– У меня нет настроения вести себя компанейски, – сказала Дэни. – Не в столь ранний час. Благодарю вас за помощь. И за халат. Я его верну.

– Я надеюсь, – сказал мистер Холден. – С ним связаны кое-какие сентиментальные ассоциации. Скажи-ка, пожалуйста, наверно, я в несколько лучшем состоянии, чем я даже думал. «Сентиментальные ассоциации». Неплохо. Совсем неплохо. Этот халат – подарок от Эльф. Вот эту блестящую великолепную монограмму она вышила своими собственными руками – это она так сказала. Но можете не верить ни одному ее слову. В этой девушке нет ни грамма правды. Между нами говоря, солнышко…

Дверь захлопнулась с решительным стуком, и он остался один.

– И никакой благодарности, – печально сказал мистер Холден, обращаясь к Асбестосу. – Вот в чем недостаток женской натуры. Никакой – чертовой – благодарности!

Глава 2

Коридор был таким же молчаливым и пустынным, да и весь отель все еще выглядел спящим: факт, который глубоко обрадовал Дэни. Она сунула ключ в замочную скважину, открыла дверь и… остановилась в полном ошеломлении, широко раскрыв глаза.

Комната выглядела так, словно по ней прошел ураган. Ящики были выдвинуты, а их содержимое выброшено на пол, чемоданы были выпотрошены и лежали раскрытыми, а ковер был усыпан бумажными носовыми платками, картонными коробками и постельными принадлежностями.

– Так вот что он здесь делал! – сказала Дэни, грозно дыша. – Видимо, он считает это необычайно милой шуткой! Да как он смел, как он только посмел!

Она развернулась и бросилась в коридор, и уже протянула руку, чтобы начать колотить в его дверь, когда вдруг передумала. Мистер Холден, без сомнения, находился под воздействием алкоголя, – состояние, которого Дэни перед этим не приняла во внимание, – и не исключено, что сейчас он с радостью поджидает, когда она яростно ворвется в его номер, чтобы полностью насладиться своей дурацкой грубой шуткой. Поэтому было бы правильней сохранить достоинство и, задрав носик, вообще проигнорировать всю эту историю.

Она вернулась в свой номер и, с похвальным старанием, совершенно беззвучно закрыв дверь, провела следующие полчаса, наводя в комнате порядок, так что к тому времени, когда появилась горничная с подносом утреннего чая, номер опять стал приемлемо опрятным.

В половине девятого Дэни спустилась на завтрак и обнаружила, что громадный зал ресторана едва заполнен, но, бросив взгляд на представительную подборку утренних газет, предусмотрительно разложенных на ее столе, она совершенно потеряла аппетит.

Да, об этом писали снова. «Убийство в Маркет-Лайдоне». Это история появилась в каждой газете, причем отчеты о ней не слишком различались, разве что деталями. Так, одна из газет упоминала о том, что «фатальный выстрел» был сделан из автоматического пистолета, достаточно маленького, чтобы его можно было носить в кармане пиджака или в дамской сумочке, а другая сообщала, что инициалы «Д.Э.» в записной книжке мистера Хонивуда повторялись на кружевном батистовом платочке, который был обнаружен под письменным столом мистера Хонивуда. «Так вот где я его потеряла! – виновато подумала Дэни. – Это, наверное, тогда, когда я перерывала свою сумку в поисках письма Лоррейн».

Был, однако, один пункт, в котором все отчеты были едины. Полиция хочет переговорить с молодой женщиной, которая покинула дом мистера Хонивуда «вскоре после половины двенадцатого» и которая, как они надеялись, могла бы помочь следствию.

«Ну и ладно, а я не буду! – упрямо решила Дэни. – Я собираюсь завтра улететь в Занзибар, и никто меня не остановит! Я не намерена помогать им. Я не буду, не буду!»

Она отодвинула в сторону газеты и, схватив свою сумочку, почти выбежала из зала, столкнувшись по пути со стройным мужчиной в костюме цвета соли с перцем, который как раз входил в ресторан. Дэни, задыхаясь, принесла свои извинения, мужчина сказал, что ничего страшного, а величественный официант, который, не будь он в действительности отставным послом, вполне мог бы быть отставным помощником помощника посла, взглянул на нее с таким мрачным неодобрением, что Дэни залилась горячей волной румянца и вернулась в свой номер более приличной походкой.

