— Ты должен вести нас, Аарон.

— Скажи нам, что делать.

— Мы не можем остаться здесь навсегда и ждать старика, который поди уже умер.

— Сделай нам богов, которые могли бы вести нас!

Аарон обернулся, но сзади людей было еще больше. Он посмотрел им в глаза. Все говорили одновременно, кричали, толкались. Кто-то грозил кулаком. Он ощущал жар их зловонного дыхания, силу их страха, накал их ярости.

«Дай им что-нибудь — надо занять их чем-то!» — он вспомнил слова Мариам. Дать им что-нибудь, чем их занять!

— Хорошо! — Аарон отошел в сторону, желая быть на некотором расстоянии от толпы. Как же ему хотелось быть сейчас на вершине горы! Лучше уж умереть в пламени Господа, чем жить здесь, внизу, на этой пыльной равнине среди подобного сброда. Он ненавидел, когда его толкали и теснили. Ненавидел их жалобы и ропот. Ненавидел бесконечное нытье. — Хорошо!

Они умолкли, и он почувствовал облегчение, а потом и гордость. Они его слушали, придвигаясь ближе, рассчитывая, что он поведет их. Дать им что-то, чем заняться.

«Да, я дам им, чем заняться».

— Снимите золотые серьги с ваших жен, сыновей и дочерей, — он не станет просить мужчин снять их украшения. — Принесите их мне.

Они тут же бросились выполнять его повеление. Он облегченно выдохнул и пошел в свой шатер. Мариам стояла в замешательстве, вздрагивая от волнения.

— Аарон, что ты делаешь?

— Даю им, чем заняться!

— А чем ты их займешь?

Не отвечая на ее вопрос, Аарон взял корзины, опустошил их и выставил у своего шатра. Люди приносили украшения. Скоро корзины были переполнены. Каждый, будь то мужчина или женщина, мальчик или девочка, принес пару золотых серег. Это сделал каждый в стане — даже Мариам, его сыновья и невестки.

«А что теперь?»

Аарон развел костер и расплавил серьги — золото, которое Господь дал им руками египтян. «Нужно сделать что-то, олицетворяющее Бога всей Вселенной. Каким он должен быть?» Аарон взглянул на гору. Там, наверху, Моисей смотрел на Бога. А с ним Иисус Навин.

Аарон сделал форму и перелил в нее расплавленное золото. Со слезами негодования, он стал отливать тельца: изделие получалось уродливое, грубой работы. Без сомнения, как только люди посмотрят на это жалкое подобие бога, а затем на гору, где все еще сияет слава Господа… Они тотчас поймут разницу между египетскими статуями ложных богов и живым Богом, которого невозможно показать с помощью человеческих рук. Как они не понимают этого?

— Израиль, вот твои боги! — выкрикивали старейшины. — Эти боги вывели вас из Египта!

Аарон посмотрел на величественный огонь, который все еще пылал на горе Синай, и его бросило в дрожь. Видит ли Бог все это, или Он слишком занят беседой с Моисеем? Знает ли Господь о том, что происходит здесь, внизу? «Не поклоняйтесь другим богам кроме Меня».

Аарона сковал ужас. Он стал искать себе оправдания. Старался найти разумное объяснение, почему ему пришлось отлить идола. Ведь Бог давал народу то, о чем они просили Его, а потом наказывал их? Разве не то же сделал Аарон? Они потребовали воды. Бог дал им воду. Они потребовали пищи. Бог дал пищу. И каждый раз за этим следовало наказание.

Наказание.

Холодок пробежал по телу Аарона.

Люди поклонялись золотому тельцу, забыв об облаке и столпе огня. Неужели они так привыкли это видеть, что уже не замечали ни огня, ни облака? Они что-то монотонно говорили, напевали, склоняясь перед золотым тельцом, который не мог ни слышать, ни видеть, ни думать. Один только Аарон смотрел вверх; никто другой туда даже не взглянул.

Ничего не произошло. Облако над ними продолжало давать прохладу, огонь по-прежнему пылал на вершине.

Аарон перевел взгляд на толпу.

Прошел час, затем другой. Они уже устали кланяться. Один за другим люди поднимались с колен и смотрели на Аарона. В угрожающем гуле их голосов Аарон почувствовал приближающуюся бурю.

Перед тельцом он соорудил жертвенник из неотесанных камней, как того требовал Господь, — такой же, как у подножия горы.

