Заноза и тут остался дипломатом. В течение трёх четвертей часа он выслушивал лекцию папаши Боссига о преимуществах немецкой породы кроликов «гигантов». Но в конце концов Факир потерял терпение.

— Ну так что же? — совершенно неожиданно спросил он. — Согласны ли вы одолжить нам ваш старый столярный инструмент?

Папаша Боссиг сразу упал с облаков на землю.

— А зачем вам нужен мой инструмент?

— Ах!.. — Факир прикусил себе язык. — Это секрет.

— Да, к сожалению, мы не имеет права его разглашать, — подтвердил Заноза.

— Гм!.. Если вы не имеете права его разглашать, то я не имею права дать вам свой инструмент. Так-то, друзья…

Молчание.

Заноза подтолкнул Факира, Факир подтолкнул Занозу.

— Ну, да это потому, что…

Заноза колебался. Факир пришёл к нему на помощь.

— Всем и каждому это незачем знать. Но вы — другое дело. Вам мы можем сказать.

— Конечно, ведь вы не баба! — торжественно заявил Заноза.

Папаша Боссиг поочерёдно посмотрел на обоих.

— До сих пор я ещё ни черта не понял, — сказал он раздражённо.

— Нам поручили произвести один опыт, — заявил Факир с гордым видом.

— Поручили? Кто же?

Заноза, который из дипломатических соображений решил пропустить последний вопрос мимо ушей, рассказал, что они хотят сделать.

На деда Мороза рассказ явно произвёл впечатление.

— Чёрт побери, это неплохо придумано! — сказал он.

— Конечно! Так, значит, вы дадите нам инструменты?

Папаша Боссиг хитро прищурился:

— Об этом не может быть и речи. Запомните, такой старый древесный червь, как я, никогда не выпустит из рук свою пилу и рубанок, но… — он рассмеялся, насколько позволяла ему торчащая изо рта трубка, — но я вам его принесу. Принесу сам. Думается мне, что опытный столяр вам не помешает, даже если у этого столяра не хватает двух пальцев…

Бен Хур, лучший племенной кролик папаши Боссига, высунул мордочку из-за своей проволочной загородки.

— Этот кролик молодчина. Ему цены нет, — с гордостью заметил папаша Боссиг и тем самым опять перевёл разговор на разведение кроликов.

Он начал расхваливать хозяйственную ценность кроличьего помёта. Оба его слушателя обратились в бегство.

— Герр Боссиг! Мы ловим вас на слове, — сказали они на прощанье.

— Пожалуйста, пожалуйста… Эй, алло! — Папаша Боссиг вынул изо рта трубку. — Если у вас в интернате найдётся немножко картофельных очистков, то имейте в виду, скоро мои крольчихи опять принесут приплод! — крикнул он вслед убегающим Факиру и Занозе.

— И чего только не приходится делать в жизни! Того и гляди превратишься в конторскую крысу! — ворчит Эмиль Кабулке, который третий вечер подряд корпит над «своим» рационализаторским предложением.

Уже дважды, вчера и позавчера, Кабулке начинал составлять докладную записку, но оба раза наполовину исписанные листы отправлялись в печь.

Старший скотник тупо уставился в одну точку. Что писать? В голове у него совершенно пусто. Ни одно подходящее слово не приходит на ум. Ничего, решительно ничего. Точно так же, как раньше в школе во время классных сочинений. Что же касается чертежа, который он должен приложить к «своему» рационализаторскому предложению, то о нём Кабулке не хочет и думать. Чертить ему ещё труднее, чем писать. Для такой ажурной работы его руки слишком загрубели.

«Зря я только время теряю», — горько размышляет Кабулке.

По комнате ковыляет фрау Кабулке. Она в одних чулках. Фрау Кабулке посвящена в дела мужа, она знает, почему он вот уже три дня, как не удостаивает её ни словом… Тсссс!.. Не мешать. Эмиль изобретает! Она старается не шуметь и поэтому ходит на цыпочках. Ботинки она сняла и оставила в кухне, хотя пол весь в щелях и у неё мёрзнут ноги.

Но зато, когда Эмиль получит премию за «своё» изобретение, они наконец-то купят себе ковёр. Такой пёстрый и мягкий. «Ходить по нему — всё равно что по цветущему лугу!» — мечтает фрау Кабулке.

Часы тикают. Эмиль Кабулке зевает. Он устал и чувствует себя совершенно разбитым. Чистая четвертушка бумаги по-прежнему лежит перед ним. На ней нет ни слова, ни одной-единственной буквы. Кабулке сдаётся. «Пусть будет что будет, а я больше не могу!» — Он бредёт на кухню, чтобы подкрепиться глотком холодного кофе.

