— Ты принимаешь меня за дуру, — тихо произнесла она.
Официант унес пустые чашки.
— За дуру? Это громко сказано. Не надо так говорить. Но стоит признать, что эта операция сложна для твоего понимания. Ты славная девушка, не привыкшая к этому.
— Славная девушка? Дерьмо! — воскликнула она. — Знаешь, что такое славная девушка? Тупица, которой можно рассказывать любую ерунду, которая все это проглотит, которая пойдет с завязанными глазами и попадет в первую же ловушку. Потом ее окружат люди и будут со смехом повторять: «Она славная, значит, глупая. Тем хуже для нее».
— Не кричи. Я сказал славная, имея в виду смелая… или надежная.
Она ответила:
— Надежная? Спасибо. Но я не автомобильная покрышка. Ты пытаешься исправить свою ошибку. Что ж, тем хуже! Я уезжаю в Баффало как можно скорее и когда-нибудь вернусь сюда, но уже свободной. Если бы я была богата, я привезла бы сюда родителей, поселила бы их здесь в красивом доме.
— Переезд из Баффало в Кению был бы несколько тяжеловат.
— Это мое дело…
Я попытался ее успокоить:
— Слушай, Энни, будь умницей…
— А что, если ты вовсе и не женат? — закричала она — Если ты придумал всю эту историю с Гавайями и ссорой, всю эту муть по причине, которая мне неизвестна?..
— В Лас-Вегасе тебе на это было наплевать… Что ты теперь-то с ума сходишь?
— В Лас-Вегасе ты казался мне симпатичным, хотя чуточку тронутым. Мне захотелось воспользоваться капризом богатых людей, но чем дальше, тем чаще я думаю, что за всем этим скрыто что-то для меня опасное.
Я успокоил ее:
— И для чего же, по-твоему, я мог придумать подобную махинацию?
— Чтобы затащить меня в постель и…
— Э, будь реалисткой! Согласен, ты красива, ты, бесспорно, добродетельна, но не надо мне говорить, что для того, чтобы переспать с тобой, нужно приезжать в Африку и часами массировать зад по таким дорогам…
— Что значит «добродетельна»? Ты насмехаешься надо мной? Если ты такой хитрый, то выпутывайся из всего этого сам. Можешь рассказать этому старому маньяку Сэндерсу, что жена бросила тебя.
Уходя, она наткнулась на стол. Я тоже встал и схватил ее за руку:
— Не валяй дурака!
Она стала вырываться:
— Я спрашиваю себя, кто во всей этой истории дурак. Отпусти, я пойду в номер подумать.
В глазах ее стояли слезы, руки дрожали, она стала искать в сумочке свои темные очки. Я снова взял ее за руку:
— Энни, зря ты так расстраиваешься…
Повернувшись к окну террасы, я увидел стадо прогуливавшихся по саванне жирафов, за ними наблюдали туристы, наслаждавшиеся чаем или кофе. Энни вырвала руку:
— Не трогай меня и не расхваливай мне больше Африку, я когда-нибудь открою ее для себя сама.
Неподалеку от нас, обмякнув в креслах, дремали четверо японцев.
— Ты разбудишь их!
— Оставишь ты меня или нет? — сказала она мне, — Отпусти или я закричу! Я продала тебе месяц моей жизни, не больше.
— Именно так зарабатываются деньги, Энни. Ты видишь Африку за мой счет, и ты неплоха в моих объятиях.
Она стукнула меня:
— Ты негодяй! Негодяй! Я тебя ненавижу.
Я сжал ее запястья:
— Прекрати, подумай о японцах!
Я остановил ее. Она продолжала ругаться:
— Ты подлец! Я никогда не рискнула бы ехать куда-то с незнакомцем. Но я так мечтала увидеть Африку. Я забуду тебя и клянусь, что увижу свою Африку без такого зануды, как ты!
Я почти силой потащил ее, надо было увести ее с террасы.
— Пойдем… Пойдем же.
Внезапно она сникла и пошла за мной. Мы прошли через пустынный холл. Стоявший за стойкой ресепшена служащий азиатского происхождения посмотрел на нас с дежурной улыбкой. На улице рядом с микроавтобусами болтали водители. Нашего пока не было видно. Чтобы попасть в номер, надо было пройти мимо строящихся бунгало. Мы шли быстрым шагом.
— Энни, послушай. Я хочу подарить тебе проживание в Нью-Йорке, в номере люкс отеля «Пьер», одежду…
Она оборвала меня:
— Оставь меня в покое со своими обещаниями! Чем больше подарков ты мне даришь, тем больше пугаешь меня.
