— Скальные упыри атакуют. Мы должны посадить шар на землю и защищаться. Они…
Больше Лира ничего не услышала, потому что воздух прорезал внезапный резкий грохот. Дно гондолы встало на дыбы, люди и инструменты попадали набок. Затем мощнейший удар швырнул Лиру, Роджера и Ли в тот угол корзины, где лежал панцирь Йорека. Встряска была такой чудовищной, что все трое едва не вылетели за борт, и только могучие лапы панцербьорна не дали им упасть вниз. Серафина Пеккала исчезла. Кругом стоял невообразимый гвалт, все тонуло в пронзительных воплях скальных упырей. С шумом рассекая крыльями воздух, они метались у Лиры перед лицом, и она задыхалась от омерзительного смрада.
Еще один резкий рывок вновь швырнул всех троих на дно гондолы, и внезапно корзина с бешеной скоростью полетела вниз, непрерывно при этом вращаясь, словно волчок. Лире показалось, что стропы шара лопнули, и теперь они камнем падают с огромной высоты, где их уже ничто не удерживает. Страшные толчки и удары следовали один за другим, гондолу швыряло из стороны в сторону, словно она билась и билась о скальные уступы.
Последнее, что видела Лира, было перекошенное лицо Ли Скорсби, который в упор целился из дальноствольного пистолета прямо в ощеренную морду упыря. Девочка в ужасе зажмурилась и, не помня себя от страха, вцепилась обеими руками в густой мех Йорека. Крики, вопли, вой и свист ветра, скрип гондолы, похожий на стон бьющегося в агонии зверя, — все смешалось в чудовищную какофонию, хаос звуков, все нараставший и нараставший.
И тут корзину потряс самый страшный удар. Лирины пальцы разжались, ее вышвырнуло вон, как пробку из бутылки, и закрутило так, что она уже не соображала, где верх, где низ. Казалось, легкие ее сплющились и в них вообще не осталось воздуха. Все лицо, рот, глаза залепила какая-то белая крупа, холодная, острая, колючая…
Это был снег. Ее воткнуло головой в сугроб. После всего пережитого девочка никак не могла прийти в себя. Несколько секунд она лежала не двигаясь, потом попыталась пошевелить губами, языком и выплюнуть снег, потом все так же, едва дыша, начала тихонько дуть перед собой, чтобы образовалось пространство для воздуха и можно было вздохнуть.
Казалось, она ничего себе не повредила, нет. Просто впервые почувствовала, что означают слова “бездыханное тело”. Мало-помалу Лира начала оживать: попробовала пошевелить одной рукой, потом другой, потом ногами, а потом и шеей. Наконец она попыталась поднять голову.
Ей мало что удалось увидеть, мешал облепивший лицо снег. С трудом выпростав руку, словно она весила по меньшей мере тонну, Лира кое-как протерла глаза и заморгала. Все вокруг было серым: дымчато-серым, графитовым, грязно-серым, почти черным, и по этому серому царству призрачными тенями бродили седые сгустки тумана.
Мертвая тишина стояла в этом мире, только откуда-то сверху доносились приглушенные крики скальных упырей, да где-то далеко бились о берег могучие морские волны.
— Йо-о-о-рек! — отчаянно звала девочка. Голос ее был слаб и предательски дрожал. — Йо-о-о-рек! Где ты?
Ответом ей была тишина.
— Ро-о-оджер! — позвала она снова. И вновь ни слова в ответ.
Здесь, в этом сером царстве, Лира была совсем одна. Ну уж дудки, как это “одна”? А верный Пантелеймон, ее товарищ по несчастью, мышонком выскользнувший из рукава шубы?
— Я проверил, как там веритометр, — сказал он, — все в порядке. Ничего не разбилось.
— Пан, — тихонько сказала девочка, — мы потерялись. Ты видел этих упырей? Видел, как Ли Скорсби в них палил? А если кто-нибудь из них спустится на землю и…
— Вот что, — твердо произнес Пан, — надо попытаться найти гондолу. А вдруг…
— Только давай больше не кричать, хорошо? — испуганно пискнула Лира. — Зря я кричала. Все равно никто не отозвался, а вдруг эти услышали. Господи, знать бы, где мы.
— Нет уж, — отрезал Пан, — лучше ничего не знать. Может, мы на дне ущелья, из которого нам не выбраться, а скальные упыри сидят наверху и ждут, когда туман рассеется. Тебе легче будет, если ты узнаешь?
Лира еще пару минут полежала, собираясь с силами, а потом принялась шарить вокруг себя руками. Оказалось, что она угодила в расселину между двумя обледеневшими скалами. Судя по шуму прибоя, где-то в пятидесяти метрах было море. Сверху по-прежнему доносились вопли скальных упырей, но теперь они звучали чуть глуше. В этой мутной серой мгле девочка едва могла разглядеть собственные пальцы, и даже филин-Пантелеймон, с его зоркими глазами, подмогой ей был никудышной. Медленно, ощупью, оскальзываясь и спотыкаясь на острых камнях, Лира начала двигаться прочь от берега, но вокруг не было ничего, кроме скалистых утесов да снега. Никаких следов падения воздушного шара ей обнаружить не удалось.
— Как же так? — растерянно шептала девочка. — Не могли же они сквозь землю провалиться?
Пантелеймон, обернувшись диким котом, осторожно прокрался чуть вперед и наткнулся на четыре мешка с песком. При падении мешки лопнули, часть песка высыпалась и уже успела вмерзнуть в снег.
— Это балласт, — кивнула Лира. — Он, наверное, пытался сделать так, чтоб шар поднялся, вот и сбросил его, а сам…
Она не договорила и судорожно сглотнула. Что-то мешало ей дышать: не то ком в горле, не то ужас, ворочавшийся в груди, не то оба вместе.
— Пан, миленький, мне страшно, — выдохнула девочка. — Господи, сделай так, чтоб они были живы!
Пантелеймон мышонком скользнул ей по рукаву шубы, юркнул внутрь капюшона и притаился там. Внезапно Лира услышала какой-то шорох или царапанье и рывком обернулась на звук.
— Йорек!
Голос ее упал, и слово словно бы примерзло к губам. Перед ней стоял не Йорек, а незнакомый медведь в сверкающем панцире, покрытом серебристой изморозью. Блестящий шлем его был увенчан пышным султаном. Он стоял не двигаясь в какой-нибудь паре шагов от Лиры, и в этот момент она с поразительной отчетливостью поняла, что конец неотвратим.
Панцербьорн вскинул голову и зарычал. Эхо прокатилось по скалистым утесам, и с неба ему ответили омерзительные вопли.. А из туманной мглы тем временем выступил еще один панцирный медведь, а за ним еще один. Лира приросла к своему месту, стиснув руки в кулачки.