Это извилистое “самолично” выскочило у него, но он остался совершенно спокойным.

Мой дед никогда не важничает. Но официант стоял на своем. Он был типичным подлипалой знаменитостей и продолжил:

- Я несу ответственность за то, чтобы сеньорита диктор съела свой сэндвич спокойно, а не

так, словно она обезьяна в зверинце.

- Слово “обезьяна” у Вас я языка слетело, не у меня, – припечатал дедуля, а говорит он

лучше президента, – только мне непонятно, почему сеньорита ведущая испытывает такой стыд оттого, что на нее посмотрели один несчастный старик и ребенок, в то время как каждый вечер миллионы телезрителей жадно ловят каждое ее слово.

- Да потому что ее это беспокоит, – выпалил официант, вполне созревший для получения

премии за занудство, как типичный подлиза знаменитостей.

- Еще больше беспокоит меня, – ответил дед официанту и всем людям на улице Гран Виа,

собравшимся вокруг нас в кружок, – еще больше беспокоит меня, – повторил он, – что сеньорита ведущая ошибается через каждые два слова в новостях. Да, потому что зарплата сеньориты диктора платится из кармана налогоплательщика, вашего покорного слуги, который платит свои налоги, несмотря на то, что его пенсии не хватает даже на то, чтобы купить бандаж от грыжи. Пусть скажет о пенсиях сеньорита диктор в своих новостях.

Когда дед закончил говорить, народ начал хлопать ему больше, чем тому дядьке, который

произносил речи на митинге. У бедного дедули дрожал подбородок, как всегда, когда он слишком возбужден. Люди сказали официанту, чтобы он принес стакан воды, и тот вынужден был пойти в бар за водой, несмотря на злобу. Но из бара со стаканом воды в руке вышел не он. Не поверишь, но клянусь тебе Дуралеем, что стакан принесла сеньорита ведущая. Это был переломный момент в наших с дедом жизнях.

- Вот, выпейте, – сказала она тем же самым голосом, что и по телеку. – Вам лучше?

Дед сказал ей, что ему уже лучше, и что он только хотел показать ее своему внуку, и

доказать, что у ведущих тоже имелись ноги. К тому же очень хорошенькие, – добавил дедуля. И еще он сказал о том, что не телевидении не было такой ведущей, как она. И что телевидение к ней несправедливо, потому что в жизни она в сотню раз красивее и привлекательнее, и что вообще, спокойной ночи,а то ребенок начинает учиться, и в центр мы ездили за застежкой. “Посмотрите, который час. Моя дочь, вероятно, уже звонит в 091”.

По окончании своей второй речи, дед еще дважды хлебнул воды и мы ушли. Прямо

посреди Гран Виа дед поднял руку, чтобы поймать такси, поскольку было уже очень поздно. К этому времени второй выпуск теленовостей уже закончился, это точно. Дед остановил такси и сказал шоферу:

- Смотрите, мы едем в Верхний Карабанчель. У нас шестьсот песет, как Вы думаете,

этого достаточно?

- Конечно же, нет, – ответил таксист, – ведь это в таком захолустье.

Таксист не захотел отвезти нас, и даже попрощаться с нами не захотел. На свете есть

люди, которые злятся только из-за того, что ты задал им пустяковый вопрос, а есть люди просто с паршивым характером.

- Из-за того гамбургера, Манолито, у нас с тобой имеется в наличии жалких шестьсот песет.

Ну и тип, свалил вину на мой гамбургер, теперь он даже и не вспоминал, что сам слопал два мороженых. Короче, возвращаться мы были вынуждены тем же путем, что и приехали – на метро.

Меня стало клонить в сон, и я задремал, думая о школе, об учительнице, о зиме и о пальто. Как только ты входишь в метро, то и без этих мыслей твоя голова становится сонной, и ты уже не можешь думать. С дедом, по-видимому, происходило то же самое.

- Манолито, я подремлю, детка, а ты последи, чтобы мы не проехали остановку, – сказал дедуля.

Но я тоже заснул, крепко заснул, крепче деда...

