— Немногое. Думаю, тебе не в тягость делиться со мной оперативной сводкой по городу? А для начала хотелось бы иметь полную информацию по азербайджанской группировке и Европейско-Азиатской Корпорации, которую она страхует. И, кстати, не тешь себя иллюзией, что если я вдруг исчезну, или, к примеру, умру от несварения желудка, ты чего-нибудь этим добьешься. «Пирамида» найдет и тебя, и всех твоих родичей до девятого колена.

— Давай без запугиваний, Учетчик. Я все понял хорошо.

— Нет. Вижу, что недостаточно хорошо. Учетчика уже пора забыть. Отныне я для тебя — Монах.

ТОЙ ЖЕ МЕРОЙ

Скала Молчания

Хорошо помня, что подвержены скуке исключительно дураки и плебеи, свое нынешнее паскудное состояние я определил, как меланхолию. Звучит значительно благороднее, не ущемляя моего самолюбия.

Постарался разобраться в истоках столь странного спада настроения.

Для активизации мыслительного процесса решил провести данное интеллектуальное исследование в дружеском обществе пятизвездочной «Белой Лошади».

Пить по-черному — в одиночестве — признак деградации, но я легко успокоил себя мыслью, что мое питие всего лишь дегустация лучшего американского виски, направленная не на уход от действительности, а совсем наоборот — попытка проникновения в тайники подсознания, где и формируются человеческие настроения и кризисные состояния. А алкоголь или алкалоиды — тот волшебный «сим-сим», который без особого труда отпирает двери в святая святых этих загадочных тайников.

По крайней мере, это мое глубокое убеждение. Не зря же древние латиняне придумали изречение — ин вино веритас — истина в вине…

После третьей рюмки пришлось признать, что явных причин для меланхолии не обнаруживается. Объективно дела у меня катят в елочку. Фирма моя обросла дочерними предприятиями — кроме ночного стриптиз-клуба «У Мари», бара «Вспомни былое» и собачьего кладбища «Приют для друга» появились двухэтажная гостиница «Кент» на месте бывшего Дома колхозника и сеть распивочных стеклянных павильонов. Все заведения высокорентабельны. Правда, надо смотреть трезво — основной доход фирме все же приносят девочки Цыпы. Но он обладал редчайшим качеством — несмотря на крутые личные доходы, подбородок не задирал, а по-прежнему работал у меня шофером-телохранителем. Искренне восхищаюсь такими людьми без амбициозно-понтовитых завихрений. Но это так, к слову. Лирическое отступление.

Впрочем, нулевое настроение скорее всего объяснялось банально — «капуста» с периодичностью качания маятника вливалась в кассу бесперебойно, а главное — без малейших моих движений. Бизнес налажен от и до. Кайфуй да не смейся, ан нет, скука — меланхолия, то бишь, сковала мою энергичную натуру посильнее узкоизвестного ментовского изобретения — жестко самозатягивающихся стальных браслетов.

Мысли невольно побрели в философию: вопрос вопросов русского человека «что делать?». И даже круче — зачем вообще жить без острых ощущений, превращаясь в паразитирующего рантье?

Какие-то завиральные идеи нагло заползают в голову. Блажь.

Взглянул на настенный медико-астрологический календарь. Может, сегодня просто-напросто магнитные бури свирепствуют, сбивая людей с панталыку? Но нет, космос оказался совершенно не при делах.

«Белая Лошадь» обладала мощным энергетическим зарядом. Захотелось что-нибудь совершить. Не выудив из головы ничего стоящего, решил прошвырнуться по улицам родного Екатеринбурга — авось, что-то и подвернется. Оружие брать не стал. Ощущая под мышкой пистолет, невольно становишься агрессивно-настороженным, а мне хотелось просто спокойно побродить среди толпы, почувствовать себя таким же заурядно-приземленным, как они. Для разнообразия хотя бы.

Апрельское солнышко ласково уничтожало последние опорные пункты холода, стирая с лица земли уже редкие островки почерневшего снега. Жизнерадостно-беззаботное журчание ручейков по краям мостовой напомнили детство, когда я вырезал из сосновой коры крохотные лодочки и отправлял их в далекое романтичное плавание, наивно веря, что все ручейки обязательно впадают в море. Сейчас-то я понимаю, ни один кораблик желанной цели так и не достиг, не вырвавшись даже за пределы города. Реальность обычно жестока — слишком много непредвиденных заторов и катастроф на пути любой мечты.

