Самолет резко затормозил на блестевшей от солнца бетонной полосе. Нас ждал джип. Слуга-мексиканец вышел к нам навстречу и занялся нашим багажом, который выгрузил из грузового отсека пилот самолета. Мы сели в машину и спустя десять минут подъехали к открытым воротам «Золотого Дождя». Мы проехали по дороге, покрытой гравием, и остановились перед коренастым и приятным на вид домом. Я вышел из джипа, мои ноги и душа были словно налиты свинцом. Я задержался перед впечатляющим входом: неужели это все происходит со мной на самом деле?..
Энджи поцеловала меня:
— Я рада. Надеюсь, дом вам понравится.
Холл был шикарен. Большие блоки камня блестели, внутренняя лестница вела на площадку второго этажа, где должны были находиться комнаты. Навстречу нам вышла молодая женщина.
— Это Кармен, моя горничная. — сказала Энджи.
А затем повернулась к девушке.
— Кармен, это мой муж, мистер Ландлер.
— Добрый день, сеньор.
Она разглядывала меня с живым интересом.
— Эрик, — сказала Энджи, — пойдемте, я покажу вам нашу спальню. Это очень приятная комната. Если вы боитесь внезапно оказаться в постели с незнакомой женщиной, хоть она вам и жена, можете занять комнату по соседству.
Что она от меня ждала?
Комната Энджи была простенькой и шикарной, посредине стояла одна кровать, у окна находилось трюмо. В комнате были торшеры, глубокие кресла. За дверью — ванная комната.
— Взгляните…
За другой дверью была еще одна симпатичная комната.
Она потащила меня к окну, и я увидел равнину, на которой местами росли одинокие кусты. Впереди расстилалось свободное пространство до синевших вдали гор.
— Красиво, не правда ли? Как африканский пейзаж.
— Думайте обо мне, а не об Африке!
Я обнял ее и, бессознательно, захотел запустить руку под ее блузку.
— Слишком рано, — сказала она, нежно отстраняясь — Вы сказали: «Думайте обо мне, а не об Африке». Не надо больше повторять мне эту фразу. Вы и Африка связаны между собой в моем мозгу и в моих проектах.
Я решил повести себя нежно и понимающе:
— Ну, конечно, Энджи. Конечно. Для вас Африка — это свобода.
— Для нас, — сказала она. — Для нас обоих…
12
После быстрого обеда Энджи попела меня показать ранчо и его окрестности. Все мужчины, которые попадались нам по пути, конные или пешие, приветствовали нас, слегка сдвигая на лоб свои сомбреро. Я восхищался лошадьми, скакавшими в просторных загонах, и познакомился с кобылой Энджи, белой фурией, словно сошедшей с картины Жерико[17]. Едва увидев меня, она отступила и, встав на дыбы, словно белый гейзер, посмотрела на меня своими выразительными глазами.
— Лаки Герл очень ревнива. Но она к вам привыкнет… Хотите, проедемся немного? Я прикажу приготовить для вас полукровку по кличке Домино.
Предложение прозвучало как любезный приказ. Я отказался. Я хотел играть роль умного пса, но еще не был готов исполнить номер вдвоем на лошади. Я ненавидел верховую езду, у меня была плохая посадка: слишком сильно сжимал колени, выгибал спину, а мои ягодицы натягивались, словно веревки. Энджи выразила сожаление и сказала, что обычно летает на лошади стрелой и испытывает от этого огромное наслаждение. Я слушал ее с недоверием. Мне надо было суметь не показаться смешным и одновременно не оказаться в гипсе.
Ближе к вечеру я уже пресытился новыми впечатлениями, мне больше ничего не хотелось, декор меня раздражал, роскошь опьяняла. Устроившись на краю бассейна, я задумался: следует ли мне изображать из себя мужчину, которому не терпелось поскорее заключить в объятия свою прекрасную жену? Нет, лучше в точности выполнять свое обещание — быть сдержанным и удовольствоваться слегка напряженным ожиданием.
Сумерки застали нас около воды. Элтон Джон пел один из своих знаменитых хитов. Под звуки его «Голубых глаз» поедая слишком сладкий ананас, я слушал, как Энджи разговаривала по телефону. Она попросила меня взять наушник белого телефонного аппарата, стоявшего на столике рядом с моим шезлонгом, и представила меня на расстоянии. Я заочно познакомился с Сином Сэндерсом, который поздравил меня с женитьбой и заверил в преданной дружбе, которую он, естественно, испытывал к мужу своей девочки. Энджи позвонила поочередно всем своим подругам, чтобы объявить им эту великую новость. Кэти взвизгнула и назвала меня скрытным человеком. Я попробовал отшутиться, сказав, что попал в любовные сети, полюбил внезапно.
