликтный узел.
Живя у Бобылей, Снегурочка не только вносит разлад между берендеями, по и невольно рождает у приемных родителей корыстные побуждения, стремление жить за чужой счет.
Чего добиваюсь я, режиссер, в этих сценах? Думаю, вы и сами догадываетесь — продолжаю усиливать напряженность действия. Все зрители уже ясно чувствуют нарастание конфликта.
А что же царь берендеев? Да и каков он? Давайте внимательно присмотримся к нему.
Итак, мы — в палатах Берендея. Обычные ли это царские палаты, изображаемые в сказках? Да нет же! Это такая же изба, как и у других берендеевцев. Только пошире да покраше.
Да и сам Берендей не очень-то отличается от жителей посада. Разве что вышивкой на холщовой рубахе Ярилы-Солнца.
Но заглянем в глаза Берендея, и мы увидим в них больше доброты, мудрости, озабоченности и даже тревоги, чем у его соотечественников.
Берендей — не тот царь, что смолоду был грозен и «соседям то и дело наносил удары смело». Ни смолоду, ни теперь он не занимается ратными делами. Берендею чужды «кровавые дела войны».