– Поручик Тимашев. Послан начальником крепостной артиллерии, чтобы служить вам проводником. У нас здесь хозяйство сложное. Не ровен час заблудитесь.

– Предосторожность нелишняя, – сухо кивнул поручику Лихунов. – Я – капитан полевой артиллерии Лихунов. Принял дивизион лишь вчера ввиду кончины его прежнего командира, полковника Залесского.

Словно в подтверждение слов, его четыре канонира вынесли из вагона наскоро сколоченный ящик с телом Залесского. Поручик увидел, снял фуражку и со вздохом перекрестился, но тут же заулыбался:

– Ну, готовы пушкари ваши следовать за мной?

– Да, можно трогать, – взглянул на колонну Лихунов.

– Тогда за автомобилем двигайте. Мы медленно поедем. А знаете, капитан, там и для вас место найдется. Садитесь. Дорогой о крепости расскажу, о порядке размещения всего хозяйства вашего.

– Разве мы не на боевых позициях разместиться должны?

Поручик по-бабьи вяло махнул рукой:

– И-и-и! До позиций вам, я думаю, далеко! Так вы поедете со мной в «Грегуаре»?

Лихунов хотел было решительно отказаться, не желая подчеркивать свое особое положение по сравнению с другими офицерами дивизиона, но самолюбие вскипело: «Да что я, на самом деле! Разве не командир?» Он быстро подошел к колонне и отдал распоряжение следовать за автомобилем. Потом, уже сидя на стеганом кожаном сиденье рядом с поручиком, махнул рукой, давая знак к движению. Мотор ласково заурчал, и автомобиль мягко покатился по прибитой колесами дороге, ведшей к крепости.

– А где же второй дивизион вашей бригады? – почти без интереса спросил поручик, вальяжно облокотившись на блестящую кожу сиденья и доставая портсигар. Лихунов видел, что молодой человек очень ценит свое теперешнее положение, и ответил почти раздраженно:

– Кому, как не вашему начальству, знать о местонахождении второго дивизиона бригады. Созвонитесь с Верховным главнокомандующим, и он вам все расскажет.

– Так-то оно так, – согласился поручик, – но на фронте сейчас такой кавардак. В крепость ежедневно прибывают какие-то части, потом оказывается, что их здесь не ждали, отправляют обратно или пытаются связаться со штабом округа, чтобы упросить его высокопревосходительство оставить эти войска у нас. Сами понимаете, генерал Безелер уже совсем близко от наших передовых рубежей стоит, через несколько дней, надо думать, осада начнется, а Новогеоргиевск – ключ к Варшаве. Даже Алексеев, уж насколько ненавидит крепости, а боевые возможности и значение нашей фортеции ценит высоко. Да вы и сами увидите – она неприступна!

Лихунов усмехнулся:

– Человек еще не создал такой крепости, которую не смог бы взять другой человек. Если ваш Новогеоргиевск зажмут в кольцо – тогда всему конец.

Поручик самодовольно выпустил густое облачко дыма.

– Да, господин капитан. На юго-западном, похоже, дела обстояли действительно хуже некуда. На вас лежит печать какого-то уныния, вызванного неудачами. Не так разве?

Лихунова взорвало:

– Да! Так! Наверное, так! Да только вам бы самим побывать на карпатских передовых рубежах, когда ты со своей батареей стоишь целый день, по тебе молотят тяжелые австрийские гаубицы, а ты молчишь и едва не воешь от злости, потому что из своей полевой трехдюймовки до них дотянуться не можешь. А они взроют всю землю вокруг тебя «Марфутками», переколотят две трети орудий, людей и лошадей и потом посылают на нас свою пехоту, пьяную, а потому и безумно храбрую, которая после ада, что устроили их пушки, почти без труда добивает оставшихся в живых. А если и есть возможность нам до них гранатой дотянуться и ответить на их пальбу, то пяти-десяти снарядов на пушку тебе лишь на очень короткий и совсем нестрашный ответик хватит!

Лихунов замолчал, а поручик, понимающе повздыхав, сочувственно сказал:

– Разделяю ваше огорчение, капитан. Но где сейчас найдешь виноватого? Может, дело в том, что Сухомлинов, министр наш военный, еще до войны договор с американцами заключил на поставку снарядов, даже золотом аванс отсчитал. Янки же аванс-то забрали, а заводы свои переоборудовать не поспели, вот и не справились с заказом. Конечно, все дело в промышленности нашей слабой. Были б у нас заводы – были б и снаряды. Нет заводов – нет снарядов. Мы строим армию из мяса, а германцы из железа. Вот и вся причина.