Нас разбудил дежурный метрополитена. Мы доехали до середины какого-то поля и не знали, который час. Нет ничего хуже, чем заснуть в метро, а проснуться посреди поля. Я начал плакать, чтобы меня не ругали. Но дежурный нас не ругал. Он сказал, что мы доехали до станции Каса дель Кампо(Загородный Дом), и проводил нас до нашей станции, поскольку понял, что у дедушки простатит. Когда мы добрались до дома, все соседи находились у дверей квартиры, утешая маму по поводу нашего исчезновения. Луиса сказала маме: “Не волнуйся, Ката, если бы они погибли, это показали бы в теленовостях”.

Все ополчились на деда, учинив ему разнос. У него что же ума нет, совсем он спятил что ли, выговаривали соседи, ведь ребенку рано вставать и он, поди, ничего не ел. Звонили даже в спецподразделения полиции. Дед взлетел вверх по лестнице (скажем так, взбежал), чтобы избавиться от всей этой толпы.

Когда мы уже были дома, мать какое-то время упрекала нас всем с того дня, как мы появились на свет до тех пор, пока ей не пришло в голову спросить: – А застежка для пальто?

Застежка нигде не находилась, и тогда она сказала, что с нами одно расстройство, и когда-нибудь мы доведем ее до инфаркта, и, вообще, сведем в могилу.

Впервые с окончания лета, дедуля лег спать в носках. Я это знаю, потому что сплю вместе с ним. Дело в том, что в моем квартале Карабанчель, с началом учебного года начинаются и холода. Это так, это доказали ученые всего мира.

Прошла минута, другая. После третьей минуты я понял, что мне не уснуть. Завтра начинаются занятия в школе. У всех, вероятно, будет множество вещей, о которых можно порассказать, и, скорее всего, всем будет неважно, что произошло со мной на улице Гран Виа. Обо всем этом я размышлял про себя, поскольку думал, что дед уже уснул, как вдруг он произнес:

- Манолито, детка, как славно мы провели этот вечер. Если завтра я расскажу в клубе пенсионеров, что мне принесла стакан воды сеньорита ведущая, мне не поверят. Хорошо еще, что у меня есть свидетель.

Больше он ничего не сказал – уснул и начал сопеть. Дед сопит, потому что на ночь вытаскивает зубы. Диктор сказал что-то по радио о детях, приступающих с завтрашнего дня к учебе. Какой же он все-таки, этот дядька! Обязательно должен был напомнить о самом противном в моем будущем.

Ладно, у возвращения в школу есть свои плюсы: я увижу Сусану, Ушастика... Хотя Ушастика я видел, мы провели с ним все лето. Какое безобразие!

Теперь дедуля уже не сопел, он громко храпел.

Я заметил, что дедуля лег спать, не сняв кепку. Это происходит с ним, когда случается нечто важное, и он забывает снять кепку. Ладно, так его голове тепло. Дело в том, что у моего деда нет ни зубов, ни волос на голове, да и язык у него без костей, как понимаешь.

Думаю, мне пора бы заснуть, но внезапно, я понял, что в моей руке что-то есть. Это была застежка от пальто. Весь вечер я не выпускал ее из рук. Мама могла бы пришить ее к завтрашнему дню и успокоиться.

Я прожил самый важный и значительный день в своей жизни, только какая разница? Никто не освободит меня от школы, зимы, от пальто. И самым худшим было то, что уже никто не избавит меня от пальто.

Глава 3. Ну что за дурацкий диагноз

Сусана говорит, что испанец идет к психологу, если его отовсюду выгнали. Раньше его ссылали на необитаемый остров, а теперь с таким количеством китайцев во всем мире, уже не осталось безлюдных островов, поэтому должны существовать психологи.

Эту теорию мы поддерживаем, потому что она девчонка. Будь она пацаном, мы живо уложили бы наглеца на обе лопатки.

Она рассказала это нам – Ушастику Лопесу, моему лучшему другу, (хотя он и бывает предательской свиньей), и Джихаду, пареньку с моего квартала и мне, Манолито-очкарику. Она рассказала это, когда мы ждали приема у школьной психологички. Психологичка принимала нас по одному, поскольку, когда мы все вместе, нашу троицу не вынесет никто. Самое позднее, через три года мы сделаемся преступниками. Это не я говорю, так говорит сеньорита Асунсьон, моя училка, и к тому же футуролог. Она видит будущее всех своих учеников, и для этого ей не нужны ни стеклянный шар, ни карты. Она пронзает насквозь твою голову взглядом и видит тебя через много лет, как наиболее разыскиваемого преступника, или же, с другой стороны, как лауреата Нобелевской премии, среднего не дано.