Кристен Симмонс

Точка преломления

Глава 1

Гостиница "Веланд" находилась в трущобах западной части Ноксвилла. После Войны это место нагноилось, жужжало мухами, что размножались в забившейся канализации, и пахло грязной речной водой и затхлостью, который приносил сюда полуденный ветер. Это было место, которое влекло тех, кто благоденствовал в тенях. Тех, кого было совсем не просто найти.

Кирпичные стены мотеля, оплетенные сухим плющом и покрытые черными пятнами плесени, ничем не отличались от других заколоченных офисных зданий этой улицы. Если вода и текла из кранов, то она была ледяной, а в плинтусах зияли дыры мышиных нор. На каждом этаже было только по одной ванной комнате. Иногда они работали.

Это было идеальное место для штаба сопротивления: расположенное у всех на виду здание, настолько прогнившее, что солдаты не приближались к нему и оставались в своих патрульных машинах.

Перед рассветом, который возвещал включение электроснабжения, мы собрались у кладовой, чтобы получить от Уоллиса приказы. Ночные дежурные все еще патрулировали здание по периметру, а те, кто нес вахту на основных точках — выходах на лестницу и на крышу, а также прослушивал радиосообщения, — ожидали смены. Скоро закончится комендантский час, и эти люди были голодны.

Я оставалась у стены, позволяя тем, кто здесь уже давно, занять передние ряды. Холл заполнился быстро: опоздавшим Уоллис давал весьма незавидные поручения. Дверь в кладовую была открыта, и хоть со своего места мне не был виден наш лидер, но в свете свечей его силуэт отбрасывал искаженную тень на стену склада.

Уоллис разговаривал с кем-то по рации; пока он ждал ответа, помещение наполняло тихое потрескивание. Я предположила, что на связи могла быть команда, которой два дня назад он дал особое поручение. Команда состояла из Кары, единственной, кроме меня, девушки в мотеле "Веланд", и троих крупных ребят, которых вышвырнули из Федерального бюро реформации, или Милиции нравов (так мы называли солдат, которые захватили власть после Войны). Любопытство заставило меня наклониться в сторону звука, но я не стала приближаться. Чем больше ты знаешь, тем больше от тебя может узнать МН.

— Будьте осторожны. — Я узнала голос Уоллиса, но не тревогу, которая в нем сочилась. Я никогда не слышала, чтобы он смягчался в присутствии остальных.

Шон Бэнкс, мой бывший охранник из Женского исправительного и реабилитационного центра, запинаясь, вышел из своей комнаты, на ходу натягивая рубашку. "Слишком худой", — отметила я, но хорошо, что он хоть немного поспал — его голубые глаза стали более спокойными, не такими напряженными. Растирая следы от подушки на лице, он занял место у стены рядом со мной.

— Всегда, красавчик, — приглушенно ответил голос Кары, а затем рация затихла.

— Красавчик? — повторил ушедший в самоволку солдат по имени Хьюстон. Его длинные рыжие волосы были зачесаны назад, подобно хвосту петуха. — Красавчик?

— Меня звали? — Рядом с Хьюстоном появился Линкольн, чьи веснушки на впалых щеках были похожи на крапинки черной краски. Эти двое вместе вступили в сопротивление в прошлом году, и я ни разу не видела одного без второго.

Из-за угла показался Уоллис, и разговоры стихли. Лидеру сопротивления не помешало бы принять душ: его подернутые сединой волосы до плеч засалились и сбились в космы, а кожа лица была натянутой от усталости, но даже при бледном желтоватом освещении было очевидно, что его уши порозовели. Один строгий взгляд — и Хьюстон отступил назад к Линкольну.

Я приподняла брови. Уоллис казался слишком старым для Кары. Ей было двадцать два, а ему, возможно, в два раза больше. Кроме того, он был женат на Идее. Всё остальное и все остальные отходили на второй план.

"Это не мое дело", — напомнила я себе.

В узком коридоре сгрудилось одиннадцать мужчин, которые ждали инструкций. Не все они в прошлом служили; некоторые просто не соответствовали требованиям Статута, как я. У всех нас имелись причины быть здесь.