Поручик, наверное, сильно довольный своей весомой, убедительной речью, уверенно посмотрел на Лихунова, а тот сказал:

– Возможно, вы и правы. Но расскажите-ка лучше о крепости своей неприступной, полезней будет.

Поручик рассмеялся:

– А что о ней рассказывать? На нее смотреть, смотреть надо! Любуйтесь! Вот уже и верки главной ограды видны. Смотрите!

За беседой с поручиком Лихунов и не заметил, как «Грегуар», миновав висленский мост, медленно катился мимо равелина, вынесенного далеко за пределы главной ограды крепости. Сама же крепостная стена по мере приближения к ней становилась все выше и выше, делалась все грозней и на самом деле начинала казаться неприступной. Поручик, как видно, гордившийся своей крепостью, с деланным равнодушием сказал:

– Здесь-то что! Старая постройка, кирпич, только усиленный бетоном, а вы бы новые видели, «Благословенство» или «Царский дар»! Вот это действительно пирамиды египетские. По десять футов одного бетона в стене, да еще обсыпка земляная!

Лихунов перебил говорящего:

– А вы, поручик, когда-нибудь воронки от фугасной бомбы, что немецкая сорокадвухсантиметровая мортира кидает, видели?

– Нет, признаться.

– А жаль. Это похоже на вход в преисподнюю.

– Таких пушек здесь не будет, – сердито буркнул поручик.

– Вам, что же, сам император Вильгельм об этом сообщил?

Штабной, как видно, совсем обиделся на Лихунова, надулся и отвернулся в сторону. Лихунов воспользовался этим, чтобы внимательней осмотреть стену главной ограды, которую со стороны ворот, куда правил автомобиль, удачно прикрывал широкий Нарев. Верки главной ограды действительно были прекрасно оснащены гнездами для орудий и пулеметов, бойницами для ружейного огня, наблюдательными пунктами.

– Вот вы еще не видели у нас ничего, а уже хаете, – обиженно сказал поручик, заскучав, как видно, без разговора. – Чего только нет в этой крепости для обороны долговременной. И паровая хлебопекарня, и мукомольня, водокачка своя, водяная башня. Еще магазины, госпитали, даже прачечная паровая есть. Еще рассказать? Пожалуйста! Голубиные станции имеются, сигнальные станции для змейковых аэростатов, свои речные минерные роты, отделение воздухоплавательное и даже флотилия речная на девятнадцать судов. Вам хватит?

– Хватит, пожалуй, – остановил словоохотливого штабиста Лихунов. – Вижу, его высокопревосходительство генерал-от-кавалерии Бобырь на славу постарался. О нем ведь и на Дальнем Востоке знают – я там большую часть службы провел. Формалист неисправимый ваш комендант. Говорят, что и леса за деревом не разглядит.

Поручик обиделся снова:

– Ну, это вы напрасно. Конечно, комендант порядок любит, но все в пределах разумного.

– Правда? – решил Лихунов позлить крепостного энтузиаста. – А не он ли нынешней весной, я слышал, едва ли не был арестован Верховным за то, что подверг аресту казака, ехавшего со срочными и важными донесениями, но по неведению привязавшего свою лошадь не по правилам?

Поручик смутился, то ли от стыда за своего начальника, то ли оттого, что ничего не знает об этом случае.

– Невероятная история, – снова буркнул он, и офицеры больше не разговаривали – крепостные ворота были совсем рядом.

Лихунов оглянулся. Колонна заметно поотстала, и у ворот, где дежурили жандармы и крепостные воинские чины, дивизиона пришлось дожидаться.

– Значит, так, – сухо, по-деловому сказал поручик. – Документы на пропуск я уже подал. В жандармском управлении крепости получите пропуска на каждого из ваших для свободного передвижения по крепости. Казармы я вам сейчас покажу. Орудия поставите в цейхгаузы, а лошадей в конюшни. Это все недалеко отсюда, за главной оградой. Для офицеров у нас имеются специальные домики. Снесетесь с квартирмейстером, и он определит. Повторяю, здесь все устроено для нормальной жизни гарнизона. Все.