— Завтра будет праздник Господу! — объявил он.

Он напомнит им о манне, данной Богом. К утру они отдохнут, успокоятся. Утро вечера мудренее.

Смеясь и хлопая в ладоши, люди разбрелись и, словно малые дети, с нескрываемой радостью стали готовиться к торжеству. Даже его сыновья и невестки с нетерпением ждали завтрашнего дня, доставая пышные египетские наряды.

Как только горизонт на востоке озарился солнечными лучами, старейшины принесли всесожжения и мирные жертвы золотому тельцу. Когда эти формальности были закончены, народ приступил к пиршеству. Не обращая внимания на манну, неслышно сыпавшуюся с небес, они закалывали и жарили ягнят и коз. Они не пили воду, которая все так же текла из скалы. Вместо этого они жадно глотали забродившее молоко. Те, у кого были арфы и лиры, играли египетские мелодии.

Объевшиеся и пьяные, люди пускались в пляс. Чем ближе к закату, тем более шумным становилось празднество; раздавались громкие и хриплые голоса. То и дело завязывались драки. Вокруг дерущихся собирались зрители, смеясь, они смотрели на кровопролитие. Молодые женщины с дразнящим смехом делали вид, что убегают от преследовавших их парней.

Аарон вошел в свой шатер с пылающим от стыда лицом. Его младшие сыновья Елеазар и Ифамар сидели в суровом молчании, а Мариам, невестки и внуки, зажимая уши руками, собрались в дальнем углу шатра.

— Это не то, что я хотел. Вы же знаете, что это так! — опустив голову, Аарон сел, скорбный и подавленный, прислушиваясь к воплям толпы.

— Аарон, ты должен как-то остановить это, сделать что-нибудь.

— Вначале это была твоя идея.

— Моя идея?! Это не то, что я… — она поджала губы.

Аарон закрыл лицо. Все вышло из-под контроля. Пиршество становилось все более диким и разнузданным. Если попытаться остановить народ сейчас, они убьют его и ничего не изменится.

Люди развлекались, где хотели и как хотели. Такого шумного веселья не было даже тогда, когда их миновал ангел смерти и они вышли из Египта. Как с ними поступать теперь — это уже дело Господа. Если Господь вообще о них помнит…

Он услышал низкий, рокочущий звук и похолодел. У него перехватило дыхание, и, только почувствовав боль в легких, он медленно выдохнул. Руки дрожали.

В шатер, покачиваясь, с полупустыми бурдюками в руках, вошли Надав и Авиуд.

— Почему вы здесь? Там, в стане, такой пир!

Издалека донесся скорбный мужской крик, который усиливался, подхваченный эхом.

Аарон почувствовал, как по телу пробежал холодок.

— Моисей! — Он откинул полог шатра и выбежал наружу. Он чувствовал невероятное облегчение. Его брат жив! — «Моисей!» Проталкиваясь сквозь толпу веселящихся мужчин и женщин, он бежал к подножию горы, спеша скорее встретить брата. Теперь все будет хорошо. Моисей будет знать, что надо делать.

Приблизившись к горе, Аарон увидел брата, стоящего на тропе на склоне. Он громко взывал к Господу, запрокинув голову. Аарон остановился. Оглянувшись назад, он увидел распутство, бесстыдное буйство греха. Когда он снова посмотрел вверх, ему захотелось убежать обратно, спрятаться в шатре. Хотелось посыпать голову пеплом. Он прекрасно понимал, что за картина открылась взору Моисея, стоявшего на склоне горы.

И Бог тоже мог это видеть.

С гневным воплем его брат поднял над головой две каменные скрижали и отбросил от себя с силой и яростью. Аарон мгновенно отпрянул, испугавшись, что Господь даст Моисею силу размозжить ему голову этими тяжелыми пластинами из камня. Но скрижали упали на землю и разлетелись вдребезги, осыпав Аарона осколками камня и облаком пыли. Потрясенный потерей, он закрыл лицо руками.

Люди разбегались, началась паника и неразбериха. Одни заметались в страхе, другие застыли в замешательстве, гудели голоса, раздавались крики. Некоторые были слишком пьяны или так увлечены пиршеством, что не слышали и не замечали Божьего пророка. У кого-то даже хватило наглости выкрикивать Моисею слова приветствия и приглашать разделить всеобщий праздник.