Она обнаружила, что в ее отсутствие комната была убрана и приведена в порядок, а постель застлана. А на постели на стеганном сатиновом одеяле демонстративно был разложен большой и, вне всякого сомнения, мужской халат.

От этого почему-то повеяло тем же суровым неодобрением, которое выражал и единственный холодный взгляд величественного официанта, и, увидев это, Дэни покраснела еще гуще. Она собиралась вернуть халат перед уходом на завтрак, но не была уверена, что сможет быть достаточно вежливой с, мистером Холденом, а спрятать его в ящик или шкаф ей даже не пришло в голову.

«Придется ему подождать своего халата, – попу мала она. – Если он не ложился всю ночь, то теперь он, наверняка, спит. Я заверну его и передам портье в холле».

Она уселась перед туалетным столиком и стала примерять небольшую цикламеновую бархатную шляпку – одно из своих первых приобретений в Лондоне. Тетя явно не одобрила бы этот цвет и упала бы в обморок от цены, но не было никакого сомнения в том, что ей шли вещи, которые совершенно не отвечали вкусу тети Гарриет в отношении шляпок.

Лоррейн была темноволосой и тонкой, а Дэниел Эштон был высоким блондином; однако их дочь уродилась сама по себе. Дэни была светлой шатенкой, с полосами до плеч, мягкими, блестящими и вьющимися в традиционной манере средневекового мальчика-пажа. Ее глаза, представлявшие собой удачную смесь голубых глаз Лоррейн и светло-коричневых Дэниела, были большими, серыми и очень красивыми.

Несомненно, – думала Дэни, рассматривая себя в зеркале, – шляпа и платье меняют человека, удивительно меняют. Больше никогда в жизни она не станет носить синюю флотскую саржу».

Она выдвинула ящик, где лежали перчатки, шарфики и носовые платки, – один из немногих, которые избежали озорного внимания мистера Холдена, – и, когда она копалась в нем в поисках пары перчаток, которые могла бы надеть к бархатной цикламеновой шляпе, пальцы ее вдруг нащупали вещь, которой там явно раньше не было. Она ощупала ее, сдвинув брови, и затем вынула из ящика, размышляя о том, не было ли это очередной грубой шуткой, и если да, то почему он не опорожнил содержимое этого ящика на пол, как он это сделал с остальными. Это было что-то твердое, холодное и тяжелое, завернутое в один из ее шифоновых шарфиков и спрятанное в дальнем конце ящика. Дэни развернула его и тут же выронила.

Предмет этот ударился об открытый ящик и со стуком упал на пол, а она сидела очень тихо, уставясь на него, и только спустя минуту или две медленно и с трудом выпрямилась и подняла его. Это был небольшой пистолет. «Достаточно маленький, чтобы его можно было носить в кармане пиджака или в дамской сумочке…»

Внезапно Дэни почувствовала страх. Ее колени ослабели, руки похолодели и почему-то стало трудно дышать. Зеркало отразило какое-то движение позади нее, она в испуге задохнулась и резко обернулась.

По всей видимости, она оставила дверь открытой, сейчас она открылась, и мистер Холден вновь составил ей компанию: он переоделся и явно был в прекрасном настроении, хотя все еще в сопровождении кота.

Он отнюдь не был похож на человека, прогулявшего ночь напролет, и, за исключением легких отеков под глазами, никто не мог бы даже предположить, что он не спал целые сутки. Однако при виде оружия, которое Дэни сжимала в руке, приметливая улыбка исчезла с его симпатичного лица.

– Эй! – сказал мистер Холден, заметно испугавшись. – Опустите его! Мои намерения относятся к категории А. Все, что мне нужно, это забрать мой халат: в его кармане лежат несколько нужных писем.

Дэни выдохнула и быстро спрятала оружие за спину.

– Скажите, – спросил мистер Холден, – вы всегда встречаете гостей таким драматическим образом? Видимо, жизнь в Лондоне стала несколько более суровой с тех пор, как я был здесь в последний раз.