Редкая группа туристов не посетит один из замечательных городов мира — Ленинград.

Ознакомившись с городом-героем, городом-музеем, зарубежные гости посетят и паши пригороды — Петродворец, Павловск, Пушкин…

Но вряд ли кто из туристов посетит Всеволожский район. А ведь до Колтуш, где находится Институт физиологии имени И. П. Павлова, всего-навсего двадцать шесть километров.

Когда академика Ивана Петровича Павлова спросили, для чего ему понадобилась вышка на крыше института, он ответил:

— Я очень люблю смотреть вдаль!..

Думается, в этом ответе ученого заложен глубокий смысл. В часы отдыха или тяжелых раздумий он поднимался на свою вышку — и перед его взором разворачивалась изысканнейшая красота русской природы. Уходящее вдаль многоцветие холмов и заросших кудрявым орешником холмиков, полянок, украшенных коврами полевых цветов, островки белоснежных берез. А еще дальше, у горизонта, на необозримом пространстве синеет лес. Он, с березами, соснами, елями, тянется до самого Ладожского озера, прозрачного, как первая весенняя капля дождя.

Давно ли эти леса были заселены их законными хозяевами? Семейства лосей, могучих и статных, не изменивших своего вида со времени каменного века, приходили на водопой к Коркинскому озеру. Было это совсем недавно.

Неожиданным взлетом выводки тетеревов пугали усердных грибников. По весне в этих лесах: пели свои тихие волшебные песни глухари, принадлежащие к древнейшему роду пернатых.

Вечером, перед заходом солнца, через полянки либо по опушкам и просекам, тянули вальдшнепы.

Сегодня — с болью в сердце! — читаю лишь в старом охотничьем справочнике: «В распадах между холмами и в низинках между поселком Колтуши и деревьями Хязельки, Канисты и Кирполье в великом множестве имеются дупельные засыпки, а также бекасы. На холмах близ деревни Канисты водятся серые куропатки».

О чем думал великий ученый, когда поднимался на вышку и смотрел вдаль? Вполне возможно, он размышлял, любуясь красотой своего края, о его недалеком и далеком будущем. О том, что зеленые болотца между холмиками будут осушены мелиораторами. Холмы вспашут и засеют полезными для человека злаками. Но мог ли он предположить, что кудрявый орешник, островки белоснежных берез и «бесполезный» ивняк будут выкорчеваны. А соловьи, столь дерзко распевающие по ночам свои песни, бекасы, дупели и всякие там куропатки будут вынуждены переменить свое местожительство.

Осмелится ли сегодня семейство лосей подойти на водопой к Коркинскому озеру? Оно со всех сторон окружено пионерскими лагерями.

Не думайте, дорогие читатели, что я неоправданно скорблю об ушедшей из этих мест дикой, но милой моему сердцу первозданной красоте, не болея душой за наше подрастающее поколение. В том-то и дело, что я первый возмутитель этой тишины природы. Беру на себя смелость заявить об этом. Ведь это я посоветовал построить первый пионерский лагерь в красивейшем месте на Коркинском озере.

Почему я это сделал? Потому что уверен: ощущение и понимание красоты закладывается в человека с детских лет. «Пусть, — думаю, — ребята учатся видеть и понимать прекрасное, чтобы стали настоящими людьми!»

Разумеется, никто из здравомыслящих людей не станет необоснованно протестовать и против расширения посевных площадей. А разве плохо, что в ста метрах от деревни Канисты расположились меж холмов совхозные парники? В них круглый год выращивают для ленинградцев и сельчан овощи. Все это так и должно быть.

Беда, как мне кажется, заключена в самом человеке. Безусловно, говоря об этом, вовсе не намерен хулить человека вообще. Нет! В данном случае хочу совершенно конкретно поговорить о людях, которые, с моей точки зрения, духовно обнищали, утратили способность самосовершенствования. О людях, преисполненных величайшего цинизма в отношении к природе. О тех, кто утратил чувство человеческого достоинства и любовь к своему Отечеству.

Да, это так! Только не любя землю, свою Родину, можно так беспощадно уродовать, губить природу.

«Робинзон» и «Пятница»

Люблю ранним утром полюбоваться зарей, подышать прохладным настоем лесного воздуха, пообщаться с тихим озером.