В диссонанс с радостным ярким днем лица у прохожих были в большинстве своем хмурыми. Ну, тут все ясно — бешеный аллюр инфляции, беспредел и в политике, и в экономике, прогрессирующая безработица благотворно на самочувствии масс, безусловно, не сказываются.

На многих лицах застыла гримаса озлобленной замкнутости. Я даже на секунду усомнился — не в зоне ли вдруг снова очутился? Там у всех заключенных подобные физиономии.

Нет, мне срочно требуется допинг положительных эмоций, а то банальная скука может свободно перерасти в черную депрессию. Стыдно признаться, но, видимо, и мне в какой-то мере не чужды стадные настроения.

Незаметно для самого себя ноги принесли к родной пивнушке «Вспомни былое».

Контингент полуподвального помещения был обычный — представители всех возрастов мужского пола, но с одной, роднящей их, отличительной особенностью — синими от обилия татуировок кистями рук. По ним легко читалась нехитрая биография владельцев. Все-таки как обманчива внешность! Вон за столиком скромно примостился чистый божий одуванчик, которого смело можно приглашать в кино на роль деревенского священника. Но его левая клешня, испещренная наколками причудливых колец и перстней, перечеркивала благообразную наружность, засвечивая истинную натуру — матерого волчары. На пальцах красовались все режимы, начиная с «малолетки» и заканчивая «особым». Венчал эти уголовные премудрости крест в круге, означавший, что рецидивист сидел за разбойные нападения.

А вот беркутом навис над столом здоровенный мужик с жестокой мордой профессионального убийцы. Мой взгляд невольно ощупывал его пиджак в поисках оттопыривающегося пистолета. Пока не увидел руки. Даже разочаровался децал — это оказался обыкновенный баклан, судимый за хулиганку, то бишь.

Я устроился за боковым столиком. Он казался незанятым. Вдруг заметил торчавшую вровень со столешницей седую голову. Словно человек стоял на коленях, молясь одинокой пивной кружке. Заглянув под стол, понял, в чем дело — старик не являлся идолопоклонником, а был безногим калекой на низенькой самодельной каталке. На черном, видавшем виды пиджаке выделялась орденская колодка из цветного оргстекла.

— Тебе же неудобно, земляк, — сказал я, сам удивившись своей чувствительности. — Давай-ка посажу по-человечески.

Подхватив под мышки довольно тяжелое тело, усадил старика на стул. Тот, невнятно пробормотав слова благодарности, вновь уставился странно-пустым взглядом в свою кружку.

Кокетливо виляя увесистым задом, к нам подошла барменша Ксюша.

— Добрый день, Евгений Михайлович! — проворковала она, ставя передо мной пару кружек светлого пива. — Чешское. Ваше любимое.

— Ветерану то же самое организуй, — кивнул я на соседа по столику. — За счет заведения.

Старикан оказался гордым и пытался отказываться, но я решительно сжал его руку, с удовольствием отметив, что она свободна от лагерных печатей.

— Не возражай, земляк. Я по-дружески. Уважая, а не унижая. Пенсии-то, небось, только на вермишель и хватает?

— Это точно! — Старик как-то обмяк и перестал сверкать на меня выцветшими серо-стальными глазами. — Ладно. Можно выпить напоследок.

— Спешишь куда?

— Отбываю.

— Далеко?

— На Кавказ. Северный.

— Дак там же…

— Идет ликвидация бандформирований. Знаю! — Старик помрачнел и приложился к кружке, клацнув о край зубами.

— Встречать-то хоть будут?

— Друг у меня там. Я к нему в Грозный четыре раза ездил. Да и он сюда пару раз. Грецкие орехи привозил… Давлет для меня как сын иль брат младший. В сорок втором жизнь мне спас. Хотя и напрасно…

— Расскажи, земляк. Люблю про войну слушать. Давай-ка наркомовских хлопнем. — Я подозвал Ксюшу. — Организуй нам с товарищем майором водочки. И рыбки соленой.