Мое сердце подпрыгнуло в груди, когда Хьюстон сдвинулся в сторону, а из-за него показался Чейз Дженнингс, который стоял, прислонившись к противоположной стене в десяти футах дальше по коридору. Он глубоко засунул руки в карманы джинсов, а через дыры серого потрепанного свитера проглядывала белая нижняя рубаха. Лишь немногое напоминало о его заключении на базе МН: темный полумесяц под глазом и тонкая полоска шрама на переносице. Только что закончилась его ночная смена по обеспечению безопасности периметра базы. Я не видела, как он вошел.

Когда он заметил меня, уголок его губ слегка приподнялся.

Когда я поняла, что мое лицо приобрело то же выражение, я опустила взгляд.

— Хорошо, а теперь тишина, — начал Уоллис, голос которого снова стал грубоватым. Он помедлил, постукивая сейчас молчаливой рацией по своей ноге. Я вскользь заметила черную татуировку, что обвивала его предплечье под изношенным рукавом.

— Что произошло? — спросил Риггинс, который подозревал всех и вся. Он сплел пальцы на макушке своей головы в форме цилиндра, будто ожидал, что в любой миг на нас мог рухнуть потолок.

— Прошлым вечером половина Площади не получила пищи. — Уоллис нахмурился еще больше. — Похоже, наши синие друзья ее удерживают.

Жалость была бесполезна. Большинство из нас сразу предавались ярости. Все мы знали, что у МН была еда — наши разведчики засекли, как еще два грузовика с провизией Horizons (единственного одобренного правительством поставщика) въехали вчера на базу.

Хьюстон вмешался:

— Если они хотят подчинить себе город, то удача не на их стороне. Палаточный городок умрет с голоду первым. Людям больше некуда идти.

Он был прав. Когда крупные города были разрушены или эвакуированы во время Войны, люди в поисках еды и укрытия переселились в глубинку, в места вроде Ноксвилла или моего родного города, Луисвилля. Там им был доступен лишь самый минимум: бесплатные столовые и приюты для бродяг, вроде палаточного городка, который занимал здесь северную часть городской площади.

— Спасибо, Хьюстон, — сказал Уоллис. — Думаю, в этом и вся задумка.

Я содрогнулась. Мы с Чейзом не покидали гостиницы с того времени, как присоединились к сопротивлению, что было почти месяц назад. Едва ли это было возможно, но город стал казаться нам еще более мрачным, чем когда мы видели его в последний раз.

— Далее, — продолжил Уоллис. — Билли перехватил вчера радиосигнал, где говорилось о предстоящей вербовке на Площади. Мы не знаем, когда это произойдет, но я считаю, что скоро. Добровольцам будут предлагать бонусы.

— Мне бонуса не досталось, — прошептал кто-то.

— Продовольствие, придурок, — пробормотал Шон.

В коридоре раздался общий вздох. Солдаты будут обещать еду, чтобы завербовать других. За неделю они соберут целую армию.

— И разумеется прощение нарушителям Статута. — Уоллис цинично ухмыльнулся. Последовали стоны.

Сейчас трудно было найти работу. Те предприятия, которые все еще функционировали, проверяли анкетные данные. Это значило, что претенденты на место должны были соответствовать требованиям Статута о морали — списку норм, который ограничивал права женщин, провозглашал "полноценную" семью и запрещал разводы, выступления против правительства и разумеется рождение внебрачных детей, кем я и являлась. Таковой всегда была одна из главных стратегий МН при вербовке. Мужчины, которые не могли найти работу, все же могли послужить своей стране. И солдатам платили, даже если перед этим им приходилось продать душу.

— Что мы будем с этим делать? — спросил Линкольн.

— Ничего, — ответил Риггинс. — Если мы вмешаемся во что-то вроде этого, весь город обыщут, но найдут нас.

Я выпрямилась, представляя, как МН устраивает облаву на "Веланд". По сведениям военных мы с Чейзом были мертвы, "отработаны" в камерах предварительного содержания на базе. Я позаботилась об этом перед нашим побегом. Мы не хотели, чтобы у солдат появились причины думать по-другому.