таившиеся в этой богатой натуре. Жизнь Лермонтова,

до сей поры еще никем не рассказанная, известна нам

лишь весьма поверхностно, а между тем она изобилует

фактами, говорящими в пользу поэта красноречивее

всех дружеских панегириков. Лермонтов умел быть сме­

лым в то время, когда прямая и смелая речь вела к ве­

ликим б е д а м , — он заявил свою преданность русской

музе в ту пору, когда эта муза могла лишь подвергать

322

своих поклонников гонению и осуждению света. Когда

погиб Пушкин, перенесший столько неотразимых обид

от общества, еще не дозревшего до его п о н и м а н и я , —

мальчик Лермонтов в жгучем, поэтическом ямбе первый

оплакал поэта, первый кинул железный стих в лицо тем,

которые ругались над памятью великого человека. Не­

милость и изгнание, последовавшие за первым подви­

гом поэта, Лермонтов, едва вышедший из детства, вы­

нес так, как переносятся житейские невзгоды людьми

железного характера, предназначенными на борьбу

и владычество. Вместо того чтоб тосковать в чужом крае

и тосковать о столичной жизни, так привлекательной

в его л е т а , — он привязался к Кавказу, сердцем отдава­

ясь практической жизни, и мало того что приготовил

себя самого к разумной военной д е я т е л ь н о с т и , — но

с помощью своего великого дарования сделал для Кав­

каза то, что для России было сделано Пушкиным. Когда

быстрая и ранняя литературная слава озарила голову

кавказского изгнанника, наш поэт принял ее так, как

принимают славу писатели, завоевавшие ее десятками

трудовых годов и подготовленные к знаменитости.

Вспомним, что Байрон, идол юноши Лермонтова, возил­

ся со своей известностью как мальчик, обходился со

своими сверстниками как турецкий паша, имел сотни

литературных ссор и вдобавок еще почти стыдился

звания литератора. Ничего подобного не позволил себе

Лермонтов даже в ту пору, когда вся грамотная Россия

повторяла его имя. Для этого насмешливого и каприз­

ного офицера, еще так недавно отличавшегося на юнкер­

ских попойках или кавалерийских маневрах под Крас­

ным Селом, мир искусства был святыней и цитаделью,

куда не давалось доступа ничему недостойному. Гордо,

стыдливо и благородно совершил он свой краткий путь

среди деятелей русской литературы, которая, нечего

скрывать, в то время представляла много искушений

и много путей к дурному. События последнего, самого

великого, самого плодовитого года в жизни знаменитого

юноши почти неизвестны. Как человек, Лермонтов,

может быть, в эту пору был незамечателен, а временами

и г р е ш е н , — но как поэт, он, видимо, переживал эпоху

необыкновенную (и, по всей вероятности, имевшую

влияние на его характер). Он зрел с каждым новым

произведением, он что-то чудное носил под своим серд­

цем, как мать носит ребенка, мотивы невыразимой,

подавляющей скорби вырывались у его музы и смеши-

323

М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников _153.jpg

вались с другими восторженно-сладкими звуками. Опыт

веков, история литературы всех народов показывают

с ясностью, что природа никогда не тратит сил своих

по-пустому, не дает писателю, предназначенному на

скромную д е я т е л ь н о с т ь , — языка и замашек поэта

великого. А в 1841 году, за самое короткое время от

преждевременной смерти, Лермонтов показал нам все

частные особенности поэта истинно великого. Лорд

Байрон с гордостью подписал бы свое имя под иными

строфами «Сказки для детей», самые возвышенные из

песен Гейне не имели в себе столько силы и грусти, как

многие из предсмертных песен русского двадцатишести­

летнего писателя. Общеевропейская, общечеловеческая

физиономия поэта Лермонтова еще не успела выска­

заться, определиться с ясностью, но все признаки и за­

датки мирового поэта тут были — начиная с формы

стиха, до сих пор недосягаемой по совершенству, до

удивительного проникновения в жизнь природы, выра­

зившегося множеством картин, мастерства первоклас­

сного.

Не говорим уже о разнообразии и всесторонности

последних пьес Лермонтова, о глубине мысли, прони­

кавшей многие из них, о богатырских порывах к недо­

сягаемому миру, какими они наполнены.

Да, тысяча восемьсот сорок первый год — послед­

ний год в жизни поэта нашего — есть истинное чудо

в своем роде, и лучшее право Лермонтова на наше во­

сторженное сочувствие. Просмотрите со вниманием

оглавление книжки, изданной г-м Дудышкиным 1, и вы

убедитесь в справедливости слов наших. И до этого

года поэт был первенствующим деятелем в нашей ли­

т е р а т у р е , — вся его заслуженная слава была основана

на творениях предыдущих годов (особенно на «Герое

нашего времени»), но потрудитесь взглянуть на список

стихотворений, относящихся к последнему году жизни

Л е р м о н т о в а , — и вы увидите, что почти все написанное

им прежде, за исключением трех или четырех стихотво­

рений *, и «Герой нашего времени», в свое время сводив-

* Замечательна правильная прогрессивность в развитии таланта

Лермонтова. У него нет блистательных начинаний, за которыми сле­

дуют периоды вялости, бездействия или слабого творчества. Чем

ближе к 1841 году, тем более силы и гениальных задатков. Мы ви­

дим только один перерыв, в 1838 году, но этот год был очень хло­

потливым по служебным делам Лермонтова, и сверх того, в этом

году задуман им «Герой нашего времени». ( Примеч. А. В. Дружинина.)

324

ший с ума читающую Р о с с и ю , — все померкнет перед

творчеством означенного года. В числе тридцати шести

стихотворений, принадлежащих к 1841 году, есть три

или четыре заимствованных, даже слабых («Вид гор из

степей Козлова», «Кинжал»), но если мы исключим их

без сожаления, все-таки количество вещей, написанных

в 1841 году, будет равно всему, что было прежде напи­

сано Лермонтовым 2. О внутреннем же достоинстве

и говорить нечего. Много поэтов в мире погибало раньше

срока — все славнейшие деятели русской поэзии сошли

в могилу, не исполнив и половины того, на что их со­

отечественники могли р а с с ч и т ы в а т ь , — но никогда еще

судьба не поступала так жестоко с надеждами, ею же

возбужденными, никогда она так безвременно не похи­

щала существа, в такой степени украшенного присут­

ствием гения. Последний, загадочный год в жизни Лер­

монтова, весь исполненный д е я т е л ь н о с т и , — сокровище

для внимательного ценителя, всегда имеющего наклон­

ность заглядывать в «лабораторию гения», напряженно

следить за развитием каждой великой силы в мире

искусства. Тут на всяком шагу виден новый порыв

в сокровеннейшие тайники т в о р ч е с т в а , — новый шаг

к той неразгаданной грани, которая отделяет деятелей

гениальных от деятелей высокоталантливых. И вот,

кажется, грань перейдена, вот будто послышались не­

бывалые звуки, от которых забьются сердца миллионов

людей... все пророчит победу, кажется, одна только

минута отделяет нас от новой силы и нового с л о в а , —

и вдруг все становится мрачно, все ожидания падают,

как здание, выстроенное на песке. Безвременная насиль­

ственная смерть заканчивает всю эту великолепную

картину, невольная злоба наполняет душу н а ш у , — зло­

ба на общество, не сумевшее оградить своего певца,

злоба на презренные орудия его гибели, злоба на мер­

завцев, осмелившихся ей радоваться или холодно встре­

чать весть, скорбную для отечества. И только после

долгого озлобления, после долгих уверений самого себя