— Энни, дорогая моя…
— Я не твоя дорогая!
— Ты пойдешь на шопинг «У Сакса»… Там есть красивые вещи.
Она замедлила ход:
— «У Сакса»? Еще бы, там много красивых вещей!
— Ты сможешь одеться, купить все, что пожелаешь, подарки для родителей, ты вернешься в Баффало с полными чемоданами.
— Все, что захочу?
— Да.
— Даже в отделе от-кутюр?
— Конечно.
— И в отделе драгоценностей?
Она посмотрела на меня:
— Ты постоянно соблазняешь меня! Сначала Африка, потом Нью-Йорк. Я жила там, но без денег. Я снимала комнату с подругой в конце Восьмой авеню, этим все сказано… Я мечтала попасть на работу в «Радио-Сити Мюзик-Холл», но мне не хватило трех сантиметров росту…
Навстречу нам шли две семейные пары. Мы посторонились, чтобы их пропустить, и они поблагодарили нас короткими улыбками. Надо было, чтобы Энни еще раз согласилась поговорить с Сэндерсом.
— Если будешь вести себя правильно, я дам тебе дополнительную сумму денег.
Она ответила сухо:
— Ты делаешь это потому, что боишься и хочешь меня умаслить.
— Энни, пятнадцать тысяч долларов дополнительно тебя не обременят, а?
Она остановилась:
— Шестьдесят пять тысяч долларов за это путешествие плюс подарки?
— Не для того, чтобы тебя купить, а чтобы заплатить за себя. Я плохо себя веду.
Она внимательно на меня посмотрела:
— Ты предлагаешь мне или слишком много, или слишком мало. Это зависит…
— От чего?
— От обстоятельств, от правды. Я боюсь. Деньги редко сопровождают удовольствие…
— Ничего с тобой не случится. Ничего плохого…
Из окон комнаты мы увидели караван обезьян. Две отставшие обезьяны глядели, меланхолично почесывая головы, на наше окно.
Она высморкалась.
— И все-таки на улице великолепно. Обезьяны. Если бы можно было этим воспользоваться…
— Деньги платятся за работу, Энни, будь справедливой. Ты здесь не так уж сильно страдаешь. Еще небольшое усилие, и конец всем заботам. Поедем, позвоним Сэндерсу. Помоги мне, пожалуйста…
— Хорошо, — сказала она — Но я сделаю это не ради дополнительной платы, а чтобы помочь тебе.
В четыре часа мы нашли свой автобус перед главным входом гостиницы. Я сказал Лео, что мне нужно срочно позвонить, и он повез нас по асфальтовой дороге. Проехав четыре километра, мы въехали во двор, обнесенный колючей проволокой. Он остановил машину у главного здания, вышел и повел нас на первый этаж тесной и непроветриваемой конторы, где стоял телефонный аппарат с ручкой. Какой-то человек, сидя за столом и держа в руке наушник, о чем-то бурно разговаривал по телефону. Он говорил громко и старался не смотреть на нас, чтобы не чувствовать, что его ждут. Когда он повесил трубку, Лео что-то сказал на суахили, а затем повернулся к нам:
— Давайте, мистер Ландлер, объясните ему…
Мы обменялись с телефонистом привычными «джамбо», и я сказал, что мне нужно позвонить в Лос-Анджелес. Он посмотрел на меня с участием:
— В Лос-Анджелес? Связь будет осуществляться через телефонный узел в Найроби. Если даже мы туда дозвонимся, связь может прерваться в любой момент, и снова придется ждать несколько часов. Чтобы дозвониться до Америки, потребуется целый день. Если это так срочно, возвращайтесь в Найроби, мсье. Каждое утро отсюда улетает шестиместный рейсовый самолет. Хотите, я узнаю насчет завтрашнего рейса?
Я решил воспользоваться этой возможностью. Мне надо было позвонить Сэндерсу и показаться врачу. Я чувствовал себя все хуже и хуже. В соседнем кабинете, душном и влажном одновременно, отгоняя от себя ленивых мух, мы узнали, что мест в рейсовом самолете уже нет, но мы могли нанять самолет-такси. Лео был просто счастлив, что смог избавиться от нас. Он даже сам позвонил в «Развлечение-Сафари», чтобы попросить их постараться найти для нас комнату в переполненном туристами Найроби. Мы подождали немного, вскоре офис фирмы «Развлечение-Сафари» в Найроби подтвердил, что для нас зарезервирован номер в отеле «Нью-Стэнли».