— Ну, конечно! Энджи понравилась мне с самой первой нашей встречи.
— Все равно, — сказала Кэти, — Вы умеете правильно выбирать объект страсти! Но как вам удалось все это так быстро провернуть? Вы встречались тайно?
Я наплел красивые объяснения, Энджи издалека послала мне воздушный поцелуй. Я осмотрел территорию вокруг бассейна: пустые шезлонги, до удивления чистая вода, ни одного дохлого комара, ни единого листика в бассейне. А рядом со мной была эта блондинка, которая вдруг показалась мне крепкой телом, веселой, с развевавшимися на ветру волосами, игравшая плечами и рассказывавшая всем кому не лень о нашей будущей жизни.
После ужина при свечах мы стояли в салоне с бокалами коньяка и разглядывали картины, эту благородную мазню бесталанных художников. Я старался определить, какой тип мужчины ей нравится. Я ничего о ней не знал. Любила ли она до своего несчастья секс? Придется ли мне, когда она этого пожелает, доводить ее до оргазма? А если я физически не смогу этого сделать, будет ли она на меня сердиться? Я поцеловал ее в лоб: у меня была такая спортивная внешность, я был такой накачанный, такой уверенный в себе, что мог позволить себе такую братскую манеру поведения. Но при этом я сказал ей, что, согласно нашей договоренности, только она может назначить место и дату нашего первого любовного свидания.
Энджи ответила мне светским тоном:
— Да, дорогой. Не забывайте, что однажды мы можем полюбить друг друга.
Я захотел оставить последнее слово за собой:
— Я подчиняюсь установленным правилам, но продолжаю утверждать, что вы невыносимо желанны.
— Надеюсь на это, — ответила она — Было бы намного хуже, если бы вы связались с дурнушкой, не так ли?
Я не понимал юмор калифорнийского высшего света. Обычно я знал, когда улыбаться, но она постоянно сбивала меня с толку. Она выдумала эту историю любви наоборот, которая была столь необычной, сколь и неудобной. Как я смогу определить границу между веселыми словами и пошлостями?
В первый вечер я ушел в свою комнату и достал из чемодана триллер, купленный в парижском аэропорту Руасси. В самолете я прервался на восклицании героини, чья одежда была забрызгана кровью: «Что я сделала? Господи, что же я сделала?» Лежавший у ее ног парень уже не мог ответить. Я снова начал читать. Постель была шикарной, белье пахло солнцем. Примерно через час открылась дверь, и на пороге появилась Энджи.
— Я ничего вам не обещаю. Мне просто хотелось бы попробовать. Если я вас оттолкну, не сердитесь. Я пришла, чтобы успокоиться рядом с вами.
На ней была надета легкая ночная рубашка на двух тоненьких бретельках. Она казалась более худой и хрупкой, чем у бассейна. Застигнутый врасплох, удивленный, польщенный, я протянул ей руку:
— Добро пожаловать…
Она прижалась ко мне, как умная и благочестивая старшая сестра. Я боялся заснуть. Спустя некоторое время, показавшееся мне бесконечно долгим, она протянула руку к ночному столику и выключила свет. Я снял с себя пижаму, а она — ночную рубашку. Энджи отдавалась легко, но без страсти.
— Вы будете нежным? — спросила она меня голосом маленькой девочки.
— Я вовсе не дикий самец, который накидывается на свою жертву и кусает ее… — Но что она имела ввиду под словом «нежный»?
Я чувствовал запах духов, концентрата морской соли для ванн, полный набор рекламы гигиены современной женщина. Я овладел ею, полностью забыв о своем страхе. Если я смогу удовлетворить ее физически, у меня не будет больше проблем. Мы занимались любовью в напряженной тишине. Мое мужское достоинство затвердело при мысли о том, что за нами наблюдали похотливые старцы. Я овладевал ею на огромном столе, заваленном папками с бумагами, а в это время на крышу небоскреба готовился сесть вертолет. Благодаря этому образу я легко выдерживал ритм движений. Когда я скользнул вниз и приблизил голову к ее клитору, она оттолкнула меня.
17
Жерико Теодор (1791–1824) — французский живописец, создатель романтико-натуралистического направления французской живописи.