девочка, которая хотела быть Красавицей потребовала Чудовище… Чтобы все расставить по местам, нам пришлось драться. Нам не оставалось ничего другого, потому что в моем классе драка – это единственный способ решения проблемы нашего сосуществования.

Сита Асунсьон была настороже, стукнула указкой три раза по столу, и это сразу напомнило

нам, что мы находимся в школе, в классе с одной беспощадной училкой, ситой Асунсьон. Училка говорит, что стучит по столу, чтобы отвести душу. В глубине души ей хотелось бы настучать по нашим головам, но ей не повезло, это запрещено испанской Конституцией. “Если бы не было Конституции, – говорит иногда сита Асунсьон, – вы стали бы прямее, чем свечи в Храме Гроба Господня”.

- Никаких Суперменов, Человеков-Пауков, ни Красавиц, ни Чудовищ, – заявила училка. –

Вы должны показать Карабанчелю, Испании, Соединеным Штатам и всей планете Земля, что вы славные детки, вы боретесь за мир во всем мире. И я подумала, что вы все, все тридцать детей-чудовищ нарядитесь голубями мира.

Не будь сита Асунсьон вооружена своей указкой, не будь она еще и нашей училкой, и не

будь мы компашкой трусов, мы хором крикнули бы: “Катись колбаской по Малой Спасской!”

Мы все были сильно разочарованы. Это разочарование было самым большим за всю нашу

жизнь. Мы умолкли, и ничто в этом мире уже не радовало нас. Тогда сита продолжила:

- Жюри Уличного Комитета присудит нам первый приз, потому что нет в Испании жюри,

которое отказалось бы присудить первое место тридцати ребятам, которые переоденутся в костюмы голубей мира. И сверх того, мы получим кучу подарков. На один день мы станем символами мира во всем мире, и нашим боевым кличем до субботы будет девиз: “Мы победим!”

Вот это нам понравилось. С таким боевым кличем, как этот, мы могли бы шагать до конца

света. В наших костюмах суперголубей мира мы победим всех ребят из всех школ квартала.

Моя мама и матери тридцати детей-чудовищ, какими мы являемся, на этой неделе мастерили нам костюмы голубей из кальки.

- Для этой сеньориты Асунсьон любая причина хороша, лишь бы заставить матерей тратить деньги и работать, – громко сетовала мама. – Я купила костюм Человека-Паука, чтобы не иметь никаких проблем до армии, когда Манолито станет солдатом, и ему выдадут форму. А теперь вот делай еще и костюм голубя, – продолжала жаловаться мать. – Да-а, вот уж что мне необходимо, так это мир и спокойствие. Много-много спокойствия на пустынном пляже Бенидорма*, и без детей, вот это и было бы для меня вселенским спокойствием и миром во всем мире. – Мама замолчала на тридцать тысячных секунды, а потом продолжила с новой силой. – Если ты не успокоишься, я никогда не смогу примерить тебе костюм. Господи, да с тобой хлопот не оберешься, ну почему на твою голову никогда ничего не налезает, – сердито ворчала она. – Чего еще ждать, лоб шире двери..

- Как у Эйнштейна, – изрек дед, утешая нас с матерью. – Все ученые всегда были головастыми.

Маме пришлось мастерить еще один костюм голубя Дуралею, а все потому, что Дуралей – завида редкостный. Он взял привычку отказываться есть, если ему не сделают такой же костюм, как у меня. Мама говорит, что когда-нибудь он у нас обезводится. Мне по барабану, пусть обезвоживается, если хочет. Тоже мне жалость!

Короче, когда наступил день К (это от слова Конкурс и Карнавал) мама надела на нас наши костюмчики из кальки и сказала, чтобы мы отправлялись в школу. Прикинь, ей очень нравится смотреть, как мы выходим, наряженные посланцами мира, и идем, взявшись за руки. Вот только не спрашивай меня, почему. Я так и не смог этого понять.

На лестнице мы столкнулись с Луисой. Она увидела нас, и говорит:

- Смотри-ка, твоя мама изловчилась нарядить вас пингвинами.

У меня не было иного выхода, как подхватить на руки Дуралея и снова подняться домой, чтобы сказать маме, что мы не хотим вышагивать по улице пингвинами, будь это даже ради мира во всем мире. Мама ответила, что Луиса не видит различия между пингвином-мужем и голубкой-матерью.

- Идите в школу, да поскорее. Вечно вы должны прийти позже всех, – добавила она.

