индивидуальных компаний; с течением времени мои интересы значительно

отклонились в направлении макроэкономических вопросов. Это отчасти произошло

благодаря росту фонда, а отчасти — вследствие нестабильности

макроэкономического окружения. Например, до 1973 г. обменные курсы были

фиксированными; впоследствии они стали плодотворной областью для биржевой

игры.

В течение последних четырех-пяти лет у меня все более нарастало ощущение

нависшей финансовой катастрофы. Я чувствовал, что долгосрочный цикл роста

становится все более нестабильным и не поддающимся сохранению и что мы все

более приближаемся к периоду спада. Это убеждение стало одной из причин того,

что в 1981 г. мне пришлось отойти от активного управления фондом и сократить

общий риск потенциальных убытков. Мои интересы сместились от моего

собственного выживания к выживанию всей системы. Я провел исследование

проблемы международных задолженностей и опубликовал несколько работ на эту

тему. Я использовал ту же теоретическую систему, что и в своей инвестиционной

деятельности, и мои исследования не остались без вознаграждения. К сожалению,

чем сложнее система, тем больше в ней простора для ошибок. В своем анализе я

допустил несколько ошибок, которые уменьшили точность моих прогнозов; они

отрицательно сказывались и на результатах моей инвестиционной деятельности,

пока я не пересмотрел свои взгляды в процессе работы над этой книгой.

Чем успешнее я использовал свои идеи на финансовых рынках тем острее

становилось мое желание выразить их в теоретической форме. Я продолжал

лелеять идею о том, что концепция рефлексивности является важнейшим вкладом в

понимание мира, в котором мы живем. Я полагал, что предпочтения участников

являются ключом к пониманию всех исторических процессов, в которых действуют

мыслящие участники, точно так же как генетические мутации являются ключом к

пониманию биологической эволюции. Но удовлетворительная формулировка

теории рефлексивности по-прежнему ускользала от меня. Я всегда сталкивался с

трудностями, когда пытался определить, что же я имел в виду под "несовершенным

пониманием участников". Чтобы аккуратно определить степень искажения, нам

необходимо знать, какой была бы ситуация, если бы она не была искажена

восприятиями участников. К сожалению, это вряд ли возможно, поскольку

мышление участников является неотъемлемой частью ситуации, о которой они

должны размышлять. Неудивительно, что концепция рефлексивности должна

создавать огромные трудности; если бы с этой концепцией было проще работать,

экономисты и другие ученые — специалисты по общественным наукам не

затрачивали бы стольких усилий, чтобы изгнать ее из предмета своего

исследования.

Эта книга является заключительной попыткой изучить последствия

рефлексивности. Я попытался избежать трудностей, с которыми я сталкивался в

прошлом, используя противоположный подход к предмету. Вместо того, чтобы

увязать в трясине абстрактной теории, я собираюсь как можно больше внимания

уделить описанию результатов своих практических экспериментов. Я не могу

совсем исключить обсуждение абстрактных вопросов, но ограничил это одной

главой. Исследуя практические последствия, я начинаю с наиболее простых

случаев и постепенно продвигаюсь к более сложным. Случилось так, что этот

подход совпал с хронологическим порядком, в котором я на практике столкнулся с

рефлексивными процессами: сначала фондовый рынок, затем валютный рынок,

затем проблема международных задолженностей, и в заключение — то, что может

быть названо кредитным циклом.

Фондовый рынок предоставляет несколько примеров, наиболее четко отвечающих

модели подъем-спад; свободно плавающие обменные курсы валют позволяют мне

исследовать отчетливые волнообразные модели хода событий. Подъем и спад в

международных займах являются частью более сложного исторического процесса

расширения и последующего сокращения объемов кредитования. Этот процесс

положил начало конфигурации, которую я назвал "Рейгановским Имперским

Кругом". Эта конфигурация превалировала с момента возникновения

международного долгового кризиса в 1982 г. до первой половины 1985 г., но по

своей природе она была нестабильной. Как эта нестабильность может разрешиться

— один из основных вопросов, рассматриваемых в данной книге.

Экспериментальный подход принес неожиданные результаты. В процессе

написания этой книги я сделал два основных открытия: одно заключается в том,

что существует рефлексивая связь между кредитом и залогом; второе — в том, что

существует рефлексивное взаимоотношение между регулирующими органами и

экономикой, которую они регулируют.

Давно утвердилась точка зрения, гласящая, что денежные стоимости являются

пассивным отражением состояния дел в реальном мире. Классическая экономика

сосредоточивалась на реальном мире и пренебрегала проблемами, связанными с

деньгами и кредитом; даже Кейнс представил свою общую теорию в терминах

реального мира. Монетаристы стремились поставить взаимосвязи с ног на голову:

они утверждали, что можно контролировать инфляцию, контролируя рост объемов

денежной массы.

По-моему, все эти взгляды основаны на фундаментально неверных концепциях.

Денежные стоимости не являются простым отражением состояния дел в реальном

мире; оценивание является позитивным актом, который оказывает влияние на ход

событий. Денежные и реальные явления рефлексивным образом взаимосвязаны; то

есть они взаимно влияют друг на друга. Рефлексивные взаимоотношения

проявляют себя наиболее четко при использовании кредита или при

злоупотреблении им.

Займы основаны на оценке заимодавцем способности заемщика производить

выплаты по обслуживанию своего долга. Оценка залога считается независимой от

акта предоставления займа, но в действительности акт предоставления займа может

повлиять на стоимость залога. Это верно и в конкретных случаях, и для экономики

в целом. Рост кредитования стимулирует экономику и увеличивает стоимость

залогового обеспечения; выплаты и сокращение объемов кредитования оказывают

депрессивное влияние как на экономику, так и на оценку залогового обеспечения.

Связь между кредитом и экономической деятельностью вовсе не является

постоянной — например, результаты предоставления кредита на строительство

новой фабрики в значительной степени отличны от последствий выделения кредита

для выкупа контрольного пакета акций с использованием привлеченных средств.

Это затрудняет количественное выражение взаимосвязи между кредитом и

экономической деятельностью. Тем не менее было бы ошибочным ее игнорировать.

Монетаристская школа поступила именно так, и последствия были ужасающими.

Рефлексивное взаимодействие между актом предоставления займа и оценкой залога

привело меня к постулированию схемы в которой за периодом постепенного,

медленно набирающего скорость роста кредитования следует короткий период

резкого сокращения кредита — классическая последовательность подъем-спад. Но

спад является сжатым во времени, поскольку попытки ликвидировать займы

вызывают схлопывание стоимости залог».

Через всю экономическую историю красной нитью проходят подъемы и спады. Тем

не менее концепция кредитного цикла является слишком упрощенной для

объяснения хода событий. Прежде всего, связь между кредитом и экономической

активностью является слишком нечеткой и изменчивой, чтобы позволить создать

регулярную ее модель. С другой стороны, последовательность событий сильно

усложняется под влиянием экономической политики. Периодические спады