Миновав холмы и деревню Коркино, выхожу на просеку, намереваясь кратчайшим путем поспеть к берегу озера. А утро действительно выдалось тихое, ясное, лишь изредка покрикивает сорока, предупреждая лесных обитателей, что по лесу идет человек.

Невольно останавливаюсь у кузницы дятла. Она старательно выдолблена в старой сосне. Присев на корточки, внимательно изучаю обработанную клювом лесного мастера еловую шишку. Задумываюсь об удивительном трудолюбии этой красивой птицы.

Неожиданно мой слух привлекает звук топора. Неторопливые удары гулким эхом отдаются в лесу. Кто-то рубит дерево, и явно не сухостой. Высохшая сосна, ель или береза издают звук более глухой. А я слышу, как топор врезается в живой, напоенный соком земли ствол.

«Конечно же, это не лесник», — думаю я, а вскоре вижу нечто выходящее за грани поведения нормального человека. Совершенно голый субъект с нечесаной бородой и длинными спутанными волосами лениво и неумело рубит стройную кудрявую березу. Я много лет был знаком с этой красавицей. Она растет в центре небольшой полянки, в хороводе темно-зеленых хвойных подруг. Точнее — росла. Только и успеваю застать тот момент, когда березка со стоном падает на землю.

Молодой человек, срубивший дерево, напоминает Робинзона. Я когда-то играл его в первом художественном стереоскопическом фильме. Мы снимали картину на побережье Черного моря, в Чакве. Только мой Робинзон, помнится, ходил в козьих шкурах. А уж он-то вполне мог бы ходить и нагишом: жил на необитаемом острове.

Значит, это новый «Робинзон». Робинзон двадцатого века.

Вокруг его маленькой голубой палатки, рассчитанной на двух человек, валяются пустые консервные банки, обрывки газет, какие-то тряпки. А на пенечке красуется недопитая бутылка «коленвала». Здесь же — голова от селедки и кусок колбасы.

Поздно останавливать «трудолюбивого» молодого человека. И бесполезно: береза уже убита. Зарублена жестоким топором моя нежная зеленокудрая красавица.

Вдруг голубая палатка зашевелилась. Из нее донеслись приглушенные хриплые звуки магнитофона.

«Так-так, — думаю. — Все ясно. Значит, в палатке сидит «Пятница».

Через несколько секунд полотнище, прикрывающее вход в жилище «Робинзона», приподнимается, и из-под него появляется голова «Пятницы»… Правда, «Пятница " — не он, а она!

И вот она, «Пятница», вылезает на четвереньках. Вылезает в костюме Евы. «Пятница», как и новоявленный «Робинзон», абсолютно голая!..

Ощущение, будто, подглядываю в замочную скважину. На душе становится так мерзко, словно наткнулся на что-то гадкое. Быстро шагаю в обратном направлении, к дому.

Утро становится для меня мрачным.

«Немножечко сердечного тепла»

Выбираем натуру для съемок фильма «Снегурочка». Отлично понимаем, что величие и сказочная красота природы играют очень важную роль в сказке А. Н. Островского. В кинематографическом же решении этот важнейший элемент должен быть еще более впечатляющим.

«Поэтический рассказ о гармоническом слиянии человека и природы, думаю, обязательное условие для ощущения полноты и радости жизни. Труднейшую задачу воспитания чувства можно и должно решать приобщение ем человека к прекрасному! А что может быть прекраснее самой природы?

Пусть человек через природу познает добро, учится у нее быть красивым и мудрым. Пусть полюбит землю, дающую хлеб. Пусть прислушивается к пению соловьев, радуется, страдает и влюбляется в жизнь!»

Сказка о красоте могучей, вечно обновляющейся природы и в то же время о человеческих чувствах настоятельно требует от создателей фильма соответствующей натуры.

Художник картины Алексей Федотов и оператор Александр Чиров не случайно выбирают для этой дели именно Всеволожский район.

Неподалеку от поселка Воейково сооружается «катушка». Так в старину называлась ледяная горка, освещенная пылающими смоляными бочками. На ней добрые и чистые сердцем берендеевцы совершали свой ежегодный обряд — проводы масленицы. На такой горке они радостно пели: