Проснувшись утром, она увидела, что Киа по-прежнему нет. Квартира без нее казалась клеткой, из которой навсегда упорхнула птица. Этот образ не оставлял ее все время, покуда она металась по их общим излюбленным уголкам города. Может, потому Киа и ушла. Ее жизнь с Анной, их отношения стали слишком тягостными, обязывающими. У нее начала развиваться клаустрофобия. Очевидно, образ клетки возник не напрасно, Киа чувствовала себя в плену и решила вырваться на свободу. Вот она и ушла. Прекрасная, экзотическая птица расправила крылья и улетела.

Выразительная метафора, девушка, говорила себе Анна, но, видно, так оно и есть. В последнее время все у них было хорошо, никаких причин для такого ухода. Как это на нее не похоже! Молчать, скрывать свои тревоги. Раньше они обсуждали любую мелочь. Анна знала свою возлюбленную не хуже, чем себя самое.

Все началось позавчера, в ВР-лаборатории у Мантони. С самого инцидента в резервуаре Киа стала задумчивой и мрачной. Говорила, что работает над техническим вопросом, но прежде служебные проблемы никогда не влияли на их отношения.

Днем, пока Анна совершала патрульный обход баров и кафе в Гринвич-Вилладж, ей в голову пришла тревожная мысль. А вдруг что-то произошло с нейроимплантатом Киа? Вдруг это подействовало на ее разум? Может, туда проник какой-нибудь вирус и вмешивается в процесс мышления? Ведь очевидно, что уже пару дней Киа ведет себя совсем несвойственным ей образом… Анна пыталась засунуть эту мысль на задворки сознания, но она настойчиво возвращалась и возвращалась.

Весь день, а потом и вечер, когда угроза снегопада обернулась реальностью и метель закружила по улицам, Анна вытаскивала пустые билеты во всех барах и кафе, куда заглядывала. Она навестила общих друзей в окрестностях, позвонила тем, кто оставил город и обосновался в штате. Никто Киа не видел. В ответах друзей Анна начала ощущать нечто вроде сочувствия: всем им довелось перенести нечто подобное, и они вполне ее понимали. Они тоже теряли возлюбленных и познали горечь поисков сбежавшей подруги.

Анне хотелось объяснить, что здесь другое, что Киа больна, ей нужна помощь, медицинская, психиатрическая, даже техническая, черт возьми! Но она ничего не сказала, просто выдержала все улыбки и утешения и продолжила поиски.

Потом ей повезло. Она заглянула в Сохо, к Вэл, там частенько встречались альтернативные женщины. Расспросы привели к одной из сестер, та видела, как Киа входила днем в КомСтор на Бродвее. Если Анна поспешит, то может успеть туда до девяти, когда там закрывают.

Она взяла такси, добралась до КомСтора, почти вбежала туда, ожидая, что Киа сидит, подключившись к одному из терминалов. Внутри было пусто, заведение закрывалось, только трое клиентов напряженно смотрели в экраны. Разочарование оказалось таким сильным, что Анна ощутила его как физическую боль.

Она вернулась в Ист-Вилладж, зашла в бар, заказала пиво и села в одиночестве у окна. Если ей удастся отыскать Киа и помочь ей, все снова станет хорошо. Если она, Анна, вернет любимую женщину, то никогда больше не станет рисковать своим счастьем, отдавая все силы романам, которые не желают продаваться.

Неужели она слишком много времени уделяла работе? Ведь частенько бывало, что, когда Киа возвращалась домой, Анна была занята своей книгой и времени поговорить не оставалось. Если Киа вернется, говорила себе Анна, все будет иначе. Она будет меньше писать, больше времени уделять подруге.

А может, и вообще пора закончить с романами? Рукопись, над которой она сейчас работает, ничем не лучше других, отвергнутых издательствами за эти восемь лет. С чего это она взяла, что эта, в отличие от девяти предыдущих, завоюет наконец одобрение редактора?

От пива настроение сделалось еще более мрачным. Если она отступит сейчас, то никогда не добьется успеха. Она просто станет писать днем, когда Киа на работе, а вечера оставит для подруги. Анна быстро допила пиво и отправилась домой.