— Ну как, готово? — спрашивает его обрадованная жена.

— Да! Нервы мои готовы! — ворчит Эмиль Кабулке. — Постепенно и я буду готов. Для сумасшедшего дома. Спокойной ночи!

Он пошёл спать. В кровати было тепло и мягко, но Кабулке не мог успокоиться. Он начал философствовать.

«Хорошо нынешней молодёжи, — думал он. — Их учат, как выражать на бумаге свои мысли. Наш брат только и умеет, что нацарапать своё имя, а такой щенок, как Заноза, и пишет и чертит! Это для него пустяк!»

Кабулке почувствовал что-то похожее на зависть, но потом его практический ум победил. Он нашёл выход.

На следующий день после работы к Занозе явился гость. Увидев его, Заноза остолбенел. К нему в интернат пришёл старший скотник собственной персоной!

— Я думал, что ты зайдёшь ко мне, — загремел Эмиль Кабулке на свои обычный манер. — Но такова жизнь. Если кормушка не идёт к быку, бык сам идёт к кормушке. Слушай. Я тебе уже давно собирался сказать, что твоя идея насчёт ножных ванн для коров не так уж плоха. Только не вздумай задирать нос! Если бы меня в своё время учили так же, как вас, я бы уже давно выдумал эту ванну. Но всё равно. Такая ванна необходима для моего коровника, и я решил её сделать, но… — Тут Кабулке смутился. — Мне нужен ещё один чертёж. Тот, старый, я, потерял, то есть не я, а моя жена. Но у баб это уж всегда так бывает. Стоит им только найти в комнате клочок бумаги, как через десять секунд он уже горит в печке. Моя жена — это чистый дьявол с метлой! С ней просто сладу нет! Сам чёрт не догадается, куда она задевала твой чертёж. Я… я не могу его найти. Но ведь это не так уж страшно. Ты способный парень, и ты начертишь мне новый. Только сделай его поаккуратней и напиши к нему объяснительную записку, да так, чтобы каждому дураку было ясно, о чём идёт речь. Я полагаюсь на тебя, но не откладывай дело в долгий ящик, Время не терпит…

Заноза чувствовал себя польщённым. Он немедленно отправился к себе в комнату. До ужина оставалось ещё полчаса. За это время он мог начать свой чертёж.

Из душа пришёл Факир. Пряди мокрых волос свисали ему прямо на лицо.

— Это ещё что такое? — спросил Факир, заглядывая через плечо Занозы на чертёж.

Весь сияя от удовольствия, Заноза рассказал товарищу о посещении Кабулке.

Факир перестал причёсываться. Его пальцы беспокойно играли расчёской. «Не хватает ещё, чтобы Кабулке первый испробовал ножные ванны для коров! — подумал он. — Теперь, когда мы так далеко продвинулись вперёд, он хочет прийти на готовенькое. Ванна — это наше дело…»

В нём проснулось честолюбие. Он, как руководитель Клуба юных агрономов, должен помешать тому, чтобы Кабулке получил чертёж.

Факир враждебно посмотрел на Занозу.

— Ты что, с ума сошёл? Ванну строим мы. Это наш эксперимент, и никакого Кабулке нам не нужно… Перестань чертить, говорю тебе!

Он уже хотел было схватить со стола лист с чертежом, но Заноза потянул бумагу к себе.

— Руки прочь! — закричал он. — Что ты хочешь? Я обещал Кабулке чертёж.

— Ах так? Значит, ты обещал ему. За нашей спиной. Обещать ты можешь всё, что угодно, но получит ли Кабулке чертёж, решит клуб.

— Клуб? — Заноза засмеялся деланным смехом.

Ещё секунда — и они пустили бы в ход кулаки.

Ванна готова

Лунная ночь. По светлому небу, словно призрачные корабли, бегут облака.

Звон часов на катербургской колокольне постепенно замирает, уносимый ветром.

Эмиль Кабулке прислушивается. Он считает удары. Девять часов! «Слава богу, сегодня я могу спать спокойно, — думает он. — С чертежом всё обошлось благополучно».

Кабулке нежится в постели. Ему тепло и уютно. До завтрашнего утра он сам себе хозяин. Он поворачивается на другой бок. Его дыхание становится ровным, он безмятежно заснул. У него даже не звенит в ушах, хотя в этот самый момент имя Кабулке многократно повторяется.