На улице какая-то сеньора сказала другой:

- Посмотри, дорогуша, какие милые пингвинчики.

Но мне уже не хотелось возвращаться домой, потому что мама в определенные моменты может прийти в неистовое бешенство. Да к тому же, в конце-то концов, мы представляем мир во всем мире.

Когда мы с Дуралеем подошли к школе, то были поражены увиденным. А увидели мы стоящего у дверей Джихада в костюме из каких-то перьев, похожего на курицу. Рядом стояли Ушастик, похожий на индюка, Сусана, ну вылитая страусиха, Пакито Медина – пеликан и еще тридцать три птицеподобных человека. У нас не было и двух похожих птиц, вернее, были – мы с Дуралеем, такие “милые пингвинчики”.

Только что подошедший дедуля произнес:

- Это должен был видеть Альфред Хичкок, чтобы снять своих “Птиц”… вторую часть.

Все мы, молча таращась друг на друга, с опаской двинулись к дискотеке “Силикона”, где проводился фестиваль. Нас сопровождала сита Асунсьон.

Сита Асунсьон от нас не отстала. Она тоже была в маскарадном костюме и была похожа то ли на утку, то ли на гусыню. Помахивая крыльями, она сообщила нам, что фестиваль будут транслировать по карабанчельскому радио. Это радио, которое выходит в моем квартале. Дедуля говорит, что, поскольку у них нет денег на микрофоны, все передачи ведутся по старинной индейской сисеме – открой окно и ори громче.

Сита Асунсьон была так рада, что даже была не похожа сама на себя. Если бы мы не шли рядом с ней, похожие на большущих безобразных птиц, мы и сами оборжались бы, увидев ее посреди Карабанчеля, наряженной посланцем мира. Сита сказала нам, что, когда мы выйдем на сцену, она скомандует: “Раз, два, три!”, и мы, все как один, должны будем, замахать крыльями и заорать во всю глотку: “Да здравствует мир во всем мире!”

Сита хотела, чтобы мы порепетировали, и прямо на улице завизжала, как сумасшедшая: “Раз, два, три!”

В ответ мы заорали: “Да здравствует мир во всем мире!”, но, как только стали махать крыльями, то запутались между собой, и, если бы сита не навела порядок, то мы стопудово пришли бы на дискотеку с ощипанными перьями. Сита попросила забыть о махании крыльями и разрешила помахать ими только после победы.

На дискотеке все мы вместе с Дуралеем уселись в углу. Ведущим был директор детского сада “Росток”, который находился рядом с моим домом. Он был в костюме Супермена. Сгорая от лютой, можно сказать, свинской зависти, Джихад заскрежетал зубами. Я не преминул воспользоваться случаем, чтобы подлизаться к своему дружку, задире Джихаду.

- Этот пузатый мужик не может быть Суперменом, – уверенно заявил я. – Дядька с таким брюхом не может летать над Ниагарским водопадом, потому что под силой тяжести нашей планеты такие жирные тела, как это, притягиваются к земле.

- И что же с ним тогда будет-то? – оживился Джихад, заинтересовавшись моими теориями.

- Да он ноги протянет, ударившись о землю.

Джихад был не только жутко заинтересован моими научными изысканиями, но был еще и очень доволен. “Протянутые ноги” вернули Джихаду его всегдашний оптимизм. Он уже не испытывал к мужику жгучую зависть. Теперь, несмотря на перья, он поглядывал на ведущего-Супермена свысока, как смотрит настоящий супергерой-профи на никудышного, завалящего супергероишку.

“Суперпузан” объявлял школьные команды, и те выходили на сцену под свист и улюлюканье сидящих. Ты, вероятно, понимаешь, что мы не собирались аплодировать нашим соперникам. Не забывай, что наш девиз был: “Мы победим!”

Вот вышли какие-то ребята в костюмах деревьев. Их команда называлась “Осень”. Они волокли цепь, висящую на суку, потом тянули ее, и автоматически с деревьев падали листья. Зрители были ошеломлены только что увиденной дребеденью. Родители выступившей команды притащили плакат, чтобы подбодрить своих детей. Понятно, что они были единственными, кто им аплодировал. Остальные молча, тупо смотрели, как десять минут со сцены убирали набросанные там листья. Потом вышли классические супергерои. Пацаны были в костюмах из реалити-шоу с ножами, воткнутыми в спину. Девчонки изображали молоденьких красоток...