Открыла дверь подъезда, поднялась по лестнице, медленно открыла дверь, сознавая, что все время тешилась слабой надеждой вернуться и обнаружить, что Киа, полная раскаяния и сожаления, уже здесь. Но, входя в холл и слушая, как гулко колотится сердце, Анна поняла, что это самообман. В квартире витал дух пустоты и отчаяния.

Она прошла по комнатам, надеясь обнаружить какой-нибудь признак, что Киа была здесь во время ее отлучки. Потом вернулась в гостиную, прихватив бутылку вина, проверила e-mail. Может, Киа все-таки решила связаться с ней…

В почте ждало лишь одно сообщение, от Фелисити. Съемки прошли отлично, сможет ли она днем заглянуть в студию? Завтра последний съемочный день, потом вечеринка* Анна ответила, что работает над книгой и приехать не сможет. Потом рухнула на диван и сделала большой глоток вина.

Через минуту стенной экран издал музыкальный сигнал вызова. Ее сердце едва не выскочило из груди.

– Экран на прием!

Экран засветился, но появилась не Киа, а приятная блондинка на фоне огромного офиса. Откуда бы она ни говорила, ясно, что это не Нью-Йорк: солнце вливалось широким потоком в окна у нее за спиной.

– Хэлло, Анна. Анна Эллисчайлд? Анна поджала ноги.

– Привет.

– Я – Элизабет Макензи, редактор “Ту Ворлд Пресс”, в Сиэтле.

Анна мигнула. В это самое “Ту Ворлд Пресс” пять месяцев назад она отправила по электронной почте один из своих романов и ждала обычного отказа. Сейчас она смогла лишь тихонько кивнуть, не смея ни на что надеяться.

– Я пыталась связаться с вашим агентом, – продолжала женщина, – но до нее никак не доберешься. Надеюсь, вы не возражаете, что я обратилась непосредственно к вам?

– Нет… Вовсе не возражаю.

Макензи показала толстую стопку гранок:

– У нас здесь, в “Ту Ворлд”, всем очень понравилось “До Персефоны”. Счастлива, что могу сделать вам предложение о покупке прав на публикацию в Америке.

Анна воспринимала слова, но не могла в них поверить.

– Я… извините… Макензи улыбнулась.

– Боюсь, что мы можем предложить только десять тысяч долларов плюс семь с половиной процентов потиражных, но знаете, мы – развивающееся, перспективное издательство, у нас печатаются известные авторы. – Она помолчала. – Мы гордимся качеством своей литературной продукции. “До Персефоны” будет ценным дополнением наших планов. Вы что-нибудь еще писали, Анна?

Она открыла рот, чтобы ответить, но слова отказывались материализовываться. К тому же из глаз вдруг покатились слезы. Она кивнула.

– Еще восемь или девять романов. Это… это первое предложение.

– Прекрасно. Я бы с удовольствием прочитала эти вещи. Может быть, вы сумеете прилететь сюда через недельку-другую?

– Замечательно. С радостью.

– А пока я через день-два отправлю контракт вашему агенту. С нетерпением буду ждать личной встречи.

– Да, да… Спасибо.

Элизабет Макензи улыбнулась и прервала связь. Целых пять минут Анна сидела не двигаясь и тупо уставившись на экран. Наконец она проговорила:

– Экран, повторить последнее сообщение.

Экран засветился. Элизабет Макензи снова ей улыбалась. Сейчас она казалась не просто привлекательной, а неотразимо прекрасной!

– Хэлло, Анна. Анна Эллисчайлд?

Она прослушала все с начала до конца, а потом повторила еще раз. Теперь ей хотелось, чтобы у нее не был такой удивленный голос, чтобы она не выглядела как оробевшая школьница, которую директриса хвалит за конкурсное сочинение.

Столько лет она мечтала об этой минуте, была уверена, что будет прыгать и скакать от счастья, но сейчас испытывала только спокойное удовлетворение, с горечью ощущая, что ей чего-то не хватает. Если бы Киа была рядом и разделила с ней эту радость!

Экран снова издал мелодичное треньканье. Анна села, не смея надеяться, что на сей раз это будет ее возлюбленная.

– Экран на прием!

Экран осветился. Анна разочарованно заморгала. Ей улыбалась хорошенькая девушка-китаянка. Анна напрягла память, уверенная, что она наверняка запомнила бы человека такой необычной внешности.